Ускользающая красота — Викицитатник

Ускользающая красота (итал. Io ballo da sola, англ. Stealing Beauty) — драматический фильм режиссёра Бернардо Бертолуччи, снятый в 1995 году.

«УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА» / «Я ТАНЦУЮ ОДНА» (Stealing Beauty / Io ballo…: kinanet — LiveJournal

Автор сюжета Бернардо Бертолуччи (Bernardo Bertolucci)
Автор сценария Сюзан Мино (Susan Minot) 
Оператор Дарьюс Хонджи (Darius Khondji)
Главный художник Джанни Сильвестри (Gianni Silvestri)
Художник Доменико Сика (Domenico Sica)
Композитор Ричард Хартли (Richard Hartley)
В ролях: Лив Тайлер (Liv Tyler), Джереми Айронс (Jeremy Irons), Донал МакКанн (Donal McCunn), Шинед Кьюсак (Sinéad Cusack), Стефания Сандрелли (Stefania Sandrelli), Жан Маре (Jean Marais), Рейчел Вайс (Rachel Weisz), Джозеф Файнз (Joseph Fiennes), Джейсон Флеминг (Jason Flemyng), Карло Чекки (Carlo Cecchi), Д. У. Моффет (D.W. Moffett), Анна-Мария Герарди (Anna-Maria Gherardi), Игнацио Олива (Ignazio Oliva)
Кассовые сборы — 0,6 млн. фунтов стерлингов в Великобритании
Оценка — 8,5 (из 10)

Экзистенциальная мелодрама

Несмотря на распространённое мнение, что итальянский киноклассик Бернардо Бертолуччи давно уже устал и не может создать нечто достойное своего великого имени, эта лента не так однозначна и легко прочитывается, как это многим показалось на первых просмотрах в фестивальной суете в Канне или Сочи. «Ускользающая красота» (таково российское прокатное название) появилась на пиратском видео под вроде бы глупым названием «Красотка-воровка». Однако в этом просторечном обороте переводчика неожиданно обнаруживается особый смысл.
Конечно, автор сюжета Бернардо Бертолуччи и сценаристка Сюзан Мино невольно породили загадку для тех, кто попытается перевести англоязычное название поведанной ими истории. Она рассказывает о девятнадцатилетней красивой американке Люси, которая приезжает на лето в итальянскую провинцию Тоскана — чтобы найти своего настоящего отца, а также того идеального мужчину, кто лишит её невинности. Знаменательно, что выбранная режиссёром на главную роль после долгих поисков восемнадцатилетняя американка Лив Тайлер тоже лишь в подростковом возрасте узнала, что является дочерью Стивена Тайлера, лидера рок-группы Aerosmith.
Рекламируемая даже в качестве эротической мелодрамы, эта картина гениального автора «Последнего танго в Париже» кое-кем действительно воспринимается как соблазнительный рассказ всё-таки немолодого постановщика (ему было уже 55 лет), любующегося, словно эстет-порнократ, прелестями девственницы — Лолиты 90-х годов из Америки. Забавно, что английский актёр Джереми Айронс сразу после съёмок в Stealing Beauty был приглашён Эдрианом Лайном на роль Гумберта-Гумберта в новой версии «Лолиты», а на каннской пресс-конференции журналисты стремились оскорбить Бертолуччи, заявляя, что он якобы тоже попытался косвенно экранизировать роман Владимира Набокова. Поэтому и версии переводов названия были зазывающими — «Покоряющая красота», «Подкупающая красота», «Украденная красота» и т. п.
Возможно, поскучав в течение первого часа и даже поиронизировав над «Последним танцем в Тоскане» (хотя вновь, как и всегда у Бертолуччи, сцена танца, на этот раз в одном из старых итальянских замков, относится к самым ключевым в фильме), внимательный, а главное — тонко чувствующий зритель, настроенный на камертон автора, может вдруг уловить, что возвращение итальянского режиссёра на родину после 15-летнего отсутствия не является ни случайным, ни таким уж бесхитростно наивным. А его исповедальное высказывание по поводу того, что в данной ленте он отправился внутрь самого себя, не выглядит таким уж дежурным.
Казалось бы, сам постановщик посмеивается над Италией, «нацией, которая может произносить лишь длинные монологи», и вообще над стремящейся к объединению Европой (симптоматично, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках — английском, итальянском, французском, немецком). Время проходит в пустопорожних псевдоинтеллектуальных беседах и в усталых забавах людей, которые ещё пытаются не утратить хоть какую-либо радость жизни. «Вырождающийся рай», давно позабытое величие Римской империи (как и потерянный «золотой век» античности), существование, которое лишено не только мифологического, но и телеологического (то есть целесообразного) плана, медленное умирание культуры и цивилизации от неважно какой болезни… Прежде всего, это относится к Алексу, одному из гипотетических отцов Люси, которому всё-таки важнее её присутствие в качестве напоминания о бурной молодости и временах Lucy in the Sky with the Diamonds — намёк должен читаться не только любителями LSD и поклонниками The Beatles.
Такова «сладкая жизнь» в конце XX века разнородных обитателей поэтичных тосканских земель, на которые неумолимо вторгаются чужеродные силы, как, например, телеретрансляторы, противостоящие скульптурам Иэна, ещё одного возможного родителя Люси. А она, в свою очередь, как бы повторяет судьбу матери-американки, модельерши и поэтессы в одном лице, которая во время поездки по Италии в августе 1975 года переспала с кем-то из едва знакомых мужчин. И не имеет значения, с кем именно — представительница нового «поколения Х» может быть дочерью любого из тех, кто жил в уныло-трагическую эпоху «после революции», когда на смену бунтарским настроениям шестидесятых пришли разброд и шатания семидесятых.
Бернардо Бертолуччи стремился вынести приговор тем временам ещё в своей самой неудачной, пожалуй, картине со знаменательным названием «Трагедия смешного человека» об отце-промышленнике, вынужденном расплачиваться за ниспровергательские грехи родного сына. Кстати, именно после съёмок этого фильма 1981 года режиссёр практически покинул Италию, поселившись в Лондоне, а за поисками новой духовности отправился на Дальний и Ближний Восток, сняв свою «ориентальную трилогию» — «Последний император», «Под покровом небес» (лишь мимоходом надо отметить перекличку данной ленты с «Ускользающей красотой» благодаря мотиву «губительной силы большой и красивой любви») и «Маленький Будда».
Но немаловажно и то, что в промежутке между эпической фреской «Двадцатый век» (там автор в середине 70-х годов пытался прорваться от камерной монологичной драмы к романной диалогичной структуре) и упомянутой «Трагедией смешного человека» Бертолуччи снял наиболее психоаналитичную работу в собственном творчестве — «Луна» (1979). Она тоже стала своеобразной жертвой непонимания со стороны критиков и зрителей, не пожелавших не увидеть ничего, кроме темы скандального инцеста между оперной певицей-американкой и её пятнадцатилетним наркотизирующимся сыном, который тяжело переживает смерть отца, а в финале узнаёт, что его настоящий отец — итальянский учитель. Кстати, мотив идентификации отца, словно «эдипов комплекс», попутно связанный и с идеей поисков дома и вообще своего не столько географического, сколько духовно понятого отечества, присутствует не только в «Луне», но почти в каждой ленте Бернардо Бертолуччи, по-новому отозвавшись в Stealing Beauty.
Люси из «Ускользающей красоты» появилась на свет в мае 1976 года (забавно, но это дата премьеры «Двадцатого века» на фестивале в Канне), то есть она — Телец и Дракон. И внезапно возникшая во время просмотра «Красотки-воровки» (или не так упрощённо — «Обкрадывающей красоты») аналогия со знаменитым живописным полотном «Похищение Европы» на античный сюжет о Зевсе в облике быка, который украл одно из исконно хтонических божеств, связанных одновременно с производительной силой земли или воды и умерщвляющей потенцией преисподней, отнюдь не парадоксальна.
Конечно, и саму «широкоглазую» (эпитет луны) девушку, которая испытывает странное томление в момент полнолуния, можно принять за страдательную фигуру — аналог похищаемой богини Европы, нередко отождествляемой с Луной. Но согласно Мифологическому словарю, Европа является также коррелятом (то есть соотнесённой персоной) древнего Зевса Евриопа («широкогласного»), восходящего к догреческим культам Северной Греции и Малой Азии. В этом смысле ритуал похищения Европы Зевсом начинает напоминать обряд самособлазнения, автоэротики, чем, собственно говоря, и занята юная Люси, выбирая себе сексуального партнера как жертву для собственной же инициации, самопожертвованного расставания с невинностью.
Странный персонаж в исполнении очень старого и седого Жана Маре (не только романтического кумира, героя костюмно-приключенческих фильмов, но и исполнителя Орфея у Жана Кокто) бубнит по-французски о том, что теперь никто уже не помнит о Дьяволе. И ангелоподобная девушка Люси — почти как искушающий всю буржуазную семью незнакомец (то ли Агнец Божий, то ли Ангел Тьмы) в шедевре «Теорема» Пьера Паоло Пазолини, пророчески появившемся в критический для европейского самосознания 1968 год. Бертолуччи как непосредственный ученик и творческий наследник Пазолини создал 28 лет спустя свою трагическую притчу о Зловещении (в противовес Благовещению), явлении персонифицированного соблазняющего начала (интересно, что и двойное грехопадение Люси и Освальдо, словно Евы и Адама, происходит под величественным древом) в тот анемичный и растерянный мир современной Европы, которая готова и к тонкому искушению, и к грубому похищению. Финальные кадры с видами городов Италии с птичьего полёта тоже как бы рифмуются со снятыми чуть сверху сценами в пустыне из «Теоремы», куда удалился владелец фабрики, по-библейски познавший загадочного посланника.
«Теорема» успела получить премию экуменического жюри в Венеции-68 и удостоиться анафемы римского папы. А ныне метафизическим богохульством никого не удивишь и не возмутишь. Тем не менее, обидно, что в Канне-96 жюри во главе с Фрэнсисом Фордом Копполой отметило скучно-бытовую картину «Тайны и ложь», провинциально-кровавый «Фарго», дерзко провокационную «Автокатастрофу» и даже «Рассекая волны» мыслящего как бы «по касательной» датчанина Ларса фон Трира, другого певца «заката Европы». А вот ускользающе («как в зеркале, гадательно, а не лицом к лицу») умное и исподволь трогательное творение Бернардо Бертолуччи вообще осталось без наград. Впрочем, на кинофестивалях он их никогда и не имел.

1996

Ускользающая красота — Look At Me

Несмотря на распространённое мнение, что итальянский киноклассик Бернардо Бертолуччи давно уже устал и не может создать нечто достойное своего великого имени, эта лента не так однозначна и будто бы легко прочитывается, как это многим показалось на первых просмотрах в фестивальной суете в Канне или Сочи. Причём «Ускользающая красота» (таково российское прокатное название) появилась на пиратском видео под вроде бы глупым названием «Красотка-воровка». Однако в этом просторечном обороте переводчика неожиданно обнаружился особый смысл.

————————————————————————————————————————

Друзья, приглашаю посмотреть этот замечательный фильм в Арт-кафе Публика, 22 января, в 19.00. Вход свободный. Подробности здесь >>>

————————————————————————————————————————

Конечно, автор сюжета Бернардо Бертолуччи и сценаристка Сюзан Мино невольно породили загадку для тех, кто попытается перевести англоязычное название поведанной ими истории. Она рассказывает о девятнадцатилетней красивой американке Люси, которая приезжает на лето в итальянскую провинцию Тоскана — чтобы найти своего настоящего отца, а также того идеального мужчину, кто лишит её невинности. Знаменательно, что выбранная режиссёром на главную роль после долгих поисков восемнадцатилетняя американка Лив Тайлер тоже лишь в подростковом возрасте узнала, что является дочерью Стивена Тайлера, лидера рок-группы Aerosmith.

Рекламируемая даже в качестве эротической мелодрамы, эта картина гениального автора «Последнего танго в Париже» кое-кем действительно воспринимается как соблазнительный рассказ всё-таки немолодого постановщика (ему было уже 55 лет во время съёмок), любующегося, словно эстет-порнократ, прелестями девственницы — Лолиты 90-х годов из Америки. Забавно, что английский актёр Джереми Айронс сразу после участия в Stealing Beauty был приглашён Эдрианом Лайном на роль Гумберта-Гумберта в новой версии «Лолиты», а на каннской пресс-конференции журналисты стремились оскорбить Бертолуччи, заявляя, что он якобы тоже попытался косвенно экранизировать роман Владимира Набокова. Поэтому и версии переводов названия были зазывающими — «Покоряющая красота», «Подкупающая красота», «Украденная красота» и т. п.

Возможно, поскучав в течение первого часа и даже поиронизировав над «Последним танцем в Тоскане» (хотя вновь, как и всегда у Бертолуччи, сцена танца, на этот раз в одном из старых итальянских замков, относится к самым ключевым в фильме), внимательный, а главное — тонко чувствующий зритель, настроенный на камертон автора, может вдруг уловить, что возвращение итальянского режиссёра на родину после 15-летнего отсутствия не является ни случайным, ни таким уж бесхитростно наивным. А его исповедальное высказывание по поводу того, что в данной ленте он отправился внутрь самого себя, не выглядит таким уж дежурным.

Казалось бы, сам постановщик посмеивается над Италией, «нацией, которая может произносить лишь длинные монологи», и вообще над стремящейся к объединению Европой (симптоматично, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках — английском, итальянском, французском, немецком). Время проходит в пустопорожних псевдоинтеллектуальных беседах и в усталых забавах людей, которые ещё пытаются не утратить хоть какую-либо радость жизни. «Вырождающийся рай», давно позабытое величие Римской империи (как и потерянный «золотой век» Древней Греции), существование, которое лишено не только мифологического, но и телеологического (то есть целесообразного) плана, медленное умирание культуры и цивилизации от неважно какой болезни… Прежде всего, это относится к Алексу, одному из гипотетических отцов Люси, которому всё-таки важнее её присутствие в качестве напоминания о бурной молодости и временах Lucy in the Sky with the Diamonds — намёк должен читаться не только любителями LSD и поклонниками The Beatles.

Такова «сладкая жизнь» в конце XX века разнородных обитателей поэтичных тосканских земель, куда неумолимо вторгаются чужеродные силы, как, например, телеретрансляторы, противостоящие скульптурам Иэна, ещё одного возможного родителя Люси. А она, в свою очередь, как бы повторяет судьбу матери-американки, модельерши и поэтессы в одном лице, которая во время поездки по Италии в августе 1975 года переспала с кем-то из едва знакомых мужчин. И не имеет значения, с кем именно — представительница нового «поколения Х» может быть дочерью любого из тех, кто жил в уныло-трагическую эпоху «после революции», когда на смену бунтарским настроениям шестидесятых пришли разброд и шатания семидесятых.

Бернардо Бертолуччи стремился вынести приговор тем временам ещё в своей самой неудачной, пожалуй, картине со знаменательным названием «Трагедия смешного человека» об отце-промышленнике, который вынужден расплачиваться за ниспровергательские грехи родного сына. Кстати, именно после съёмок этого фильма 1981 года режиссёр практически покинул Италию, поселившись в Лондоне, а за поисками новой духовности отправился на Дальний и Ближний Восток, сняв свою «ориентальную трилогию» — «Последний император», «Под покровом небес» (лишь мимоходом надо отметить перекличку данной ленты с «Ускользающей красотой» благодаря мотиву «губительной силы большой и красивой любви») и «Маленький Будда».

Но немаловажно и то, что в промежутке между эпической фреской «Двадцатый век» (там автор в середине 70-х годов пытался прорваться от камерной монологичной драмы к романной диалогичной структуре) и упомянутой «Трагедией смешного человека» Бертолуччи снял наиболее психоаналитичную работу в собственном творчестве — «Луна» (1979). Она тоже стала своеобразной жертвой непонимания со стороны критиков и зрителей, не пожелавших не увидеть ничего, кроме темы скандального инцеста между оперной певицей-американкой и её пятнадцатилетним наркотизирующимся сыном, который тяжело переживает смерть отца, а в финале узнаёт, что появился на свет от интимной связи матери с итальянским учителем. Кстати, мотив идентификации отца, словно «эдипов комплекс», попутно связанный и с идеей поисков дома и вообще своего не столько географического, сколько духовно понятого отечества, присутствует не только в «Луне», но почти в каждой ленте Бернардо Бертолуччи, по-новому отозвавшись в Stealing Beauty.

Люси родилась в мае 1976 года (забавно, но это дата премьеры «Двадцатого века» на фестивале в Канне), то есть она — Телец и Дракон. И внезапно возникшая во время просмотра «Красотки-воровки» (или же не так упрощённо — «Обкрадывающей красоты») аналогия со знаменитым живописным полотном «Похищение Европы» на античный сюжет о Зевсе в облике быка, который украл одно из исконно хтонических божеств, связанных одновременно с производительной силой земли или воды и умерщвляющей потенцией преисподней, отнюдь не парадоксальна.

Конечно, и саму «широкоглазую» (эпитет луны) девушку, которая испытывает странное томление в момент полнолуния, можно принять за страдательную фигуру — аналог похищаемой богини Европы, нередко отождествляемой с Луной. Но согласно «Мифологическому словарю», Европа является также коррелятом (то есть соотнесённой персоной) древнего Зевса Евриопа («широкогласного»), восходящего к догреческим культам Северной Греции и Малой Азии. В этом смысле ритуал похищения Европы Зевсом начинает напоминать обряд самособлазнения, автоэротики, чем, собственно говоря, и занята юная Люси, выбирая себе сексуального партнёра как жертву для собственной же инициации, самопожертвованного расставания с невинностью.

А странный персонаж в исполнении очень старого и седого Жана Маре (не только романтического кумира публики, героя костюмно-приключенческих фильмов, но и исполнителя роли Орфея у Жана Кокто) бубнит по-французски о том, что теперь никто уже не помнит о Дьяволе. И ангелоподобная девушка Люси — почти как искушающий всю буржуазную семью незнакомец (то ли Агнец Божий, то ли Ангел Тьмы) в шедевре «Теорема» Пьера Паоло Пазолини, пророчески появившемся в критический для европейского самосознания 1968 год.

Бертолуччи как непосредственный ученик и творческий наследник Пазолини создал спустя 28 лет свою трагическую притчу о Зловещении (в противовес Благовещению), явлении персонифицированного соблазняющего начала (интересно, что и двойное грехопадение Люси и Освальдо, словно Евы и Адама, происходит под величественным древом) в тот анемичный и растерянный мир современной Европы, которая готова и к тонкому искушению, и к грубому похищению. Финальные кадры с видами городов Италии с птичьего полёта тоже как бы рифмуются со снятыми чуть сверху сценами в пустыне из «Теоремы», куда удалился владелец фабрики, по-библейски познав загадочного посланника.

«Теорема» успела получить премию экуменического жюри в Венеции-68 и удостоиться анафемы римского папы. А ныне метафизическим богохульством никого не удивишь и не возмутишь. Тем не менее, обидно, что в Канне-96 жюри во главе с Фрэнсисом Фордом Копполой отметило скучно-бытовую картину «Тайны и ложь», провинциально-кровавый «Фарго», дерзко провокационную «Автокатастрофу» и даже «Рассекая волны» мыслящего как бы «по касательной» датчанина Ларса фон Трира, другого певца «заката Европы». А вот ускользающе («как в зеркале, гадательно, а не лицом к лицу») умное и исподволь трогательное творение Бернардо Бертолуччи вообще осталось без наград. Впрочем, на кинофестивалях он их никогда и не имел! Сергей Кудрявцев

Villa di Geggiano. Место съемок фильма «Ускользающая красота». | Блогер hakuna_matata на сайте SPLETNIK.RU 16 августа 2019

Фильм «Ускользающая красота» был снят Бернардо Бертолуччи в 1996 году и открыл дорогу в большое кино Лив Тайлер. Успех картине обеспечили не только красивые кадры с юной Лив, но и потрясающие пейзажи и декорации, в которых разворачивалось действие. Фильм снимался на старинной вилле Villa di Geggiano в Тоскане, принадлежащей семейству графа Андреа Бьянки Бандинелли с 1527 года и славящейся своими оригинальными фресками эпохи Возрождения. Поместье площадью 25 гектаров находится в пяти  километрах от Сиены и расположено на живописной территории с садами, виноградниками  и  оливковыми рощами.

Самой вилле более 700 лет, а семья Бандинелли владеет ею последние пять веков. Род Бандинелли — один из старейших в Италии, к нему принадлежит множество знаменитых личностей, включая папу римского Александра III. Хозяева сдают дом под торжественные церемонии, культурные мероприятия, частные вечеринки, а также принимают организованные экскурсии и просто туристов, приезжающих на выходные полюбоваться природой и отведать местных вин.

Когда в 1995 году Бернардо Бертолуччи заехал в гости к своему старому приятелю, графу Андреа Бьянки Бандинелли, он понял, что наконец нашел то, что искал. Бертолуччи как раз приступал к съемкам «Ускользающей красоты», и ему была нужна старинная вилла в Тоскане с большим садом. Трехэтажная вилла Villa di Geggiano площадью 2000 кв. м. в стиле позднего барокко, с гостевым домом, фамильной часовней, садом, романтичными аллеями в обрамлении столетних кипарисов и лимонных деревьев, театром, прудом с золотыми рыбками, подошла ему по всем параметрам. Вилла объявлена в Италии национальным достоянием, а ее сад считается одним из самых красивых в Тоскане.

У каждого уголка виллы di Geggiano своя история. Например, парадный зал украшен фресками, выполненными тирольским художником Игнатиусом Модером. В обстановке преобладает покрытая росписью мебель в стиле veneziano rustico — она была в моде в середине XVIII века.

Зеленая комната на втором этаже. Стены украшают работы Игнатиуса Модера. Рисунок на них не выткан, а написан маслом по холсту. Стулья и деревянные подставки для ног сделаны сиенскими мастерами в XVIII веке.

Стены спален обтянуты французской тканью жуи. Гардеробные и сундуки битком набиты старинной одеждой, некоторые экземпляры относятся к середине XVI века. В одной из спален красуется гигантская кровать с балдахином и портретом папы Пия VI.

Во времена наполеоновских войн Пий VI вынужден был бежать из Ватикана и долгое время скрываться в одном из монастырей Сиены. Естественно, достойного ложа для его святейшества не нашлось, и, как гласит история, за помощью обратились на виллу di Geggiano. Бандинелли немедленно отправили в монастырь самую роскошную из имеющихся кроватей, которую впоследствии, после изгнания Наполеона, папа приказал вернуть. В качестве благодарности он преподнес свой портрет, велев прикрепить его к изголовью.

Фрагмент изголовья кровати, на которой спал папа римский. Она сделана сиенскими мастерами из позолоченного дерева и обтянута тканью жуи с модным в XVIII веке узором в стиле шинуазри.

 Над изголовьем в овальной раме портрет папы.

Всего в доме 30 комнат и 9 ванных.

Вся обстановка Голубой комнаты на втором этаже сохранилась с XVIII века. Стены оклеены французскими обоями. Над туалетным столиком — зеркало работы сиенских мастеров, рядом две алебастровые вазы, сделанные в Вольтерре. В центре комнаты — люстра из богемского хрусталя. 

 Расписные стулья в Голубой комнате сделаны сиенскими мастерами в начале XIX века

Бра с портретами римских императоров появились на вилле в 1930-х годах и изначально работали не на электричестве, а на керосине.

Фамильные серебряные столовые приборы и фарфоровая посуда работы флорентийских мастеров украшены гербом рода Бандинелли.

Спальня драматурга Витторио Альфьери (300 лет назад он подолгу жил на вилле и ставил свои пьесы в зеленом театре) обставлена в стиле венецианского барокко. Кровать считается одной из семейных реликвий.

 Потайная ванная комната.

Владелец виллы, Граф Андреа Бандинелли, родом из Милана, как и его жена Татьяна. Познакомились они в Римском университете, где изучали архитектуру. Жили в Риме, а на виллу приезжали только летом — так же, как и другие Бандинелли, веками использовавшие дом в качестве «дачи». За родовое поместье граф взялся всерьез. Наладил поставки вина (вино на вилле  делают с 1725 года) в лучшие отели и рестораны Европы и Америки, стал устраивать летние концерты классической музыки (в зеленом театре регулярно выступает оркестр Берлинской филармонии) и водить по дому экскурсии.

 Лив Тайлер на съемках фильма «Ускользающая красота».

Виноградники Villa di Geggiano.

 Хозяин виллы, граф Андреа Бьянки Бандинелли, с матерью, графиней Алессандрой, и дочерью Бьянкой.

Спасибо за внимание!

Ускользающая красота — Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия — статья

Экзистенциальная мелодрама.

Несмотря на распространенное мнение, что итальянский киноклассик давно уже устал и не может создать нечто достойное своего великого имени, эта лента не так однозначна и легко прочитывается, как это многим показалось на первых просмотрах в фестивальной суете в Канне или Сочи. «Ускользающая красота» (таково российское прокатное название) появилась на пиратском видео под вроде бы глупым названием «Красотка-воровка». Однако в этом просторечном обороте переводчика неожиданно обнаруживается особый смысл. Конечно, автор сюжета Бернардо Бертолуччи и сценаристка Сюзан Мино невольно породили загадку для тех, кто попытается перевести англоязычное название их истории о девятнадцатилетней красивой американке Люси, которая приезжает на лето в итальянскую провинцию Тоскана — для того, чтобы найти своего настоящего отца и того идеального мужчину, кто лишит ее невинности (знаменательно, что выбранная режиссером на главную роль после долгих поисков восемнадцатилетняя американка Лив Тайлер тоже лишь в подростковом возрасте узнала, что является дочерью одного из музыкантов популярной группы Aerosmith).

Рекламируемая на видеорынке в качестве эротической мелодрамы, новая картина гениального автора «Последнего танго в Париже» кое-кем действительно воспринимается как соблазнительный рассказ все-таки немолодого постановщика (ему уже давно за пятьдесят), любующегося, словно эстет-порнократ, прелестями девственницы — Лолиты 90-х годов из Америки (забавно, что английский актер Джереми Айронс сразу же после съемок в Stealing Beauty был приглашен на роль Гумберта-Гумберта в так до сих пор и не выпущенную из-за непонятного скандала «Лолиту» Эдриана Лайна, а на каннской пресс-конференции журналисты стремились оскорбить Бертолуччи, заявляя, что он тоже пытался экранизировать «Лолиту»). Поэтому и версии переводов названия были зазывающими — «Покоряющая красота», «Подкупающая красота», «Украденная красота» и т. п. Но поскучав в течение первого часа и даже поиронизировав над «Последним танцем в Тоскане» (хотя вновь, как всегда у Бертолуччи, сцена танца, на этот раз в одном из старых итальянских замков, относится к самым ключевым в фильме), внимательный, а главное — тонко чувствующий зритель, настроенный на камертон автора, может вдруг уловить, что возвращение итальянского режиссера на родину после отсутствия в течение 15 лет не является ни случайным, ни таким уж бесхитростно наивным. А его исповедальное высказывание по поводу того, что в новой ленте он отправился внутрь самого себя, не выглядит таким уж дежурным.

Казалось бы, сам режиссер посмеивается над Италией, «нацией, которая может произносить лишь длинные монологи» и вообще над стремящейся к объединению Европой (симптоматично, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках — английском, итальянском, французском, немецком), которая проводит время в пустопорожних псевдоинтеллектуальных беседах и в усталых забавах людей, еще пытающихся не утратить хоть какую-либо радость жизни.

«Вырождающийся рай», давно позабытое величие Римской империи (как и потерянный «золотой век» античности), существование, лишенное не только мифологического, но и телеологического (то есть целесообразного) плана, медленное умирание культуры и цивилизации от неважно какой болезни (прежде всего это относится к Алексу, одному из гипотетических отцов Люси, которому все же важнее ее присутствие в качестве напоминания о бурной молодости и временах Lucy in the Sky with the Diamonds — намек должен читаться не только любителями LSD и поклонниками The Beatles)…

Такова «сладкая жизнь» в конце 20 века разнородных обитателей поэтичных тосканских земель, на которые неумолимо вторгаются чужеродные силы, как, например, телеретрансляторы, противостоящие скульптурам Иэна, еще одного возможного родителя Люси, в свою очередь как бы повторяющей судьбу матери-американки, модельерши и поэтессы в одном лице, в августе 1975 года переспавшей с кем-то из едва знакомых мужчин. И не имеет значения, с кем именно — представительница нового «поколения Х» может быть дочерью любого из тех, кто жил в уныло-трагическую эпоху «после революции», когда на смену бунтарским настроениям шестидесятых пришли разброд и шатания семидесятых, приговор которым Бернардо Бертолуччи стремился вынести в своей самой неудачной, пожалуй, ленте со знаменательным названием «Трагедия смешного человека» об отце-промышленнике, вынужденном расплачиваться за ниспровергательские грехи родного сына.

Кстати, именно после съемок этого фильма 1981 года Бертолуччи покинул Италию, поселившись в Лондоне, а за поисками новой духовности отправился на Дальний и Ближний Восток, сняв свою «ориентальную трилогию» — «Последний император», «Под покровом небес» (буквально в скобках отметим перекличку этой ленты с «Ускользающей красотой» прежде всего благодаря мотиву «губительной силы большой и красивой любви») и «Маленький Будда».

Но немаловажно и то, что в промежутке между эпической фреской «Двадцатый век» (в которой автор в середине 70-х годов пытался прорваться от камерной монологичной драмы к романной диалогичной структуре) и уже упомянутой «Трагедией смешного человека» итальянский постановщик снял наиболее психоаналитичную картину в своем творчестве — «Луна» (1979). Она тоже стала своеобразной жертвой непонимания со стороны критиков и зрителей, не пожелавших не увидеть ничего, кроме темы скандального инцеста между оперной певицей-американкой и ее пятнадцатилетним наркотизирующимся сыном, который тяжело переживает смерть отца, а в финале узнает, что его настоящий отец — итальянский учитель. Кстати, мотив идентификации отца, словно «эдипов комплекс», попутно связанный и с идеей поисков дома и вообще своего не столько географического, сколько духовно понятого отечества, присутствует не только в этой ленте, но практически почти в каждой работе Бернардо Бертолуччи, теперь по-новому отозвавшись в Stealing Beauty.

Люси из «Ускользающей красоты» появилась на свет в мае 1976 года (забавно, но это дата премьеры «Двадцатого века» на фестивале в Канне), то есть она — Телец и Дракон. И внезапно возникшая во время просмотра «Красотки-воровки» (или не так упрощенно — «Обкрадывающей красоты») аналогия со знаменитой живописной картиной «Похищение Европы» на античный сюжет о Зевсе в облике быка, укравшего одно из исконно хтонических божеств (связанных одновременно с производительной силой земли или воды и умерщвляющей потенцией преисподней) отнюдь не парадоксальна.

Конечно, и саму «широкоглазую» (эпитет луны) девушку, испытывающую странное томление в момент полнолуния, можно принять за страдательную фигуру — аналог похищаемой богини Европы, нередко отождествляемой с Луной. Но согласно Мифологическому словарю, Европа является также коррелятом (то есть соотнесенной персоной) древнего Зевса Евриопа («широкогласного»), восходящего к догреческим культам Северной Греции и Малой Азии. В этом смысле ритуал похищения Европы Зевсом начинает напоминать обряд самособлазнения, автоэротики, чем, собственно говоря, и занята юная Люси, выбирающая себе сексуального партнера как жертву для своей же инициации, самопожертвованного расставания с невинностью.

Странный персонаж в исполнении очень старого и седого Жана Маре (романтического кумира, героя костюмно-приключенческих лент, но и сыгравшего Орфея в фильмах Жана Кокто) бубнит по-французски о том, что теперь никто уже не помнит о дьяволе. И ангелоподобная девушка Люси — почти как искушающий всю буржуазную семью незнакомец (то ли Агнец Божий, то ли Ангел Тьмы) в пазолиниевском шедевре «Теорема», пророчески снятом в критический для европейского самосознания 1968 год. Бертолуччи как непосредственный ученик и творческий наследник Пазолини создал 27 лет спустя свою трагическую притчу о Зловещении (в противовес Благовещению), явлении персонифицированного соблазняющего начала (интересно, что и двойное грехопадение Люси и Освальдо, словно Евы и Адама, происходит под величественным древом) в тот анемичный и растерянный мир современной Европы, которая готова и к тонкому искушению, и к грубому похищению. Финальные кадры с видами городов Италии с птичьего полета тоже как бы рифмуются со снятыми чуть сверху сценами в пустыне из «Теоремы», куда удалился владелец фабрики, по-библейски познавший загадочного посланника.

«Теорема» успела получить премию экуменического жюри в Венеции—68 и удостоиться анафемы римского папы. Ныне метафизическим богохульством никого не удивишь и не возмутишь. Тем не менее обидно, что в Канне—96 жюри во главе с Фрэнсисом Копполой отметило скучно-бытовые «Тайны и ложь», провинциально-кровавый «Фарго», дерзко провокационную «Автокатастрофу» и даже «Рассекая волны» мыслящего как бы «по касательной» датчанина Ларса фон Трира, другого певца «заката Европы». А ускользающе («как в зеркале, гадательно, а не лицом к лицу») умная и исподволь трогательная лента Бернардо Бертолуччи вообще осталась без наград. Впрочем, на кинофестивалях он их никогда и не имел.

Сергей Кудрявцев

определение неуловимого по The Free Dictionary

Более того, примерно в то же время, что и Фиренцуола, светловолосые, угловатые, сдержанные женщины Боттичелли нарушали все каноны этого мастера красоты, тем не менее совершенные в красоте; и любовники тогда, и, возможно, особенно сейчас, нашли совершенную красоту в лицах, которой мессер Фиренцуола вообще отказал бы в названии лица, в силу качества, которое он действительно свел в таблицу, но которое слишком неуловимо и неопределимо. слишком духовно, чтобы он мог по-настоящему понять — качество, которое в наши дни мы с опозданием признаем первым и последним в красоте природы или искусства, — высшее, поистине божественное, потому что материалистически необъяснимое качество Обаяния! По ветру он шел по неуловимому следу с чувством восприятия, настолько превосходящим, что у обычного человека, что было непостижимым для нас.Сабин принял озадаченный вид человека, пытающегося уловить неуловимое воспоминание. Кроме того, они сделали более гротескным уже гротескную и неуловимую индивидуальность. Люди поворачивали головы, чтобы взглянуть на нее, и не один придавал внимательность ее высказываниям. надеясь таким образом получить неуловимую, но всегда желаемую «вершину». Аробин уловил инфекцию возбуждения, которая притягивала его к Эдне, как магнит. а может быть, на дальнем горизонте их косяки; но этот рассеянный юноша погружен в такую ​​опиумную апатию пустой бессознательной задумчивости благодаря слиянию ритма волн с мыслями, что в конце концов он теряет свою идентичность; принимает таинственный океан к своим ногам за видимый образ этой глубокой, голубой, бездонной души, пронизывающей человечество и природу; и каждая странная, полузаметная, скользящая, красивая вещь, ускользающая от него; каждый смутно обнаруживаемый, вздымающийся плавник какой-то неразличимой формы кажется ему воплощением тех неуловимых мыслей, которые только одолевают душу, постоянно порхая сквозь нее.Когда Вула закончил свой обед, я снова приступил к своему утомленному и, казалось бы, бесконечному блужданию в поисках неуловимого водного пути. Какие странные достижения человечества, какие чудесные достижения нашей рудиментарной цивилизации, я подумал, могли не появиться, когда я подошел ближе тусклый неуловимый мир, который мчался и колебался перед моими глазами! Это было неуловимое видение — момент сбивающей с толку тьмы, а затем, во вспышке, как дневной свет, красные массы Приюта у вершины холма, зеленые вершины сосен, и этот проблемный объект получился четким, резким и ярким.Племя тихо кормилось, распространившись по значительной территории, когда на некотором расстоянии к востоку от того места, где Тарзан лежал на животе у прозрачного ручья, пытался поймать неуловимую рыбу своими быстрыми коричневыми руками, раздался сильный крик. энергия для погони за неуловимой бабочкой, которую судьба подводила все ближе и ближе к холодному, суровому наблюдателю в кустах. Диана Барри, розовая и покрытая ямочками, в тени верного Фреда; Джейн Эндрюс, аккуратная, разумная и незамысловатая; Руби Гиллис, которая выглядела самой красивой и яркой в ​​кремовой шелковой блузке, с красной геранью в золотистых волосах; Гилберт Блайт и Чарли Слоан, оба стараясь держаться как можно ближе к неуловимой Анне; Кэрри Слоан выглядела бледной и меланхоличной, потому что, как сообщалось, ее отец не позволял Оливеру Кимбаллу приближаться к этому месту; Муди Сперджен Макферсон, круглое лицо и неприятные уши которого были такими же круглыми и неприятными, как всегда; а Билли Эндрюс, просидевший весь вечер в углу, хихикал, когда с ним говорили, и наблюдал за Энн Ширли с улыбкой удовольствия на его широком веснушчатом лице..

определение иллюзорности по The Free Dictionary

Он выкрикивал имя Кристины, размахивал пистолетом, бился лбом о стекло, пытаясь пробежать по полянам призрачного леса. Сабор часами ходил взад и вперед под деревом; четыре раза она присела и прыгнула на танцующего духа над ней, но с таким же успехом могла бы ухватиться за призрачный ветер, который шептал сквозь верхушки деревьев. Волно за залпом они изрыгали храмовых стражей; Залп за залпом грохотал сквозь разреженный воздух навстречу мимолетным призрачным летчикам.Прыгом он преодолел кустарник — вода смыкалась вокруг него с плеском — а затем мощными рывками поплыл в непроглядную ночь без проводника, кроме воспоминаний о призрачном крике, и для компании Одни только мисс Офелия и врач не чувствовали поддержки от этого призрачного перемирия. Когда я посмотрел, я начал понимать причину странности ландшафта, преследовавшего меня с самого начала, с призрачным намеком на причудливо и неестественно — ГОРИЗОНТА НЕ БЫЛО! Она могла оправиться от этих ужасов настолько, что вернулась бы к своему прежнему здоровью, спокойствию и даже бодрости, но никогда к тем чувствам, которые отныне будут казаться ей мимолетными. фантазия, суетная, призрачная мечта; тем более, что не было никого, кто напомнил бы ей о моем существовании — никакие средства убедить ее в моем пылком постоянстве теперь, когда мы были так далеко друг от друга, и из-за деликатности я не мог видеть ее или писать ей, по крайней мере, на несколько месяцев вперед .Но мое детство было одиноким, без родителей; без поддержки брата или сестры; и не было ничего удивительного в том, что, подобно тому как я выросла до юности, колдунья, обнаружившая меня потерянным в смутных мысленных блужданиях, с множеством привязанностей и немногими объектами, пылающими устремлениями и мрачными перспективами, сильными желаниями и тонкими надеждами, зажгла свой призрачный светильник ко мне на расстоянии, и заманите меня в ее сводчатый дом ужасов. Некоторые, кто лежал плашмя на льду в течение долгого времени, глядя вниз сквозь призрачную среду, возможно, слезящимися глазами в сделку, и приводимые к поспешным выводам страх простудиться в груди, видели огромные дыры, «в которые можно было бы загнать сено», если бы кто-нибудь загнал его, несомненный источник Стикса и вход в Адские Области из этих мест.На его лице была загадочная улыбка, если ее не лучше назвать ухмылкой или гримасой; но из всей толпы, увидевшей его, ни один человек, похоже, не обладал достаточной проницательностью, чтобы распознать призрачный характер незнакомца, кроме маленького ребенка и собачьей собачки. И чем больше интервал, отделяющий их от философии и разума, тем больше более странным и иллюзорным будет удовольствие? »Лунный свет в знакомой комнате, падающий таким белым на ковер и столь отчетливо демонстрирующий все его фигуры, делая каждый объект таким мельчайшим видимым, но столь непохожим на утреннюю или полуденную видимость. среда, наиболее подходящая писателю-романтику для знакомства с призрачными гостями..