Персона и смысл Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Электронный философский журнал Vox / Голос: http://vox-journal.org

Выпуск 13 (декабрь 2012)

Персона и смысл

Неретина С. С.

Аннотация: В «Сумме теологии» Фома Аквинский дает определение персоны как универсалии. Он отвергает такие способы существования универсалий, как отрицание или интенция, полагая общим именно персональное бытие, которое является общим в силу общности смысла и понимается как постоянно сдвигающееся «неуловимое неделимое». Персона — это лицо, речь этого лица и смысл, выраженный в его понимании.

Ключевые слова: персона, субсистенция, существование, универсалия, отрицание, интенция, множество, единичность, индивидуальность, число.

Почти всякий средневековый теолог и философ пытался понять одно из главных представлений о Боге — Троичность, выраженную через Лица, или Персоны. Фома Аквинский посвятил этому немало вопросов в «Сумме теологии», поскольку один из важных вопросов для него, католического теолога, был вопрос «есть ли Бог?». Определение персоны как таковой он начинает с анализа трактата Боэция «Против Евтихия и Нестория», который он читает и комментирует самым внимательным образом, обращая внимание на каждое употребляемое (вводимое в философский оборот) понятие. Прежде всего, это касается понятий субстанции и субсистенции, которыми намечен путь к «персоне». В отличие от субстанции, под которой понималось то, что и существует само по себе, и может принимать различные акциденции, субсистенция, в ее определении Боэцием, существует только сама по себе. Через этот термин мог быть понят Бог.

Боэций дал два определения персоны. Одно из них повторяется до сих пор: это «индивидуальная субстанция разумной природы». Другое, «индивидуальная субсистенция разумной природы», забылось. Между тем, для понимания и персоны богочеловека, и человека важны оба определения. Фома, начавший размышлять об этом особенно в 29 — 43 вопросах «Теологической суммы», разумеется, цитирует Боэция и оба его определения персоны, однако, ставит акцент на единичность субсистенции, чем и обозначил определенную трудность. Что значит единичность? Если субсистенция одна и сама по себе, то это Бог, и Он один. Если субсистенций много, то причем здесь единичность, хотя персона именно единична, а не универсальна? Практически самим этим вопросом озадачивается проблема

соотношение единичности и универсальности: насколько они могут быть противопоставленными.

Боэций полагает, что персону легче всего постичь через голос (то есть речевые особенности, модуляции, интонации). e, как следует произносить по правилам грамматики, а с острым ударением на третьем слоге от конца — persónare, то обнаруживается его связь со словом sonus-звук1. Боэций пишет об этом в трактате-письме «Против Евтихия и Нестория». Но в другом, учебно-логическом, трактате «Комментарий к Порфирию» он называет словом «persona» любую единичную вещь2, а вещь — это и камень, и стрела. Боэций мается, как ему умудриться связать персону с ипостасью, и вместе с тем с маской-голосом, то есть и с материей, и с душой. Он объясняет, что словом «персона» (для Боэция это некоторый аналог «илюотаок;») в конечном итоге можно назвать только «человека, Бога, ангела», но логического объяснения этому, не дает, однако: по его словам, так можно в принципе назвать любую индивидуальную субстанцию, под-кладкой (sub-positum) или под-лежащим (sub-iectum), которых она (персона, ипостась) является, но «греки» употребляют это имя для выделения лучших субстанций, «чтобы выделить высшее», если не описанием, то названием3.

С этого отсутствия логики в определении персоны Фома начинает собственное размышление над этим понятием, обращая внимание на субсистенциальные, то есть на собственно и исключительно индивидуальные свойства персоны.

Попутно, однако, возникает другой вопрос: можно ли в принципе о Боге-Субсистенции-Вещи сказать «лицо» (persona)? В обоих Заветах нет слова «лицо», но, не исключено, как предполагает Фома, что можно прилагать это слово к Богу в метафорическом смысле, тем более что «Св. Писанию свойственно передавать божественное и духовное через подобие телесному» (I 1, 9, resp.). Неупотребляемое в Писании слово «персона» можно применить к Богу и на том основании, что «Он больше всего есть через себя бытие-ens и наисовершеннейше мыслящее» (I 29, 3. Resp. ad 1). Утверждая же разумную природу Бога, Фома подчеркивает, что под разумом

1 См. : Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1991. С. 172.

2 См.: Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. С. 69.

3 См.: там же. С. 171, 174.

понимается не дискурс («барахтанье» — один из возможных переводов этого слова, что разбивает цельность), но «интеллектуальная природа как таковая (или: вообще), communiter intellectualis natura» (ibid. Resp. ad 4).

Фома анализирует каждое слово из Боэциева определения персоны, исключая из его рассуждений субъективные допущения, взвешивая на «да» — «нет», на эквивокаль-ность. Так, если слово «индивид» применять к тому, чьим принципом индивидуации является материя, то такое понимание слова к Богу не применимо. Однако если под «индивидом» понимать его полную необщность (incommunicabilitas) ни с чем (ср. с Боратынским: «лица необщим выраженьем»), то оно вполне применимо к Богу. Он — Субсистенция, потому что существует только через Единичного Себя Самого, Сущность-Essentia и Субстанция, потому что из Него происходит всякое бытие. Три разных сказа о себе — три Персоны. «Быть» и «быть субсистенцией» — одно и то же относительно Бога. Существительное «субсистенция» образовалось от причастия настоящего времени — subsistens. Выражение «Deus subsistens est» или «substans est» тождественны «Deus ens est» или просто «ens». Но Фома уравнивает не только subsistens, substans и ens, но и «ens» и «existere» по отношению к Богу, поскольку считает возможным для Божественной персоны определение Рихарда Викторинца: «несообщаемая экзистенция божественной природы, persona <…> est divinae naturae incommunicabilis existentia» (ibid. Resp. ad 4). Это значит, однако, что отождествляя ens и existentia, он вместе с тем и отличил existentia от ens — короткого, острого слова, которое тоньше любого «бытия» или «существования».

Парадоксальность Божественного бытия (существования, постоянной процессу-альности этого бытия, передаваемого термином «ens») состоит в том, что Его, Одного-Единственного, полагают Троицей, Тремя Персонами в то время, как выше заявленная «несообщаемость» означает и «неделимость». Фоме необходимо доказать, что единственности Бога не противостоит Его же множественность. Он понимает, что это трудность (difficultas), и она базируется на том, что применение к Троице слова «персона» во множественном числе противоречит природе имен, выражающих единичную сущность.

Эта трудность, по мнению Фомы, проистекает из обыденного представления считать множество числом. Однако слова и «множество», и «одно» — не числа, а выражение целого (подобно выражению: «я говорю одно», где можно затрудниться ответить, какое число у слова «одно»). Собственно, трудность здесь не столько арифмети-ческого, сколько логико-лингвистического характера. Указание на

бытие Бога может сопровождаться множеством выражений, где слово «множество» -единственного числа, а указание на божественное единство служит лишь вспомогательным средством для понимания, поскольку речь идет о бытии одного Бога и только лишь Бога.

Трудность состоит в согласовании слов. В выражении «persona dicitur quasi per se una» («персоной называется как бы нечто одно через себя»), слово «una» может быть понято как единственное число женского рода, согласованное с «persona», и как средний род множественного числа, тем более что фраза поясняется так: «единство тянется к сущности, unitas autem pertinet ad essentiam» (I 29, 4), то есть к универсальному, а «применительно к универсальному речи о личности быть не может»4, ибо нет лица «вообще». Так говорил Боэций, так думает и Фома, в одной фразе, определяющей персону, объединивший и индивидуальное и общее, то есть сопрягший единство множества. То же в выражении «videtur quod hoc nomen «persona» non significet relationem, sed substantiam in divinis» («кажется, что это имя «персона» обозначает не отношение, а субстанцию в божественном»), где «divina» тоже может быть понято и как множественное число женского рода и как множественное число среднего рода. Эта очевидная странность проистекает из существования в языке неких утраченных или неясных структур.

Для разрешения этой трудности Фома совершает почти невозможное интеллектуальное усилие обнаружить «для нас» некоторое содержательное различение внутри божественной сущности, которая, разумеется, одна и в которой бытие и существование тождественны, но находятся, поскольку Бог Творец, в состоянии вы-творения, эк-зистенции, готовности к творению вовне, из простоты сущности-существования. То, что он делает это понятным «для нас», сомнению не подлежит. «Сумма» построена как ответы на вполне реальные вопросы. И он как раз приводит тот пример, с которого собственно начался наш разговор об эквивокации, пример с белизной. «Ведь говорится об «этой белизне», поскольку она находится в этом субъекте», то есть в ипостаси или первой субстанции. «Особенное и индивидуальное обнаруживается в разумных субстанциях, которые имеют власть над своими действиями, а действия — в единичном». Имя же такой единичности «персона». Он пишет, что любая единичная вещь содержит в себе и общее (универсалию) и

4 Боэций. Против Евтихия и Нестория. С. 172.

партикулярию, ибо общее — это сам индивид, «он сам обнаруживается как род субстанции» (ibid. Resp. ad 1).

Перед нами чисто концептуалистская мысль о том, что общее находится в единичном, известная со времен Аристотеля, четко высказанная Боэцием и жестко очерченная Фомой, который, однако, идет еще дальше, полагая, что общее — все же нечто иное. Боэций в «Комментарии к Порфирию» называл иногда такое общее «коммуналией», единством, которое разнообразно организует человеческое множество в сотворенном мире. В таком мире «субстанция, — комментирует Фома, -индивидуируется через саму себя, а акциденция — через субъекта, что есть сама субстанция» (ibid.). Боэций такое единство назвал субъект-субстанцией, то есть тем, во что включается и первая, и вторая субстанции.

Можно, однако, спросить: если речь все же идет о субъект-субстанции, то есть о сотворенной вещи, причем же здесь «субсистенция», под которой в пределе понимается Бог? Фома, разумеется, отвечает и на этот вопрос с позиции эквивокации, но ответ обнаруживает то, что можно назвать анализом модусов понимания Божественной вещи. Любую единичную субстанцию, можно понять как субъект, или как сущность, если она — субстанция, или как суппозит. Множественность определений — это на деле и есть множественность модусов понимания. Обычно термин «модус» понимается как «случайное, несущественное свойство предмета, присущее ему не постоянно, а лишь в некоторых состояниях, способ бытия, действия, переживания, мышления» (обычные энциклопедические слова), но в позднее средневековье, когда появляются спекулятивные грамматики, модусами считались начала такой грамматики, в которой слова, обозначая одно и то же, различались способами обозначения этой вещи. Имя и глагол были разными способами означивания одной и той же вещи. Но со времен Августина, с его диалога «Об учителе» было известно, что все части речи можно представить не через имя и глагол, а только через имя. Когда мы говорили о стратегиях указания и называния, мы имели в виду разные модусы обозначения разных модусов существования (существования через себя и через другого), разных модусов понимания (а был еще чистый модус, модус абсолюта). Выше, анализируя понятие персоны через индивида, субстанцию, субъект,

субсистенцию, мы реально описывали разные модусы понимания — через себя и для нас5.

Мы постоянно сталкиваемся с такой множественностью именований, писал Фома, и «имя субстанции <…> у нас постоянно двуосмысливается, так как оно называется то сущностью, то ипостасью». Но нет «никакой ошибки, когда мы склоняемся к тому, чтобы перенести ипостась на субсистенцию, а не на субстанцию» (I 29, 2. Resp. ad 2).

Применяя на разных основаниях к Богу разные обозначения, идущие «от нас», мы должны совершить интеллектуальное усилие, показывающее, что то, что мы можем назвать разно, в Боге — тождество, ибо «невозможно, чтобы в Боге одно было бытие, а другое — его сущность» (I 3, 4. Курсив мой). И бытие, и сущность и пр. — это произведения действий не из начала, а действия самого начала, действия, разворачивающиеся внутрь начала. Потому термины, употребленные относительно Бога, перестают быть двуосмысленными, выражая полное единогласие, или унивокацию. Используя тем не менее разные термины для постижения Бога, мы обнаруживаем разные способы, или разные модусы Его постижения, разную направленность внимания на Него.

Когда Фома составлял модусы понимания для нас, выражая и доказывая существование Бога, он через эти модусы, понимавшиеся как акты мысли, создавал образ истинной Вещи-Бога. Эти образы представляются единичными вещами, в которых сосредоточены божественные замыслы, концепты, благодаря которым «схватываются» Божественные состояния. Это напряжение ума, где субстанция-сущее-сущность-субсистенция рассматривается через модус персоны, которая характеризует отношение между говорящими-мыслящими, образуя самые разнообразные связи не только между Божественными Персонами, но и между человеческими, допуская разные модальные выражения. Но, как это ни выглядит странно, для определения Персон Бога естественно употребить множественное число в силу многообразия Его проявлений. В единственном числе это слово употребляется либо в абсолютном смысле, либо в относительном, что применительно к Богу, по Фоме, неразумно, ибо дает основание оспаривать троичность Бога. Следуя своему методу вглядывания, он никогда не забывал о virtus vocabuli, или vi significationis, о доблести, или силе слова, он ищет

5 В прекрасной книге А.Л.Савельева «История идеи универсальной грамматики» (СПб. , 2006) подробно представлены модусы и сущего, и существования, и обозначения, и понимания на материале XIII в.

достаточные основания (sufficiens ratio), основываясь на безропотном подчинении «соборному решению, ordinatio concilii» относительно Персон Бога.

Вообще говоря, это фантастика: ищущий разумных оснований Фома, не ссылается ли он на волевое решение? Впрочем, этот вопрос он задает себе сам и находит выход в этимологии. Слово «персона» он, в отличие от Боэция, который понимал персону через голосовое выражение, полагает не просто называющим «одно через себя», но происходящим от этого «per se una». Фома передает два мнения относительно того, что значит это выражение. Одни говорят, что имя «персона» обозначает в божественном и сущность, и отношение: сущность в прямом смысле и отношение в косвенном или отношение в прямом смысле, а сущность в косвенном.

Чтобы вопрос стал яснее, нужно рассмотреть некоторые родо-видовые определения, например, «человек — это живое существо». Но и вид «человек», и род «живое существо» включают определения, одни из которых представляют в роде нечто менее общее, что при определении вида является более общим. Так, «рациональное» включается в обозначение человека, и оно является для него общим свойством. Но в определении живого существа свойство рациональности отсутствует. При обозначении любого живого существа нужны одни свойства, при обозначении «живого существа как человека» — другие. Подобным образом нужно поступать при обозначении «персоны вообще», то есть относящемся к Богу, ангелу, человеку, а другое при обозначении Божественной персоны как в принципе не входящей ни в род, ни в вид: Она выделена из любого ряда. «Персона вообще» обозначает индивидуальную субстанцию разумной природы. Индивид же есть то, что само по себе неделимо и отделено и отличено от другого. Так, в человеческой природе она обозначает «эти куски мяса», «эту плоть», «эти кости» и «эту душу», что и есть индивидуализованные начала человека. Но в Боге-то нет отличий! Подобно тому, как божественность есть Бог, так Божественное отцовство есть Бог Отец, а Сыновство — Бог Сын, при этом оба — Божественные Персоны. Субсистирующее в божественной природе есть не иное, как божественная природа. А потому про Персону в Боге, взятую в модусе любой Его Ипостаси, нельзя сказать ни что она прямо обозначает отношение и косвенно сущность, ни что она прямо обозначает сущность и косвенно отношение, поскольку сущность в Боге то же, что ипостась и т.д.

Однако отличий нет до тех пор (и в этом эксперимент Фомы), пока не проанализировано понятие Божественного происхождения в отличие от творения. Творение (от небытия к бытию) предполагает отделение и отличение. Происхождение,

или порождение (от бытия к бытию) не предполагает отличия сущности от бытия. Лица в Боге различаются исключительно по внутреннему отношению к Самому Себе, а не к другому, что значит: к Себе Самому как к другому по имени отношения, но не по существованию. Поэтому Божественных лиц изначально много. Но это одна субсистентная вещь, находящаяся во множественности отношений внутри Самого Себя.

Понятие множества, применяемое к Богу, тождественно понятию одного-единственного. Фома называет это «множеством, потому что оно трансцендентно» (I 30. Resp. 3). Это и значит «много персон в Божественном». Мы выше сказали, что Бог обращается к Самому Себе как к другому, но мы это сказали, уподобляясь выражениям «для нас», ибо в нашем мире даже обращение к себе всегда предполагает нечто другое в себе. В Боге же сущее обращается к тому же самому сущему. «Для нас» это парадоксальное сущее, но «само по себе» оно — одно как одно, такое «одно, которое обращается как сущее к сущему (convertitur cum ente ad ens)» (ibid.). Это обращение не предполагает обращения к себе, превращающемуся в свою противоположность, как было бы при «нашем» логическом оборачивании. По большому счету высказывание «ens ad ens» относительно Бога — неверное высказывание. Здесь невозможно направление. Или, скажем, возможно, но при такой конверсии необходимо признать: того, что конвертируется, лишаешься навсегда. В данном случае, термин «конверсия» употреблен для того, чтобы сказать, что ens остается всегда при любой конверсии. Это, с одной стороны, оправдывает практику очищения от всего нанесенного временем, того, что Фома (см. ниже) назовет «негацией деления», а с другой, несет указание на то, что опять же необходимо «для нас», для некоего понимания.

Почему, однако, Фома решается на выражение хоть какого-то понимания? Потому что мир сотворен по Слову, то есть в предположении, что в любом (пусть человеческом) слове проявляется первое Слово, и это человеческое слово обладает изначально модусами понимания, выражающего уже нечто существующее как чреватое множеством, а оно, как известно, сопровождается числовым выражением. Но это число воспринимается не как вид количества, что обычно понимается и под именем «число», и под именем «слово» (см. «Категории» Аристотеля, с которым здесь спорит Фома). «О Боге, — утверждает он, — говорится не иначе, как метафорически», «потому что Он трансцендентен» (I 30, 3. Resp.). Чтобы Его как-то воспринять, упоминают все свойства телесного, например, ширину, длину и т.п., и потому Он может быть

воспринят как множество. Но в Боге множество — то же, что Одно, и это «Одно означает неделимое сейчас из себя происходящее бытие».

Мы, например, многими словами выразили одно слово «ens», до единства которого можно добраться только с помощью операции, на которую выше мы дважды указывали и которую Фома назвал «отрицанием деления», «negatio divisionis». «Отрицание» не означает исключения операции деления для выяснения сути дела из арифметических операций, куда входят также умножение, сложение и вычитание. Это выражение апофатического отношения к последовательности восхождения к металогическому состоянию, к полноте ens-бытия. Пять путей к Богу, которые мы неверно называем доказательствами Его бытия, предполагают, что при нахождении причины какого-нибудь следствия, это следствие должно полностью покинуть поле нашего зрения, оно не должно нас больше интересовать. Как только мы, к примеру, нашли начало (причину) какого-либо движения, тотчас само движущееся, причиненное этим началом, прекращает быть как если бы еще не начавшееся. Фома этим отрицанием того, что вызвало деление, совершает ко всему прочему и моральную миссию, показывая путь освобождения мира от первород-ного, экзистенциального греха. До конца отрицаются все эмпирические существа, существования и остается один Бог, как То, о чем больше ничего не скажешь, и деления произвести нельзя.

Операцией отрицания деления Фома показал, что такое то, что дается через per priora: это Бог как субсистенция и персона, одно, или единое через себя, указателем которого является средний род «una», про которое уже не скажешь, какого оно числа, но которое жестко заместило и мужской род «Deus», и женский род «Persona». Фома четко и жестко показал, что общее, универсалии, вопрос о которых был в средневековье страстно-болезненным, — не роды и виды, не Сам Всё подающий Бог Творец, даже не то, на что указывает средний род как суппозит первых двух личных местоимений. В латин-ской грамматике, как известно, только два личных местоимения: Я и Ты. Третье лицо «замещается» указательными местоимениями — is, hic, ille. Указательное местоимение является суппозитом, субсистенцией любого из первых двух лиц. На первый взгляд, это противоречит известному в лингвистике предположению, что некогда к мужскому и женскому роду относили все живое, а к среднему — неживое. Но в лингвистике было предположено и то, что изначально был только один род, который впоследствии — условно — назвали средним. Но может ли быть, чтобы это столь древнее свойство речи в ней проявлялось? Если это может проявляться в современной обыденной речи, позволяющей нам сказать «моё я

отличается тем-то и тем-то», то соответственно такое могло быть и было в латыни. Этот изначальный язык и просвечивал через человечески-обыденный. В вопросе 30 «О множественности Лиц в Боге» Фома Аквинский пишет: «Когда мы говорим, что есть Три Персоны, то сам способ говорения, modus loquendi, показывает, что имя «персона»

— общее для Трех; так, когда мы говорим «три человека», мы показываем, что «человек»

— общее для трех людей» (I 30, 4. Resp.).

Почему «персона» для Фомы является универсалией? Фома перечисляет способы существования универсалий, и это не реализм, концептуализм, номинализм, привычно звучащие во всех учебниках. Для одних, пишет он, общее заключается 1) в процедуре отрицания (communitas negationis), ибо при отрицании происходит выявление лица с необщим выраженьем; для других 2) общность — это интенция, то есть стремление добиться цели, ею может быть, например, вид, общий для лошади и быка. Но сам Фома ни то, ни другое не считает общим, хотя бы потому, что имя персоны не является ни именем отрицания, ни именем интенции, но именем разумной вещи. Имя «персона» является общим в силу общности смысла (сommunitas rationis), понятой отнюдь не как род или вид, но как нечто сдвигающееся, как неуловимое неделимое (individuum vagum) (ibid.). Объяснение весьма внятное: смысл действительно бродит, или мы бродим вокруг него, сдвигаем его. Персона — это и лицо, и речь этого лица, и смысл, выраженный в его понимании и в его жизни. Что касается привычного представления об общем, то Фома его относит к искусству логики и грамматики, то есть к способу обозначения, к modus significandi. Это, разумеется, не свод произвольных правил, поскольку весь мир создан по Слову, а грамматика — часть этого мира, наследующая его способы связи и организации, в частности идею импозиции. Так, «имена же родов или видов, например, «человек это животное», являются наложенными (imposita) для обозначения самих общих природ, но не интенций общих природ, которые обозначаются именами «род» илит «вид». Но неуловимое неделимое, подобно некоему человеку, обозначает общую природу с определенным модусом существования, который совпадает с единичностями, так как оно есть отдельное от других существующее само по себе» (ibid.). Термин «неуловимое неделимое», означающее смысл персоны — термин, который ввел Фома и, который, как кажется, до сих пор не замечен. Его постоянно сдвигаемый смысл — залог творческой активности индивида, требование этой активности.

Речь идет о том, что, поскольку общим является смысл вещи, а разум может собрать только эту вещь, то смысл называется Божественным, поскольку он

недостижим и он всегда больше помысленного. Поэтому универсальна персональная речь и персональный смысл — вывод, повторяющий, развивающий, но развивающий в сосредоточенном виде старую логику, начатую Абеляром и продолжающую по сей день.

Персона как место отклика — Духовность — Философия — Эрос и Космос

Сюда от Сил Высших падала музыка внутрь, в измененное сердце.
— Райнер Мария Рильке

Христианский богослов Пантелеимон Мануссакис толкует этимологию слова «персона» следующим образом: «Префикс per в слове personа указывает на полость внутри (внутреннее пространство, скрытую глубину, физиологической репрезентацией которой являются слуховой канал и завиток ушной раковины) через которую резонирует (per—sonare) звук». Однако существует и другой вариант этимологии, в определенном отношении гораздо более привычный: предполагают, что слово «персона» происходит из языка этрусков и означает просто «маска». Оба варианта толкования имеют общий момент смысла — через персону протекает, движется нечто иное ей.

Если понимать персону как своеобразный аналог морской раковины (в первом смысле — как «резонатор»), движущееся в ней исходит извне, как бы втекая в нее и оставаясь в ней, бесконечно падая в нее, как в черную дыру, но не бесплодно. Мануссакис говорит о том, что восприятие звука подразумевает, что воспринимающий не выбирает, внимать ли ему звучанию: звук так или иначе проникает в persona и остается в ней, пусть и не понятый как таковой. Но что значит «понять» в этом случае? Понимает, конечно, не сама персона: она является лишь тонкой мембраной, через которую и в которой происходит восприятие. Без персоны воспринимающий не внимал бы: у него не было бы органа для внимания, да и надобности во внимании — не оставался ли бы он сам звуком, исходящим из всякого (и любого) места?

Итак, персона есть «то, через что»: посредница. В данном случае она являет себя в образе слуха, ушной (или морской?) раковины, в которую входит звук. Кто стоит за персоной? Тот, кто воспринимает звук. В пространстве данного толкования этот воспринимающий остается не только незримым (поскольку мы говорим исключительно о звуковом аспекте взаимодействия), но и неслышимым до тех пор, пока он действительно не воспримет входящее в него звучание. В определенном смысле, невоспринятый звук или слово, не становясь понятыми, остаются в пространстве персоны: они остаются там как осадок, как шум и след, меняя сам характер органа и резонатора. Персона, которая должна была опосредовать, теперь превращается в лабиринт, создаваемый тенями не воспринятого звука: теперь звучание проходит не напрямую, оно множество раз отражается и искажается в персоне. Рано или поздно персона затемняется.

Когда же звучание воспринимается по-настоящему, это значит следующее: оно проникает сквозь персону напрямую в слушающего — падает в него, вызывая в нем отклик. «Сквозь персону» здесь значит то же, что «сквозь слух», благодаря самой способности слушать: собственно, под персоной только это и понимается, ничего больше. Когда сквозь персону в меня свободно проникает звук, это значит, что я могу на него откликнуться. Персона обеспечивает моё отдельное, самобытное бытие: благодаря ней воспринимающий оказывается слуховой мембраной отъединен от входящего в него голоса, но тем самым — через нее же, соединен с этим голосом. Персона обеспечивает саму возможность отклика, ответа. Это пустое место, где должен быть лик, личность — это также и его возможность. Возможность преображения персоны в лик — точнее говоря, возможность лика явить себя через персону, через посредника — возникает в момент отклика: когда воспринимающий не просто «пропускает» звук через себя, что на самом деле означает, что звук навеки остается блуждать по поверхности персоны, но как раз когда он «впускает» звук в себя — то есть проникается им. Проникаясь звучанием, воспринимающий не сливается с ним, если под слиянием понимать единение через нечто общее: ведь сам по себе звук имеет характер некого факта, в то время как воспринимающий собственно «сущим» является, лишь будучи воспринятым (пускай и самим собой). Воспринимающий, в ходе своего настоящего слушания, привносит в звук нечто новое: он не просто наполняет этот звук своим бытием, не только воспринимает его как данность и факт, но узнает в нем себя и своё.

Узнать — конечно, не то же самое, что «отождествить» или увидеть «совпадение» чего-то с чем-то. В данном случае нет того, с чем совпадать: ни в звучании (в звуке как факте невозможно вычленить ничего «соответствующего» воспринимающему как таковому), ни в воспринимающем (ибо он не является «чем-либо» в принципе). Узнавание здесь понимается как чистое соотнесение, в котором отсутствует какое-либо «представление» и нечто, что «представлено» в нём. В узнавании звук не представляется, не воспринимается как что-то заранее известное: звук не соотносится ни с какой сущностью и фактом; он соотносится только с самим воспринимающим — через его восприятие, через его персону. В таком узнавании, когда воспринимающий проникается звуком, звук лишается всякой самотождественности, всякой «идентичности», на которую можно было бы указать: проще говоря, звук или голос лишается места, он становится полностью запредельным всякому известному месту, всяким возможным координатам и ориентирам, в соответствии с которыми его можно было бы по-разному истолковать.

Становясь полностью запредельным месту, «внеположным», привходящий в слух голос тут же становится «своим» — поскольку запредельное и ближайшее бытие отличны друг от друга только местом (причем за счет их разнесенности, различия и выстраивается всякая местность, топос). Но «свое» — не значит «такое же», «то же самое». Как раз напротив: свое является иным не только потому, что воспринимается мной как находящееся не «здесь», а «там», но и потому (прежде всего), что в узнавании нет момента отождествления: скорее, узнавание можно условно сравнить с раскрытием, размыканием. Что происходит при узнавании, когда возникает настоящий отклик на услышанное? Отклик является ответом на услышанное, который снова преодолевает мембрану персоны: в момент настоящего восприятия, в момент слышания, персона из резонатора, из «пустого места» для образа (для восприятия образа) обращается в лик, в свет, во что-то зримое. Но это есть преображение не персоны, а самого звука — преображение, в котором персона в определенном смысле исчезает, и появляется личность.

В момент настоящего восприятия персона из «пустого места» для образа обращается в лик, в свет, во что-то зримое: преображение, в котором персона исчезает — и появляется личность

Если же понимать персону как маску, то здесь метафора развертывается иначе: теперь персона, являясь подобием лица (обличья) в зрительном образе вбирает в себя и преображает речь, текущую из глубин, из-под маски. Речь стремится приблизиться к образу, изображенному на маске, точнее говоря, стремится преобразить маску в нечто живое и дышащее. Маска сама по себе, без голоса, совершенно пуста — подобно тому, как без голоса пуст и слух, восприятие (персона в первой метафоре). В этой метафоре мы имеем дело с другим пространством: теперь все развертывается не вокруг соотношения голоса-воспринимающего, но вокруг соотнесения зримого-слышимого. Можно сказать, что становление персоны маской предвосхищается в первой метафоре: там, как мы говорили, ещё нет речи о соотнесении сущности с сущностью, но, скорее, об узнавании своего бытия, которое способно преобразить персону в лик, или о его неузнавании — и тогда персона становится чем-то внешним, составленным из моментов не воспринятого смысла, скапливающихся, как на мембране, на умозрительной поверхности персоны.

Теперь скажем о том, что может происходить далее, когда персона не просто сгустилась, но превратилась в нечто совершенно застывшее и определенное: в театральную маску. Подобно лику, высвечиваемому в моменты узнавания, маска является зримым образом, однако этот образ безжизненен в своем существе: в отличие от лика, он совершенно непрозрачен и не диалогичен. Это связано с характером становления маски и ее природой: она соткана из невоспринятых смыслов, точнее — из смыслов, воспринятых как нечто не собственное. Что это значит? Это значит, как уже говорилось, что смысл, как вероятность мерцающий в звуке, проникающем в ушную раковину, проходящем через persona, на самом деле не воспринимается в качестве смысла, то есть в качестве по-настоящему значимого для меня, для воспринимающего. Здесь надо указать, что смысл, не воспринимаемый в качестве собственно смысла, всегда оказывается чем-то знакомым, понятным, уже-известным: ведь смысл как таковой всегда охватывает меня, всегда меня касается не как что-то данное, очевидное. Напротив, смысл предельно неочевиден, он требует раскрытия, он сокрыт. В этом отношении он подобен феномену, как его понимает Хайдеггер.

Звук и голос, воспринимаемые не как смысл, не становятся тем самым бессмысленными — если бессмысленность понимать как возможность смысла, вероятностное поле, в котором смысл может проявиться. Невоспринятый, неузнанный смысл превращается не в бессмыслицу, но в данность — в сущность, обладающую определенным значением. У звука, не воспринятого, т. е. услышанного как «сущность», может быть несколько взаимосвязанных значений, но в момент слышания выбирается какое-то одно из них, и этот выбор осуществляется не свободно, не из творческой бытийной способности воспринимающего, но произвольно, исходя из контекста, из вовлеченности персоны в некое окружение. Персона как маска — это связная сеть таких контекстуальных значений, неузнанных смыслов. Она обретает некое подобие лика потому, что любая данность своей основой имеет смысл, а значит и узнавание, настоящее восприятие — в форме, которая описана выше, как соотнесенность воспринимающего с иным как со своим. Это доказывается тем, что любой вид взаимосоотнесенности, скажем, любой человеческий диалог, содержит хотя бы крупицу понимания, а основой понимания является узнавание. В конце концов, понять можно только то, что касается моего бытия, а не только моей персоны.

Однако вернемся к маске. Персона, ставшая маской, теперь также соотносится с голосом, но он доносится не извне: теперь это голос самого воспринимающего, прежде воспринимавшего (или не воспринимавшего) проникавший в него голос. Выявляется своеобразный сюжет: первая часть — персона-ушная раковина, не преображенная в лик, становится маской; вторая часть — из-под маски раздается голос; теперь уже он взывает к ней, точнее, к тому, что сокрыто в персоне — к неузнанному лику. Персона не противопоставляется лику: лик является не тогда, когда персона уничтожена или отброшена, подобно неудобному костюму, но когда персона становится полностью прозрачной — свободным местом для проявления, для танца смысла; когда она становится самим пространством откровения смысла. Взывая к лику, заключенному в поверхности маски-персоны, голос теперь проникает не в чистое бытие воспринимающего в поиске соотнесенности и узнавания, как в первой части сюжета. Теперь сам голос звучит из бытия и взывает к данности, предопределенности застывшего лица; и взывает не с тем, чтобы по существу изменить что-то в маске: персона всегда остается на месте, с ней ничего не сделать — маску можно разве что сбросить, тут же обнаружив, что на тебе новая маска. Поэтому зов голоса из-под маски не способен сделать с персоной ничего. Единственное, на что он способен, сам являясь живым и становящимся в противовес застывшей фактичности персоны — это соприкоснуться с этой фактичностью, воспринять ее, узнать в ней свое иное. Это значит также и растождествить всякую данность маски, обратить место маски в чистую возможность смысла, и тут же — в смысл, единый с голосом через различие с ним, раскрывающийся как лик.

Лик является когда персона становится полностью прозрачной — свободным местом для проявления, для танца смысла: когда она становится самим пространством откровения смысла

Растождествление персоны — это снятие с нее оков данности, погружение в поле вероятности. Оно происходит, когда сеть значений, составляющая персону, не просто теряет свою конкретность и определенность, но когда каждое такое значение, каждая точка узора бесконечно углубляется, становится персоной в первом описанном значении: раковиной, слухом, местом отклика. Именно в этот миг, когда взлетает на воздух целая Вселенная известных фактов, персона-маска, кого бы она не изображала — Гамлета, комического персонажа Мольера, горящую обезьяну, Будду Майтрейю или продавца ночного магазина — подлинно становится собой, своим собственным местом. Здесь нет речи о совпадении: звучания и слов голоса с образом маски, такого совпадения, в котором бы голос «подстраивался» под маску, играл тот образ, который в ней присутствует. Речь здесь о соотнесенности, возникающей из узнавания: соотнесенности не данности с данностью, но голоса с самим собой в инаковости. В такой соотнесенности взаимодействуют, конечно, сущности — но не в плане своей чтойности, смысловой определенности, а в плане самого своего бытия. Это значит: и голос, и маска перестают быть уже-данным голосом или маской; персона перестает быть чем-то известным, наряду с говорящим. Но только когда она перестает быть известной, она становится своим лицом.

Где же может быть обнаружен лик? Под маской, под персоной ли, или в ней самой? В самой персоне нет ничего личного: это исключительно сеть известных значений, переплетение бесчисленных нитей неузнанных смыслов. Однако вне персоны также не обнаружить личности: там, за пределами ее пространства — открытый простор бессмысленности и всевозможности, чистое и безликое бытие. Если персона как маска уже обезличена, то чистое бытие — еще безлично. Лик появляется там, где персона, возвращаясь к себе, к своему бытию местом, лишенным каких-либо свойств, вбирает в себя Слово — не как чуждое «нечто», но как свой исконный смысл, там, где я узнаю себя в звуке и вижу: это Ты.

Примечания

Александр Пятигорский. «Двадцать первый век: Персона или Личность?»

АЛЕКСАНДР ПЯТИГОРСКИЙ

ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК: ПЕРСОНА И ЛИЧНОСТЬ?

Начинаю со слова «персона». Его недолгая жизнь в русском идет от начала 17-ого века, почти в нынешнем значении, хотя оставалась «парсуна» (лик, портрет, маска). Этимология персоны через позднюю латынь ведет в римскую древность, а оттуда в дебри этрусского языка к phersu (маска), гипотетическому прототипу персоны. При том, что «личность» нашла свое обозначение в древнегреческом слове prosopon.

Но вернемся к употреблению персоны в русском. Лет через сто после загадочного ее появления в царствование Алексея социальном контексте, но никак ему не противопоставленного лица в официальном и светском его функционировании («обед заказан на шесть персон»). В предельном случае такой выделенности – все равно положительной, отрицательной или нейтральной – персона становится синонимичной «особе», «фигуре» или «важному лицу» («пойми, ты больше не персона», «тоже мне персона!»). Еще полвека и персона почти исчезнет из русского, оставаясь лишь в официальной государственной риторике и в специальном дипломатическом языке (каким, кстати сказать, был французский). За ней станет исчезать и «особа», и другие близкие по значению слова. Все они с конца 19-ого века и почти на столетие вперед будут сметены одним страшным словом – «лицо», этим универсальным эквивалентом безличностности и безымянности человека 20-ого века. То же слово служило и до сих пор служит самым общим обозначениям человека, оприходованного данным обществом (прежде всего государством) и утерявшего все свои индивидуальные черты и свойства. Тут вам и «перемещенное лицо», и «лицо неопределенных занятий», и «высокопоставленное лицо», и «лицо кавказской национальности», и «ответственное лицо». Вместе с тем лицо стало обозначать и носителя той или иной конкретной социальной функции, противопоставленного по социальному статусу носителям других социальных функций. Так мы читаем в одном из послевоенных номеров «Известий»: «Высокого гостя встречали товарищи Андреев, Берия, Булганин, Ворошилов… и сопровождающие их лица…».  «Товарищи» поименованы, «лица» — нет. Лица принципиально взаимозаменяемы, товарищи – нет, пока они не превратились в лица. Но поскольку «товарищ» оставался основным термином обращения, то в конце сороковых был найден временный (он быстро вышел из употребления) чисто официальный заменитель нашего высокопоставленного лица: «активный деятель партии и государства».

С самого начала своей долгой советской жизни с изрядным заходом в постсоветскую – не торопитесь, еще не вечер – лицо все более и более превращается в термин политической дифференциации общества и указывает то место, действительное или возможное, временное или постоянное, которое политическая власть уделяет данному человеку в обществе. Более того, часто такое место уделяется только на срок одной, сегодняшней политической ситуации и не успевает сделаться для человека ни социальной ролью, ни обеспечить ему социальный статус. «Я являюсь лицом, подозреваемым в том, что оно скрывает немецкий плен, еврейское происхождение и незаконные заработки (фотографирование на деревенских свадьбах),» — рассказывал мне Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Оба мы тогда работали в Сталинграде – он актером в гортеатре, я учителем истории в средней школе. Я тогда являлся лицом, подозреваемым в философском идеализме и в просионистских симпатиях. Спустя десять дет мы встретились в Москве, но уже будучи другими лицами. Он – выдающимся лицом творческого труда, я – многообещающим лицом научной интеллигенции. Оба мы были бесконечно счастливы такой смене наших лиц. Лишь задним числом начинаешь понимать, что быть лицом – это крайне изматывающее занятие. И начинаешь страстно не хотеть им быть.

20-ый век, самый позорный век новой истории, был веком лиц. Чтобы быть порабощенным, униженным и уничтоженным, человек должен был сначала стать безличным лицом, исходным материалом, готовым для управления и манипулирования другими безличными же лицами. Только желание или, по крайней мере, согласие быть лицом сделали возможным позор и кошмар ушедшего века. Но он еще не ушел, он еще наш, этот век-людоед. Точнее, мы еще в нем, мы еще его люди. Он стоит за нами «неумолимый как часовой… если он скажет «солги» — солги, а скажет «убей» — убей…» — как торжественно воспевал его Эдуард Багрицкий. Иммунитет к «кровавым соблазнам» (Наум Коржавин) 20-ого века оказывается недействительным в отношении новых соблазнов (косметической морали и гигиенического комфорта) века 21-ого. Альтернатива «личность или лицо» все еще ждет своего часа, чтобы нарушить приятную инерцию нашего полуличностного существования. Хорошо, но как же нам быть с персоной?

Никто не протирал глаза от изумления, когда впервые увидел это древнейшее этрусское слово в аэропортах и на дверцах нарядных лимузинов – «very important person», «очень важная персона». Именно персона, неизвестно какая, но уж точно никак не личность. Попробуем предположить, что вторая жизнь «персоны» в русском языке – это симптом того, что альтернатива «лицо я или личность?» переходит в свою критическую фазу. Само появление журнала с модно претенциозным названием «Персона» я лично воспринял как приглашение к поискам личности среди описываемых в журнале персон. В самом деле, персона и личность могут совпасть в одном человеке. И тогда персона будет дополнительным, внешним для нас с вами указателем направления в сторону личности. Но за персоной, пусть даже выдающейся, личности может и не оказаться. Будет великий полководец или политик, врач или пианист, но – не личность. Тогда не обижайтесь за персону, если ваше дело сейчас – искать личность. Но что такое личность? И способна ли персона помочь нам в поисках личности?

Не будем забывать, что само происхождение понятия личности, как само собой и понятие персоны, – театральное, зрелищное. Пока – никакой психологии, не говоря уже о философии. В своем «Трактате о поэтике» Аристотель утверждает, что герой трагедии должен быть либо гораздо лучше (сильнее, значительнее, благороднее), либо много хуже нас самих, то есть зрителей. А если нет, то что толку бежать еще жарким ранним вечером на Софокла или Еврипида, что – у нас других дел нет? Итак, в герое трагедии можно было бы, по Аристотелю, увидеть прототип того, что сегодня мы называем личностью, и того, что в конечном счете сводится к формуле: не такой как другие. А кто они такие – другие? Не мы ли с вами, пришедшие сегодня смотреть «Антигону» Софокла или «Утиную охоту» Вампилова в одном из московских театров? Но вот в чем первая загвоздка: нет, не мы с вами, ибо во времена Аристотеля «другие» были другими. Те другие верили в судьбу (фатум, мойра), которая  — будь она страшной и жестокой, как у Эдипа, или романтически-возвышенной, как у Энея – обязательно индивидуальная, личная. Мы же с вами все еще цепляемся за давно пережившую себя мифологию коллективного определителя наших поступков, слов и действий и ищем этот определитель то в социальной структуре нашего общества, то в неумолимых законах исторического развития, то, наконец, в объективных условиях человеческого существования (англ. Human conditions – термин, введенной Ханной Арендт). Вторая загвоздка гораздо загвоздистее. Ни один древнегреческий театрал, глядя на страдания ослепившего себя Эдипа, не подумал бы, что сам он, будь у него такая же, как у Эдипа, судьба, поступил бы совсем по-иному. Ибо для него, одного из тех других, в отличие от наших других да и от нас самих, само понятие «не такой как другие» одновременно означало «не такой судьбы как у других». Для греков того времени Эдип был одновременно именем человека и именем его судьбы. Мы еще говорим «судьба, судьба», но давайте спросим первого, от которого услышим это слово, «а у тебя есть судьба?». Я спросил у двадцати человек. Из них пятнадцать ответили, что не знают, есть ли у них судьба, трое – что не знают, что такое судьба (хотя я об этом не спрашивал), один – что нет и один – что есть. Но так ли уже, в самом деле, важно, кто что знает о судьбе, если мы согласились с древними греками считать судьбой некую определяющую жизнь отдельного человека объективность? – Ответ будет зависеть от того, что данный человек считает объективностью и как он с ней себя лично соотносит. Иногда довольно того, что хоть кто-нибудь об этой объективности знает, как, скажем, хор в «Эдипе» или «Антигоне». А иногда для развития сюжета трагедии или конфликта реальной жизни необходимо знание причин происходящего всеми или большинством участников. То есть, главным является само знание. Вот известный анекдот из жизни Нильса Бора: приходит раз к нему один его приятель и видит прибитую над дверью подкову. «Неужели ты веришь, что подкова приносит удачу?» — спрашивает. «Конечно, не верю,» — отвечает Бор. «Так зачем же ты тогда ее прибил?» — «А мне сказали, что она приносит удачу независимо от того, верят в это или нет.» В случае с подковой, как и в случае с судьбой, мы имеем дело с эпистемологической ситуацией, то есть с ситуацией, в которой решающую для человека, который в нее попал, роль играет знание или незнание о ней его самого и других людей.

Попробуем подобраться к личности под углом эпистемологии. Поверим древним грекам. Пусть это будет человек хуже или лучше, но определенно не такой как другие, то есть поступающий, говорящий и думающий своим особым образом. Но знает ли об этом он сам, точнее, входит ли в содержание понятия личности знание человека о самом себе как личности, уникальность его самосознания? По Софоклу – безусловно так. Но узнает себя Эдип через знание своей судьбы, через знание, в котором ему открывается, что вместе с царством он унаследовал от своего отца, негодяя, насильника и убийцы, наложенное на отца проклятие. Тогда он и осознал себя «самым несчастным человеком в Элладе», то есть героем трагедии, а в нашей терминологии – протоличностью. Однако придуманная древними греками протоличность – это не только необычная судьба и особое самосознание, но обязательно еще и какая-то уж совсем необыкновенная смерть. Не удивительно ли, что в такой стране, буквально пронизанной религией, как постгомеровская Греция, главные персонажи мифов и трагедий либо умирают без погребальных обрядов (как в «Антигоне»), либо наистраннейшим образом исчезают, как сам Эдип в «Эдипе в Колоне». Не могу в этой связи, хоть походя, не сослаться на древнеиндийскую традицию, согласно которой великие аскеты и йоги умирали без соблюдения каких бы то ни было обрядов, подобно чумным, прокаженным и детям. Так в 20-ом веке умер Ганди, одна из самых великих личностей новейшей истории. Так что же тогда для нас сегодня эта полумифическая эллинская протоличность — программа минимум для нашей личностности (ничего себе минимум!) или абсурдное исключение?

Конечно, личность (прежде всего) – это абсурдное исключение. Спросим: кто исключает и в чем абсурдность? Но в том-то и дело, что исключается личность из всех других не самими этими другими, а кем-то третьим, их наблюдающим, которого мы условно назовем «философом», и который уже успел исключить каких-то людей из остальных «других» (включая, возможно, и себя самого). Ведь другие-то заняты своими делами – ходят в театр на «Эдипа» или «Гамлета», смотрят телевизор, зарабатывают и теряют деньги. У философа своих дел нет, у него одно дело – думать. Он тоже – исключение, если уже отрефлексировал себя как таковое. Но почему же исключение личности должно быть абсурдным? Ответ дан в сократических диалогах Платона: да оттого, что другие, находящиеся в одной ситуации с личностью, не знают, почему личность, тут же рядом с ними, ведет себя таким образом, который с их точки зрения никак этой ситуации не соответствует. Так вел себя Сократ, категорически отказавшийся накануне приведения в исполнение приговора от побега, подготовленного его друзьями и учениками. Так вели себя Ганди, а после него Соломон Бандаранаике (премьер-министр Шри-Ланки), предупрежденные о готовящихся на них покушениях, но не признающие никакой личной охраны. Абсурд да и только. Абсурд, который есть ничто иное, как незнание другими личности и незнание ими самих себя, как не личностей. В этих трех примерах абсурдности поведения личности мы видим особое отношение личности к своей смерти, отношение, не зависимое от какой-либо конкретной ситуации. Личность живет своей жизнью и умирает своей смертью. В такой «своесмертности» личности можно видеть прямую мифологическую аналогию с бессмертием богов и необыкновенной смертью героев эпосов.

Личность – это такой человек, который, в какие бы времена и места ни забросила его судьба, Воля Божья или прихоть его природы, будет там и тогда идти своими путями, а не путями своей эпохи, страны или культуры, своего общества или рода-племени. Это несколько романтическое и максималистское определение личности не исключает возможности совпадения путей личности с объективными  тенденциями ее места и времени. Но и тогда личность будет для себя определять эти тенденции, а не определяться ими. Личность в своем самосознании не противопоставляет себя обществу. Существуя как бы параллельно с последним, она всегда себя от него отделяет. Теперь два кратких разъяснения.

Первое. Место действия, речи и мышления личности может быть столь ограниченным как дом, семья, среда или страна – и столь обширным как весь мир. Время личности будет считаться от срока ее жизни до целой эпохи. Часто это дело случая. Личность может реализоваться в любом пространственно-временном масштабе.

Второе. Мы приходим в мир фактов, вещей и обстоятельств, которые к моменту нашего прихода уже наличествуют, имеются, обозначены словами и явлены нам в определенном порядке. Иначе говоря, наш приход в этот мир случился, когда «кости уже брошены» (да простит мне покойный Людвиг Витгенштейн столь вольную парафразу вводных слов из его «Трактата»). Приходом в мир я полагаю не физическое рождение, а первый момент осознания нами самих себя в отношении к миру. Разумеется, человек может родиться и благополучно прожить всю жизнь, так и не пройдя через этот момент. Возможно, что именно с таким случаем связаны удивительные обряды провождения в смерть (описанные в древнеегипетских, индийских и тибетских «Книгах мертвых»), цель которых в том, чтобы пусть хоть под конец, на пороге смерти вернуть умирающего к самому себе в осознании им своего ухода из этого мира (московский философ Олег Игоревич Генисаретский считает, что на большинстве мемориальных досок должно быть выбито «… жил и умер, так и не приходя в сознание»). Так вот, личность знает, что этот данный ей в сознании мир – это ее мир, ибо только через него пройдут его пути.

Личность – это совсем не обязательно нужный человек в нужное время и в нужном месте. Таким нужным или – да простится мне этот вульгаризм – «востребованным» может быть и персона, и даже лицо, хотя им же может объективно оказаться и личность. Иногда нужда общества в таланте личности оборачивается гораздо большим препятствием для ее самореализации, чем полная невостребованность. Неталантливая личность – почти невозможна, но безличностный талант – явление не редкое: «эка жалость, — причитем мы, — какой талантливый человек, а полное ничтожество». Личностность в талантливом человеке – это прежде всего воля, направляющая талант так, как хочет личность, а не общество или государство. Сильная личностность чуть не стоила жизни или свободы Петру Леонидовичу Капице, а незадолго до него великому Ивану Петровичу Павлову. Разумеется, всякое нормальное (то есть нормально косное и невежественное) государство не хочет личности в нужном ему талантливом человеке. Но только ли в талантливом и нужном? Не будет преувеличением сказать, что любая социальная структура, от семьи до корпорации или университета, как и любая политическая форма, от местного муниципалитета до ООН, объективно оказывается враждебной любой личности, ибо сама личность субъективно осознает себя чужой по отношению к какой бы то ни было форме не индивидуального существования человека. Но именно чужой, а не враждебной, поскольку враждебность предполагает какое-то направленное социальное действие. Тогда, с точки зрения внешнего наблюдателя, который также может оказаться личностью, сосуществование общества с личностью будет видится как некая сумасшедшая игра в «чужесть-враждебность», игра, в которой ставки оцениваются в двух неконвертируемых друг в друга валютах. При том, что нередко эта игра становится игрой личностного против неличностного в сознании одной личности.

Различия в степени и масштабе личностности лучше всего видны на примерах талантливых людей, принадлежащих той же профессии. Так, Помпей Великий и Юлий Цезарь – оба гениальные полководцы, но второй неизмеримо личностнее первого. Из двух гениев русской литературы – Достоевского и Чехова, последний был гораздо большей личностью. То же самое можно было бы сказать, сравнив двух гениев, творцов всей современной электротехники – Томаса Эдисона и Николы Теслы; Тесла был удивительной личностью, а Эдисон – неинтересной и плоской. Говоря о литературе, не могу удержаться, чтобы не сравнить чемпиона русской литературной личностности Василия Васильевича Розанова с его пожизненным политическим и экзистенциальным оппонентом Александром Блоком, замечательным поэтом, но слабой личностью. И наконец, в философии 20-ого века прямо напрашиваются на сравнение Жан Поль Сартр, всю свою долгую жизнь протестующий против общества и отменно игравший с этим обществом в поддавки, и Карл Ясперс, не сделавший в «сумасшедшей игре» ни одного хода и ставший в ней посмертным победителем.

Две черты личности играют особо важную роль в отношениях с ней общества. Первая – это стремление личности идти до конца своими путями. Оно неизбежно воспринимается обществом в лучшем случае как эксцентричность и чудачество, а в худшем – как опасный максимализм или даже экстремизм. Вторая черта – это почти физиологическое тяготение личности к открытости. Но открытости кому? В этом – удивительный парадокс. Мы, обыкновенные люди своего общества, как «лица» не осознаем, что это лицо, которым я являюсь, уже сделало меня закрытым для самого себя, ибо я смотрю на себя глазами общества. Когда меня укоряют: «да посмотри на себя со стороны», то это значит – со стороны общества. Личность открыта самой себе в самосознании и самопознании, открыта в своих словах и поступках, только через которые она себя познает и узнает. Как если бы эти слова и поступки были жестами, значение которых может быть понятно только личности, их совершающей. Личность сделала жест и говорит: «это – то, то есть моя личность». Но окружающие будут думать, что этот жест – для них, и скажут: «он – такой же как мы, но специально ведет себя так, чтобы от нас отличаться». Реакция общества на открытость личности однозначна и остается той же самой в разных странах и в разных эпохах. Приведу несколько примеров таких жестов личности. Покидая свою родину, Аргентину, уже полуслепой Хорхе Луис Борхес объяснил этот антипатриотический, с точки зрения большинства его коллег, поступок тем, что не хочет быть похороненным в той же земле, что и мерзавец президент Хуан Перрон (кстати, любимец народа и благодетель нации). Немного раньше в фашистской Германии, когда один из местных главарей СС спросил замечательного философа и врача Карла Ясперса, отчего тот так рвется попасть в концлагерь, Ясперс ответил, что не видит большой разницы между концлагерем и всей страной, за что подвергся единодушному осуждению университетских коллег. Говорят, реакцией Гитлера было: «не трогать старого дурака, пусть только сидит у себя дома и никуда не выходит». Сталин бы сказал: «Смотри, какой храбрый!». Но в сталинской России на Ясперсов был больший дефицит, чем в гитлеровской Германии.

Оглянитесь, сами увидите, что и в нынешнее время самораскрытие личности оказывается объективно заблокировано обществом и общественным мнением в самых различных проявлениях последнего. Когда после страшного взрыва бензохранилищ в Техасе корпорация (Бритиш Петролеум, кажется) предложила «справедливую» компенсацию родичам (что-то около миллиона долларов за одного погибшего), одна молодая девушка с негодованием отвергла деньги, заявив – деньгами вы от меня не откупитесь, уголовные преступники, и начала против корпорации процесс – не за себя, а за всех прошлых и будущих жертв. Все же остальные, включая ее брата, были крайне недовольны ее жестом. Но зачем далеко ходить? Совсем недавно петербургский математик Григорий Перельман совершил открытие, за которое должен был получить Медаль Филдса, своего рода Нобелевскую премию для математиков. Он же просто заявил – идите вы все подальше с вашими медалями и деньгами, я занимаюсь моей наукой. И что же вы думаете? Из десяти опрошенных мною русских и не русских математиков девять сказали, что-то вроде «ну чего это он выпендривается, что ж нам теперь и денег не следует получать за наши успехи?», а один перевел разговор на другую тему. Как здесь не вспомнить один чудный анекдот екатерининской эпохи. Императрица пожаловала землей и «деревнями с пятьюстами душ» поручика Петра Гамалею, делопроизводителя штаба командующего (графа Г.Г.Орлова). Гамалея написал графу, что премного благодарит Ее Величество, но деревень с пятьюстами душ в подарок принять не может, ибо с одной своей справиться категорически не в состоянии.

Но можно ли говорить о каком-то объективном резоне существования личности, если, конечно, оставить в стороне внутреннюю необходимость у некоторых людей быть личностью. Или все это – фантом, фикция воображения внешнего наблюдателя, которым я произвольно сам себя назначил? Уверен, что можно. Я вижу этот резон в том, что всегда есть люди, которые хотят личность, ждут ее и ищут, в особенности те, кто сами являются личностью. Личность – это всегда искомое. И здесь мы обнаруживаем другой смысл – именно смысл, а не значение – понятия «персона». Персоной мы можем условно назвать только ту сторону личности, которой та обращена к нам. Или лучше будет сказать, что персона – это лицо (маска, парсуна, личина), за которым тот, кто ищет личность (и никто другой), может ее обнаружить. Персона – повод для поиска личности, приглашение в дом, хозяин которого нам  пока еще не известен.

Что станет с личностью в веке 21-ом, неужто будет еще хуже, чем в 20-ом, спросите вы? – Не беспокойтесь за личность, за век беспокойтесь, да за нас с вами, чтоб не пришлось нам жить в веке еще более пустом в своей безличности, чем 20-ый. Хотя в 20-ом были Ганди и Эйнштейн, Джордж Оруэлл и Солженицын, Олдос Хаксли и Борхес, Томас Манн и еще дюжина (больше не наберется). Не за чем ходить за личностью в древний Китай, современный Тунис и Сахару. Вот только что отшагал по Тверской свой короткий срок замечательный философ Владимир Вениаминович Бибихин. Он орал на той же Тверской, что чеченская война – позор русского народа. Ведь не с Путина же и Ельцина спрашивать – не странно ли, но они, как и безличностные главы всех других современных государств, «сраму не имут». Для Бибихина это была не политика, а жест открытой личности, брошенный в море холопства и лизоблюдства. Но одновременно это был и страшный вопрос философа о смысле происходящего. Страшный, потому что никто из решившихся на войну вчера и сегодня – ни с опозданием выучившийся грамоте Буш, ни недоумок Блэр, ни смелый самоучка Путин – просто не могут ответить ни на один вопрос о смысле того, что они делают. Для нас же главное – как бы не проглядеть личность сегодня, около нас. Вот и сейчас говорит, пишет (да еще и поет) Людмила Стефановна Петрушевская, умудрившаяся уже в постсоветский период вызвать гнев наилиберальнейшего Михаила Сергеевича Горбачева. Ну да Бог с ними со всеми, с этими правителями.

Трудно предугадать через какие пустыни и джунгли пройдут пути личности в наступившем веке, но одна черта нынешней жизни настолько выпирает из пестрого и аморфного многообразия сил, тенденций и мод, что ее просто невозможно не заметить; это – растущий, неуклонно усиливающийся, анти-интеллектуализм общества в целом. Общества, а не только государства, что было бы еще полбеды. Анти-интеллектуализм с конца 90-ых годов 20-ого века стал превращаться в стойкую политическую тенденцию, осознаваемую и одобряемую и политиками, и бизнесменами, и просто культурными людьми: «нам нужны компьютерщики, программисты, математики, финансисты, любые специалисты, а умники нам не нужны». Здесь важны два слова. Во-первых — «нам». Здесь это термин, указывающий на субъекта политического самосознания, пусть не развитого, жалкого, но все ж таки самосознания. Во-вторых, «умники» — термин, обозначающий тех, кто не только разбирается в компьютерах, ценах на нефть, маркетинге (о, ангелы небесные!) и в организации очередных жульнических выборов, но ищет смысл того, что он делает. «Умники нам не нужны» эхом разносится из страны в страну, с континента на континент. Когда я недавно рекомендовал одному декану московского университета моего друга (увы, только что скончавшегося) Владимира Калиниченко на место профессора философии, декан сказал: «Он умный слишком, это – не полезно». Такой же ответ я получил от декана одного очень дорогого американского университета, порекомендовав ему в профессора истории религии замечательного специалиста из Канады. Только американец употребил великолепное английское выражение: «самого себя в половину умнее» (too clever by half). И где ты слышишь этот бред? – ни в Газпроме, ни в Бритиш Петролеум, ни в американском Госдепартменте, ни в российской Госдуме, а в Университете! Что это? Страх? Но все равно, и государство – прежде всего, и общество личности будут бояться гораздо больше, чем умников. Возможно, государство и общество опасаются возникновения из интеллектуалов новых элит, которые станут местом развития и «обитания» личности.

Обессмысливание профессионального знания идет рука об руку с обезличиванием профессионалов. Значит, как это уже не раз бывало в истории, личность будет существовать отдельно от университета. Не беспокойтесь, она не пропадет. Выручит тысячелетняя привычка личности существовать без государства, без общества, без нас с вами. Это нам, вернее тем из нас, кто ищет личность, будет труднее ее найти. Но ничего, если очень захотим, найдем.

Быть собой или изображать из себя – Психология без соплей

Продолжаем разговор о том, что это такое быть собой, и какие преграды стоят на пути к тому, чтобы стать собой. Только теперь посмотрим на эти вопросы глубже и более системно.

Для этого нам придется погрузиться в дебри аналитической психологии Карла Густовича Юнга, который в рамках своей теории придумал замечательные образы для иллюстрации интересующей нас проблемы. Теория в целом сложная и запутанная, но я постараюсь все объяснять попроще.

К слову. Существует заблуждение, что Юнг — это примерно то же, что и Фрейд, что все это один и тот же психоанализ. Но это совершенно не так. Разница между концепциями Фрейда и Юнга такого же порядка, как, например, разница между физическими теориями Ньютона и Эйнштейна.

И хотя «Аналитическая психология» на слух воспринимается, как один из синонимов «Психоанализа», — это все-таки две совершенно разные системы взглядов. А самое дикое то, что о кардинальном различии между ними не всегда знают даже психологи, с которыми по долгу службы приходится сталкиваться.

Это отступление сделано к тому, чтобы сходу отбросить возможные предубеждения к аналитической психологии, если кто-то до сих пор считает ее еще одной вариацией психоанализа. Юнг — это совершенно другой мир, с которым стоит познакомиться каждому, кто вообще интересуется психологией. И сейчас мы в этот мир заглянем… через замочную скважину.

[[Продолжение — маски, роли и правда о самом себе]]

Архетипы

Юнг предложил такую гипотезу, что наряду с животными инстинктами, определяющими способы реагирования в относительно простых ситуациях, у человека есть инстинкты и психологические, которые программируют целые поведенческие пласты.

Эти психологические инстинкты Юнг назвал «архетипами». Сам Юнг, чтобы объяснить сущность архетипов проводил аналогию с кристаллами. Если взять, например, кварц, то в самой его природе заложена та структура, тот каркас, по которому растет каждый его кристалл. Есть вариации, но все они подчинены общему закону, который состоит из двух частей: во-первых, это сама возможность образования кристалла, а во-вторых, генеральный план, по которому формируется каждый новый кристалл.

Архетип — это общая, заложенная природой, программа, которой следует каждый кварц, наполняя кристалл конкретным веществом и своей индивидуальной сущностью.

То есть, возвращаясь в сферу психического, архетип — это что-то вроде психологического закона или принципа, который в общей форме определяет структуру некоторых душевных процессов и моделей поведения. И каждый человек, где бы он не родился, и в какой бы культуре не вырос, подчиняется одним и тем же внутренним законам.

Юнг определил всего несколько архетипов — их буквально можно пересчитать по пальцам. Самые интересные и понятные из них — Самость, Тень, Персона, Анима и Анимус. Остальные более сложные и их влияние на жизнь конкретного человека проследить довольно проблематично, поэтому оставим их в покое.

Анима и Анимус — это парный архетип, привязанный к биологическому полу человека. У мужчины — Анима, у женщины — Анимус. К теме данной статьи эти архетипы отношения не имеют, по этому о них только пара слов на мужском примере.

Анима — это женская сторона мужской души. В каждого человека заложены и мужской, и женский полюса, и если в физическом плане на первое место выходит мужское, то женское погружается в глубины психики и живет там. Таким образом, внутри каждого мужчины живет образ женщины, обладающий для него магической силой и притягательностью.

Анима, в самом простом своем проявлении, определяет мужские модели поведения в отношении женщин. Именно Анима наполняет женщину в глазах мужчины той неописуемой эротикой, которая понятна только ему одному, и она же подталкивает мужчину на безумные поступки ради возможности завладеть этой женщиной. Классический образ Анимы — это Елена Прекрасная, которая стала причиной падения Трои.

Так происходит, когда образ Анимы проецируется на конкретную живую женщину. Тогда мужчина в самом прямом смысле слова сходит с ума — эта женщина становится для него мистическим и непреодолимым наваждением. Но не стоит путать это состояние с обычной пустой влюбленностью или романтической любовью в обычном понимании — это всего лишь проделки ума, а не глубинной сущности человека.

В более глубоком смысле, который уже ближе к нашей теме, Анима служит для мужчины проводником в его внутренний мир. Она — связующее звено между божественным внутри (Самостью) и повседневным сознанием. Тот мостик, по которому мужчина должен пройти, чтобы достичь полной гармонии с собственной природой. Но это уже область почти мистическая и туда мы сейчас не пойдем.

Важно понять вот какой момент. Поскольку Анима программирует отношения мужчины со всеми окружающими его женщинами и в то же время является связующим звеном с внутренней сущностью мужчины, все это можно (и нужно) использовать в практических целях. Внимание!

Выстраивая и налаживая отношения с живой женщиной, мужчина налаживает отношения с собственной душой (Анимой). Поэтому отношения с женщиной это не просто развлечение или возможность продления рода — это еще и путь душевного развития, предусмотренный самой природой. И глупо эту возможность упускать или не использовать.

Точно такую же роль играет для женщины Анимус — определяет ее отношения с мужчинами и служит проводником в подземное царство души. И точно так же, отношения с мужчиной — это прекрасная, если не единственная, возможность для женщины двигаться по пути духовного развития.

На этом все — переходим к сути. Главное, не забывайте — нет внутри никакой женщины или мужчины, как нету внутри у кварца стопки чертежей, по которым должен расти кристалл. Архетипы — это всего лишь условное искусственное понятие, с помощью которого удобно описывать некоторые психологические закономерности.

Тень и Персона

Итак, вот они наши ключевые образы — Тень и Персона, которые отлично описывают происходящий внутри каждого из нас разлад на почве того, какие мы есть и какими хотим быть в чужих и своих собственных глазах.

Начнем с упрощенного примера. Допустим, есть у нас ребенок с десятком ярких врожденных свойств души. На первых годах жизни ничто не мешает ему проявлять все свои качества, но позже, под давлением воспитания и социальных реалий, выясняется, что для выживания и комфорта важны только три из имеющихся свойств. Например, чувство юмора, наблюдательность и ум. А остальные семь не очень-то важны или даже опасны — пусть это будут агрессивность, цинизм, безответственность, музыкальный слух и еще что-нибудь на ваш выбор.

Тогда ребенок, безо всякого коварного расчета, полезные качества начинает выдвигать на первый план, а бесполезные и опасные — прятать в тени. Ребенок оттачивает те свои умения, которые приносят ему сладости, а все прочее маскирует и подавляет, чтобы не тратить сил на то, что не срабатывает, и не быть наказанным за то, что раздражает родителей.

Так начинается внутренний раскол на темную и светлую стороны. На первом этапе этот раскол лежит на поверхности — он еще пока доступен сознанию, и если ребенку задать правильный вопрос, он без особого труда расскажет, как это все у него внутри происходит.

Но со временем это сознательное разделение на хорошие и плохие, пригодные и непригодные качества забывается, внутренний раскол уходит на бессознательный уровень, и между полюсами начинается вечная битва добра со злом. И кстати, именно она является прообразом всякого столкновения между темными и светлыми силами в искусстве, философии и религии — все это отражение и отблески внутреннего душевного раскола.

Полагаю, все уже поняли, что Персона — это «светлая» сторона, а Тень — «темная». Перейдем к более формальному объяснению.

Персона (от persona — маска, которую в древних театрах носил актер и которая обозначала исполнявшуюся им роль) — это тот набор черт, врожденных и воспитанных, который выставляется человеком на всеобщее обозрение.

Делается это совершенно автоматически и практически неосознанно, однако выследить и пронаблюдать эту душевную показушность довольно просто. Достаточно обратить внимание на перемены в своем поведении в присутствии разных людей — каждому из них мы подсовываем разные личности, в зависимости от того, какие с ним отношения и какое впечатление на него нужно произвести.

Со временем, Персона наполняется дополнительными чертами, помимо тех, что были предопределены природой. Если в окружающем обществе делается большой упор на достижение успеха, человек изо всех сил будет стараться надеть на себя какие-нибудь атрибуты успешности и его Персона начинает приобретать характерные черты — высокомерие, авторитарность, наглость и т. д. — которые играют роль хорошей мины при плохой игре.

То есть, Персона — это то, какими мы хотим казаться в глазах других людей, та маска, которую мы, сознательно или не очень, наполняем полезными и выгодными нам качествами. Это своего рода маскировка, существование которой вполне оправдано в обществе, где есть четкие представления о том, что приемлемо, а что нет.

Проблема начинается тогда, когда носитель маски начинает считать, что он и есть Маска. По-научному, это называется «идентификация с Персоной» — ситуация, при которой человек перестает воспринимать себя целостно и окончательно погружается в свою социальную личность.

Одно дело маскироваться в целях выживания, сохраняя четкое представление о том, кто я есть на самом деле, и совсем другое — обмануть и убедить себя в том, что «я есть то, чем я хочу быть». К такому взгляду подталкивает все наше воспитание, но нельзя быть или стать каким-то другим, чем ты есть от природы. Можно обмануть окружающих, разукрасив свою маску нужными цветами и оттенками, и можно обмануть себя, любуясь своей маской перед зеркалом, но в итоге все это слишком дорого обходится.

То же самое происходит и с обратной стороной души — Тенью. Те качества, которые общество считает плохими, вредными и неуместными, ребенок прячет куда подальше от чужих взоров. А со временем, вообще, оставляет в забвении целый пласт своей психики и от этого становится однобоким и скучным человеком, который может жить только по правилам.

Главное негативное следствие от подавления теневых качеств состоит в том, что человек становится слабым… как того и требует социум. Агрессивность, сила, твердость и прочие подобные качества в ребенке, обычно, не поощряются, иначе, им становится слишком сложно управлять. Детей учат быть податливыми и послушными, и именно такими они потом попадают во взрослую жизнь — готовые, хорошо смазанные, винтики социального механизма.

Вместе с отказом от «силовых» и «негативных» черт утрачивается целостность психики и душевное равновесие. Недовольство собой, которое знакомо практически каждому, существует исключительно благодаря тому, что значительная часть души оказалась отвергнутой и преданной забвению. А поскольку душу не переделать, эти ее лишенные внимания качества все равно вторгаются в жизнь — в самой грубой и неприглядной форме.

Одно из ярких проявлений Тени — это резкое раздражение, которое вызывают у нас некоторые люди. Когда в другом человеке мы замечаем те качества, которые себе однажды запретили, тогда внутри вскипает ничем не оправданное бешенство — на этом человеке мы вымещаем всю ту злость, которую испытываем к самим себе. Вспомните любого человека, который вас бесит, — посмотрите внимательно и вы увидите в нем свое искаженное отражение. А стоит примириться с собой и никакого раздражения больше не будет. Принимая себя мы автоматически учимся принимать весь мир таким, какой он есть.

Кроме того, в Тени часто оказываются и те качества, которые когда-то оказались просто бесполезными. Например, ребенок с хорошим слухом у родителей, не любящих музыку, так и не научится использовать свой слух, а кусок души связанный с этой врожденной способностью затеряется в темноте души и будет точить оттуда неясной тоской по упущенным возможностям и утраченному пути.

Тень — хранилище силы и душевного потенциала, а не воплощение всего злого в человеке. Тень — это неотъемлемая часть души, с которой обязательно нужно познакомиться и подружиться, которую нужно принять и научиться сознательно использовать.

Персона, с другой стороны, — продукт страха перед наказанием, а не воплощение всего доброго. Психологически, в Персоне даже больше зла и опасности для душевного здоровья, чем в Тени, поскольку Персона — это всегда обман, всегда что-то наносное и лишнее, а в Тени содержится только то, что было дано от природы, но не нашло для себя должного выхода.

Чтобы отделить себя от своей маски нужна сила и смелость — именно те атрибуты, которые часто находятся в Тени. Поэтому знакомство с Тенью, хоть и называется по-разному, в любой традиции считается самым первым шагом на пути душевного развития. Принятие темной стороны души — это то, с чего нужно начинать, а не то, что можно отложить на потом. Только сила, трезвость и отрешенность содержащиеся в Тени, могут дать необходимое бесстрашие, чтобы вырваться из социальных тисков и стать собой.

Философия «Персоны» на пальцах. Часть 1 — Игры на DTF

4151

просмотров

Знакомство с серией игр «Persona» кардинально изменило мой взгляд на жизнь. Сложно передать, какое воздействие на меня оказали персонажи, сеттинг и сам нарратив. Но «Persona» не смогла бы укорениться в моём сознании, если бы не один аспект, которые многие привыкли игнорировать, а именно основная идея. Речь не идёт об однотипных произведениях с очевидной моралью в конце. И хотя их ценность значительно выше остальной беллетристики, им не хватает чего-то особенного, чтобы оказать то влияние на сознание, на которое способна эта серия.

Закончив петь дифирамбы, я вкратце обозначу, какие моменты будут затронуты в этом обзоре. Во-первых, я обрисую основу мира «Persona» через научную гипотезу, объясню причину деструктивности в людях через теорию влечений, а так же постараюсь раскрыть этот базис в лице психологии Юнга, на котором и строилась вся эта Вавилонская башня. Во-вторых, я раскрою проявление этого базиса на примере «Persona 3», а также постараюсь донести основной месседж игры. Заранее обозначу, что весь обзор — это просто работа с символикой, описания самого нарратива здесь будет по минимуму. Разумеется, помимо прикосновения к основанию я продемонстрирую его проявление в самих играх, что значит! Spoiler Alert! по всем частям серии.(И да, во вступлении я обошёлся без стандартного описания и страны создания, подразумевая, что вы более чем в курсе этих моментов.)

«Нюкта — не миф»

Своё начало Персона берёт на одной планете, которую сейчас называют Прото-Землёй, но я для простоты буду звать её Гайя. Она имела отличный от современного вид, а обитали на ней лишь амёбы, которые хотя и не обладали сознанием, но по природе своей были бессмертны. Откуда они там появились? Ну, сочтём это за условность… Поворотным моментом этой идиллии послужила планета, которая врезалась в Гайю, став с ней одним целым. Этой планетой и была Нюкта.

Сейчас я вам вкратце пересказал событие, которое стало спусковым крючком зарождения «жизни» во вселенной «Персоны»(Это официальная версия, которая была описана в «Клубной книге» в пункте вопросов и ответов. Одновременно с обзором, я опубликую перевод с той информацией, которая имеют важное значение для серии, потому вы можете сами со всем ознакомиться.) Может показаться сумбурно и несвязно на первый взгляд, но в следующих пунктах я постараюсь по максимуму раскрыть подноготную этого момента.

• Гипотеза о гигантском столкновении

Хотя в самой книге об этом прямо не говорится, но этим столкновением авторы ссылаются на достаточно известную научную гипотезу, согласно которой около 4,5 миллиарда лет назад в нашу Прото-Планету врезалась другая планета, по объемам напоминающая Марс, и позднее получившая наименование Тейя.

Это действительно существующая гипотеза в научном сообществе, которую продолжают исследовать по сей день. Эта гипотеза интересна нам с 2-х сторон: во-первых, это одна из вероятных версий появления Луны, которая образовалась из осколков после столкновения двух прото-планет(существует несколько версий оного события, но в контексте «Персоны» Тейя врезалась в Гайю именно лоб в лоб… Если у вас возникает вопрос о том, как все живые существа уцелели в момент резкого нагрева земной поверхности, то можете и это сбросить на условность). Думаю, мне нет смысла рассказывать о важности нашего спутника. Во-вторых, это одно из событий, повлиявших на само зарождение жизни, ведь согласно нескольким исследованиям, именно столкновение с Тейей обогатило нашу планету такими летучими веществами, как сера, углерод, водород и азот, которые являются чуть ли не основой жизни. Очевидно, какое глобальное(в теории) воздействие оказало это столкновение на зарождение всего человечества.

То, как это столкновение послужило началом жизни в «Персоне» я разберу в следующем ключевом пункте, а пока раскрою один момент, который в дальнейшем поможет более полно понимать значение Нюкты в контексте всей серии.

«Амбивалентный миф»

Для многих не секрет, что своим именем Нюкта ссылается на одного из первородных богов в греческой мифологии.

Согласно Теогонии Гесиода, она была порождением Хаоса наравне с такими богами как Гея[Земля], Тартар[бездна], Эрос[сексуальное влечение] и Эреб[Мрак]. Даже являясь персонификацией Ночи, её роль не столь однозначна. Раскрою этот момент в 2-х плоскостях.

• Мифология.

В греческой космогонии, Нюкта, будучи богиней ночи, в своей связи с Эребом порождает Эфир[«Свет»] и Гемеру[День], т.е. тем самым создаёт бинарную оппозицию, где одно представляет собой противоположность другого, но при этом не может без него существовать(Интересный момент, греческая титанида Тейя, в честь которой была названа планета в гипотезе о столкновении, то же порождает оппозицию Гелиос[Солнце]/Селена[Луна]). Этот мотив будет прослеживаться и в дальнейшем повествовании, на примере таких бинарных оппозиций, как Ночь/День, Зло/Добро, Смерть/Жизнь… Это ружьё выстрелит позже, а пока перейду к более важному аспекту Нюкты, а именно архетипу, который она олицетворяет.

• Психология.

В Юнгианской психологии одним из важнейших архетипов является «Великая мать». Но в обход обывательскому восприятию, этот архетип по своему проявлению тоже не столь однозначный. По описанию Юнга, если положительная сторона архетипа проявляется в доброте, созидании и жизни, то отрицательная наоборот в злобе, разрушении и смерти. Эту амбивалентность Юнг подчеркнул словами «любящая и страшная мать». И Нюкта как в своём мифе, так и во вселенной «Персоны» воплощает именно этот архетип, отчего Рёдзи и назвал её материнской сущностью.

Надеюсь, я смог наглядно показать, что ни о каком однозначном представлении Нюкты и речи быть не должно. Этот момент полноценно выстрелит в обзоре на P3, а пока я продолжу раскрывать эту амбивалентность в контексте зарождение разумных существ во вселенной «Персоны».

«Деструкция как причина становления»

Даже поверхностно ознакомившись с серией, без проблем можно заметить неизменный постулат, который красной нитью проходит через все её части. Да, речь пойдёт о человеческом стремлении уничтожить себя. Стоит заранее обозначить, что «Персона» продвигает атеистическую картину мира, а использование научной гипотезы как основы лишь подтверждает это. Но если деструктивная натура не является следствием грехопадения, то откуда она в человеке?

В большинстве случаев, желание ответить на этот вопрос приводит людей ко 2-й части серии, ведь именно в ней наглядно демонстрируется основной конфликт в бессознательном человечества, а именно противостояние Филемона и Ньярлохотепа. Существуя в симбиозе, но всё же являясь полярными противоположностями друг друга, они олицетворяют амбивалентность человеческих тенденций, где Филимон воплощает развитие и целостность, а Ньярлатхотеп разрушение и диссоциацию. Хотя это и делает картину более понятной, но вопрос всё же остаётся открытым. Для понимания происхождения Филимона и Ньярлохотепа стоит вернуться к моменту столкновения планет и подробнее рассмотреть влияние, которое оно оказало на зарождение и развитие жизни в рамках этой вселенной.

«Взрывная эволюция»

В момент столкновения Нюкта разделилась на тело, которое вместе с осколками образовало луну, и психику, которая волнами прошлась по земной поверхности. И именно эта психика являлась основной угрозой для всего живого на Земле.

Думаю, стоит продемонстрировать этот пример на более простой модели: Нюкта(тело) + психика(разрушение) = «Пожиратель планет». По изначальной схеме, Нюкта сталкивалась с планетой, а её психика уничтожала на ней всё, после чего вновь возвращалась к своему владельцу. Отличие же Гайи было в том, что на ней уже обитали живые существа. Примитивные, но существа. Начав сопротивляться этой «энергии уничтожения», они, движимые желанием жить, создавали ей антипод. И учитывая, что они не были способны оказать достойное сопротивление, они вступили в фазу взрывной эволюции, результатом которой стало коллективное бессознательное. Иначе говоря, они просто запечатали эту разрушительную энергию в бессознательном, а топливом для поддержания печати служила противоположная энергия — желание жить и страх самой смерти. Именно этот «союз» двух противоположных энергий создал человека со столь сложной психикой.

Но не всё так просто. Во-первых, подавив эту энергию, люди «присвоили» её себе, что и отразилось на их развитии, но ценой оного стала ограниченность самой жизни. Во-вторых, психика Нюкты никуда не делась. Запечатанная в коллективном бессознательном, она пытается вырваться наружу и вернуться к своему владельцу. Итог для человечества в этом случае достаточно очевиден — смерть. Сложная психика людей не способна существовать без тени, а её исчезновение ведёт к тому, что тело человека становится не более чем пустышкой(Этим моментом объясняется, почему смерть тени = смерть её носителя). Но пока деструктивная энергия не превалирует над конструктивной, выживанию человечества ничего не грозит. Для полноты понимания рассмотрим оный момент в плоскости одной из теорий психологии.

«Дуалистическая теория Фройда».

Хотя и не первый, но в конечном итоге именно Фройд сформулировал концепт, на который в какой-то степени опирается вселенная «Персоны». Согласно оному, в бессознательном человека присутствуют две противоборствующих инстинкта: влечение к жизни(либидо или Эрос) и влечение к смерти(мортидо или Танатос). Энергия либидо проявляется в поддержании самой жизни(приём пищи, вода, сон), в творческих начинаниях, взаимоотношениях, личностном развитии и как потребность в репродукции(да, секс рассматривается как вершина «влечения к жизни», ведь через него происходит выживание вида. Энергия же мортидо представляет собой бессознательную тенденцию, направленную на разрушение тела и возврат в неорганическое состояние. Каждое из этих влечений не может существовать без своей противоположности. Одно влечение может либо подавлять энергию другого, либо поддерживать, а вместе они ответственны за всю деятельность в жизни человека(это подтверждают слова Филимона «Мы — источник человеческой души… Воплощение коллективного бессознательного, неотделимые друг от друга. Мы наблюдали за стремлениями людей на протяжении многих эпох. Я веду тех, кого сильные сердца, а надвигающийся хаос увлекает слабых в бездну. Всё для того, чтобы выяснить — есть ли у человеческой души, которая полна противоречий, шанс превратиться в нечто целое« и »Он[Ньярлохотеп] черпает силу из отрицательных эмоций людей бессознательного, желающих разрушения».)

Если отталкиваться от этой основы, то в начале всего существовала лишь эта бинарная оппозиция: мортидо (психика Нюкты) и либидо(противоположная энергия со стороны людей). Союз этих влечений стал причиной эволюции психики, впоследствии чего она стала более сложной и комплексной, а эти влечения стали проявляться в совершенно разных формах и ипостасях, но всё ещё выполняли свою изначальную роль. Стоит дополнить, что Филимон и Ньярлохотеп, хотя и являются воплощениями этих двух тенденций, всё же представляют более «современную» их форму. Пробыв в коллективном бессознательном на протяжении веков, они представляют более современные человеческие настроения, что опять-таки объясняется комплексностью психики.

«Аутодеструкивное поведение»

Повторяя ранее сказанное, психика Нюкты никуда не делась, а деструктивные тенденции бессознательного временами просачиваются в нашу повседневную жизнь, осознаём мы это или нет. Само мортидо проявляется в аутодеструктивном поведении, которое в свою очередь приобретает различные формы выхода: курение, алкоголизм, наркомания, опасный спорт, анорексия, антисоциальное поведение, депрессия, неврастения, фригидность, селфхарм, суицидальные наклонности и много других. И это только в том случае, когда энергия мортидо направлена в внутрь(т.е. на разрушение своей личности/физического тела), в то время как выплеск вовне приводит к агрессии, насилию, вандализму(и рецидивизму как следствие), убийствам и войнам. Чем больше этой деструктивной энергии накапливается, тем больше «последствия» в случае её выплеска. Каждое из этих действий в той или иной степени разрушает человека и ведёт к смерти, но это более чем наглядный пример действия теней. В заключении этого ключевого пункта, я ещё раз вкратце рассмотрю амбивалентность, но на этот раз самой тени.(В понимании мортидо Фройда, а не тени Юнга. Между ними есть существенна разница, которую я затрону в самом конце)

«Два в гармонии превосходят одно в совершенстве.»

В самом первом пункте обзора я затронул тему амбивалентности Нюкты, которая представляла собой источник как жизни, так и смерти. Потому важно понимать, что та же амбивалентность работает и в случае с энергией, которую она дала. Хотя на первый взгляд либидо и мортидо имеют однонаправленный характер, но в избытке или недостатке они могут полностью поменять полярность. К примеру, если либидо не будет находить «выхода» в нашей жизни, то она легко превратится в мортидо, оказав разрушительный эффект, а мортидо может из отрицательной энергии превратиться в топливо для реализации личности и творчества. Да, именно поиск баланса должен встать во главу угла каждой личности, но как этого добиться и нужно ли оно? Этот момент я рассмотрю уже в плоскости юнгианской психологии, которая в свою очередь является основной для всей серии.

«Я есть ты, ты есть я»

Обозначив первичную природу человеческих тенденций, игра не останавливается на оном моменте, а продолжает развивать его в плоскости совершенно иной психологической концепции. Да, из тени Фройда к персоне Юнга. Тот факт, что эта серия ссылается на небезызвестную аналитическую психологию не вызывает никаких сомнений даже на поверхностном уровне, ибо название игры говорит само за себя. Но на более глубоком уровне становится понятно, что превалирующий пласт психологии, на которой базируется серия, имеет сугубо Юнгианский характер, заходя чуть ли не в самые дебри его работ. Разумеется, я не смогу раскрыть все эти глубинные моменты, но и не обойдусь только поверхностными.

• Индивидуация

Сначала стоит рассмотреть самый важный аспект в жизни каждого человека, а именно «индивидуацию». По Юнгу, это процесс духовного развития личности путём интеграции(присоединения, слияния) бессознательных компонентов психики в нашу сознательную жизнь, вследствие которого личность обретает целостность и смысл жизни. Это достаточно простой для понимания, но невероятно сложный по осуществлению процесс, который далеко не всем по плечу. Что и говорить, когда по словам самого Юнга лишь единицы проходят первый и самый «простой» этап. Во-первых, этим моментом объясняется столь ничтожное количество персона-юзеров в истории. Но, во-вторых, это так же является предпосылкой к основному вопросу, который игра ставит перед игроком — «А ты уже начал свою индивидуацию?» Он может иметь отличный вид от игры к игре, но основной костяк остаётся неизменным. Для большего понимания этого процесса, его важности, а также отражения в основной истории я разберу первые 2 этапа индивидуации.

«Персона — это я»

Позволю персонажу из самой игры дать определение.

Мистер Эдогава: «Согласно Юнгу, существуют другие »ты« внутри вас. Персона — это »другой ты«, который появляется при взаимодействии с другими людьми. Думай об этом так: когда ты с кем-нибудь разговариваешь, это настоящий ты? Может это »ты«, которого человек ожидает увидеть? Или »ты«, которого ты хочешь, чтобы люди увидели? Любой из этих »ты« и есть Персона.»

Стоит добавить, что в реальности маска представляет собой более комплексное сочетание сознательных и бессознательных аспектов. Иными словами, персона — это не только «маска», которую мы осознанно демонстрируем обществу, то, как нас воспринимает общество или наше собственное представление о себе, но и определенный паттерн поведения, к которому мы прибегаем «по привычке» в той или иной ситуации. Этот аспект зарождается ещё в детстве, когда родители создают условную зону того, что «можно». Именно в этот момент ребёнок неосознанно принимает эту зону, пытаясь своим поведением соответствовать ей. Эта тенденция будет сохраняться и укрепляться в детском саду, учебных заведениях, на работе и в самом социуме в целом. Это не есть плохо, но только тогда, когда персона находится под контролем нашего сознания. Рассмотрим амбивалентные свойства персоны немного подробнее.

«Персона — это я?»

Как я говорил ранее, изначально персона в большей степени бессознательна для эго, а именно «нашей самоидентификации». Она бессознательно навязывается нам обществом (а часто и нами самими), а потому нередко возникает проблема, когда человек считает, что он и есть эта персона. Юнг назвал эту проблему «идентификацией с Персоной». Вследствие этого человек начинает обманывать себя, из-за чего возникает конфликт между его истинными чувствами(намерениями Эго) и теми, которые от него требует общество(намерениями персоны). Человек становится одержимым своей персоной, подавляя всё, что не соответствует оной, даже если это он сам. Последствиями этого может стать дезинтеграция личности и потеря чувства собственного «Я».

Юнг же побуждал относиться к персоне в соответствии с её названием — как к маске. Маске, которую мы способны надевать и снимать, не теряя понимания истинного себя. Наиболее явно это демонстрируется в «Persona 5», когда персонажи начинают осознавать наличие на себе маски, которую в последствии сдирают. Это очень болезненный процесс, потому что он подразумевает отказ от комфортного решения «не думать/решать самому»(но это уже к символике Р5). Более примечательным примером является Макото, которая из-за сложившейся ситуации была вынуждена жить в соответствии с той ролью, которую ей навязывало окружение. И хотя она всё же старалась считать, что это её истинные чувства, но временами проскакивали определенные сомнения в правдивости оного. Наиболее важный момент в том, что нас не побуждают полностью отказаться от своей персоны. Это демонстрируется, когда Макото, как и другие персонажи, осознаёт истинную «себя», но не отказывается от того «поведения», которое трактовалось её персоной. Отличием же является то, что теперь она делает это полностью осознанно. Это совпадает с действиями Ризе из «Persona 4», которая старалась отринуть Ризет, как не часть себя, но вскоре всё же приняла её.

«Тень — это я»

Эдогава: «Тени тоже «другие вы», которые вы отвергли. Хороший способ это объяснить это «ты», которым ты не хочешь быть или не думаешь о себе как о таковом.

Вернёмся в момент детства, когда у ребёнка появляется персона. Может показаться, что та часть Эго, которая была вытеснена персоной просто исчезает, но это далеко не так. Она уходит в бессознательное, в область, не находящуюся под контролем сознания, а значит и нашего Эго. Можно сказать, что в противовес родительской области «позволено» создаётся область «запрещено». Важно понимать, что это не вопрос крохи о «хорошо/плохо», по крайней мере в большинстве своём. Тень — это всё так же часть настоящих «нас», которая была осознанно/бессознательно вытеснена.

Опять же, к определению Эдогавы можно добавить события, которые имели значение для нашего сознания, но были забыты, личные страхи, сделанные выборы/не выборы, желания, влечения, навыки и многие другие аспекты, которые в определенный момент «присутствовали» в нашем сознании. В этом и заключается важнейший шаг на пути индивидуации — интеграция тени.

Конфликт Эго-Тень очень похож на конфликт Эго-Персона, в случае которой персона вытесняла истинные намерения Эго. Здесь же ситуация немного отличается, т.к. уже Эго вытесняет Теневые содержания, не давая им реализоваться в нас самих. Это то, как «теневые я» навязывали себя в Persona 4, подразумевая невроз. На этот раз рассмотрим амбивалентный характер архетипа Тени.

«Тень — это я?»

Сложностью интеграции служит то, что для нашего сознания тень — воплощение всего самого мерзкого и отрицательного для её владельца. Она превращается в некую фигуру дьявола, с которой эго не хочет себя ассоциировать(как это было со смертными грехами общества в Р5). Но это ведёт к ряду проблем.

• Проекции.

Под оными Юнг понимал механизм защиты, когда отрицательные черты личности, которые она не способна в себе принять, она «переносит» на своё окружение. «В глазу чужом — соринку видим, в своём — бревна не разглядим.« Достаточно точная пословица, олицетворяющая проявление проекции. Проблемой становится и то, что в том человеке, на которого мы проецируем свои отрицательные черты, мы видим ту самую тень, которую воспринимаем как заклятого врага(показательно, что в большинстве своём это относится лицам одного с нами пола, т.к. и сама тень имеет тот же »пол»). Это не только рушит отношения с окружающими, но и может довести до паранойи.

• Невроз.

По Юнгу, либидо — это энергия нашей психики, которая либо пойдёт в конструктивное русло, либо регрессирует и начнёт питать нашу тень. Примером этого служит принятие тени в Persona 4. Впервые встретившись с ней, каждый из персонажей начинает рьяно её отрицать, ещё сильнее укрепляя персону(или тот образ себя, что они создали). Вследствие чего их психика тратит ещё больше энергии на вытеснение этого теневого комплекса, из-за чего Тень сходит с ума и в определенный момент становится сильнее самого Эго и нападет на него. Этим и характеризуется невроз. «Теневые я» персонажей, которые до этого представляли противоположные установки личности, ещё сильнее видоизменяются, создавая оппозицию эго. Последствием оного может стать состояние похоже на Синдром апатии, когда тень отделяется от эго, истощая все его запасы энергии. В игре же это выражается нападением тени на своего хозяина в мета мире, а в результате — смертью.

• Энантиодромия.

Это закон, согласно которому любая односторонняя тенденция в личности постепенного создаёт равную себе оппозицию, которая как раз таки существует в бессознательном. И если на старте она не может оказать значительного эффекта на нас, то по мере укрепления(энергии либидо) способна прорвать и даже полностью захватить нашу сознательную установку. Думаю, самым известным примером служит персонаж Энакина Скайуокера. Будучи джедаем, он был вынужден подавлять все деструктивные тенденции своей личности, и в момент минутной слабости они полностью захватили над ним контроль, из-за чего личность Энакина сменила одну полярность на другую. Подобное можно встретить сплошь и рядом в нашем мире, когда человек, ранее придерживаясь одного течения или -изма, резко переходит к другому, который находится в оппозиции с первым.

Во вселенной «Персоны», тени — это идеи, страхи, желания или различные образы, которые были созданы сотнями, тысячами и даже миллионами людей. Не желая интегрировать их как часть себя, они продолжают внутренне их поддерживать, из-за чего Тень становиться всё более могущественной(об этом говорит и сам Тедди: «Иногда туман исчезает и они(тени) становятся берсерками. Сильная тень притягивает другие тени, и они формируют одну большую тень). А целью самой тени является исполнение того желания, которое она воплощает. Это проявляется в финале каждой игры, когда мир бессознательного(Тёмный час, Тв мир, Мементос) сливается с реальным миром, представляя коллективный невроз, а те желания, которые до этого лишь существовали в форме тени, начинают исполняться и в реальности, даже если это подразумевает уничтожение всего живого.

В контексте взглядов Юнга, подобное событие уже происходило в нашем мире, а именно во второй мировой войне. По его словам, Гитлер представляет собой зеркало, которое отражает «бессознательное желание» немецкого народа. Являясь репрезентацией бессознательного всей Германии, люди проецировали на него свои теневые содержания, которые Юнг обнаружил при анализе их сновидений. Потому Юнг объяснял «власть» Гитлера именно этими содержаниями, без которых оное событие не зашло настолько далеко, ведь Гитлер — это в первую очередь Германия(разумеется, присутствовали и другие факторы, которые оказали влияние на это происшествие, но меседж в другом). На этом примере можно достаточно просто описать принцип работы коллективной тени, а также возможные последствия её существования. Интересный момент в том, что Гитлер из P2IS говорит буквально тоже самое: «Свобода заставляет человека беспокоится по пустякам. Массы всегда будут мечтать о лидере, который решит всё за них.» — подразумевая ведомое общество.

«Невроз как причина становления.»

Как я и говорил ранее, тень является частью нас самих, а потому нельзя приписывать ей сугубо отрицательный характер. Подходящим примером служит небезызвестный герпес. Можно сказать, что «все» в мире заражены им, но пока он находится в неактивной форме под контролем иммунитета, мы и не будем подозревать о нём. Но в момент, когда наш иммунитет ослабеет, он явит себя в виде известной всем вам простуде на губах. Это может стать необходимым нам знаком, что пора предпринять определенные действия, чтобы избежать тяжёлых последствий. То же самое происходит и при неврозе, который в момент ослабления сознания либо разрушит тебя(диссоциация, и психоз как следствие), либо сделает сильнее, если ты поймёшь «откуда» идёт эта боль. Можно сказать, именно об этом говорят персонажи Тедди: «Эта штука пришла из тебя, Юске. Ты должен признать, или он опять станет берсерком», и Метис: «Когда люди не способны столкнуться со своей темной стороной, она вырывается из-под контроля». Победив свою тень, персонажи из Р4 лишили её энергии либидо, после чего смогли интегрировать более ослабленную версию последней, пробудив свои персоны. Именно момент осознания и принятия превращает тень из врага в союзника.

Стоит также сказать, что тени не всегда являются чем-то негативным по мнению Эго. Юнг назвал это «золотом в тени», а именно те конструктивные тенденции личности, которые она вынуждена подавлять. В игре это тоже имеет своё отражение, а именно в золотых тенях, которые при поражении дают разные драгоценности.

Думаю, после всего этого перспектива встречи с тенью не будет представляться вам чем-то номинальным.

«На пути к аутентичности».

Филимон: «Всё для того, чтобы выяснить — есть ли у человеческой души, которая полна противоречий, шанс превратиться в нечто целое. Вы показали такой потенциал. Если бы было больше таких как вы, то человек однажды мог бы достичь идеального состояния, чтобы понять свою суть.»

Юнг видел в целостности — назначение нашей жизни. Не только для психического здоровья самой личности, но и для плодотворных взаимоотношений внутри общества. Но понятие «целостности» в контексте этого пункта я бы заменил на экзистенциальное понятие «аутентичности». Аутентичностью(или подлинностью) можно считать высшую степень самопринятия человека, который способен быть честным со своими истинными чувствами(как в обществе, так и в отношении к себе), отринув различные «роли» и проекции, как более не нужные страховочные колёса. Понимая себя, человек осознаёт своё место в мире. Именно к этому состоянию нас побуждает стремиться «Персона» посредством слов Филимона.

Надеюсь, я смог обрисовать основные моменты, на которых строит свою философию «Персона». Возможно не столь комплексно, но при наличии интереса вы уже будете иметь направление для собственного изучения. Во второй части, я продемонстрирую, как эта основа работает в Persona 3, а так же посредством оной постараюсь как можно ближе рассмотреть общий месседж, который для многих почему-то остаётся поверхностным.

Архетип уходящей эпохи: персона

Рациональное мышление — детище эпохи модерна, породила фабрику. Фабрика захватила все сферы человеческой жизни и заменила ему родительский дом. Фабрика по производству людей пришла вслед за фабрикой, производящей машины. Персона – вот главный ее продукт. Социальная роль, человек-функция, маска – этими пустышками рационализм фабрики стремился подменить человека. Что за этим стоит и какие пути выхода из ситуации можно наметить? К. Г. Юнг поможет нам ответить на эти вопросы.

Жизнь и деятельность западных мыслителей конца XIX – начала ХХ веков. пришлась на эпоху, отмеченную масштабными кризисными явлениями. Войны, революции, промышленные скачки – все эти общеизвестные проявления слома исторических эпох происходили в тесной связке с событиями иного рода, едва ли столь же хорошо знакомыми широкой читательской аудитории. Речь здесь идет о переменах, затрагивающих базовые мировоззренческие устои европейского, а вернее сказать западного общества.

Мировоззрение, особенно если оно коллективное, не может быть отброшено до тех пор, покуда не зайдет в тупик. В основе любого мировоззрения лежит философия, дающая человеку методику познания окружающего мира. Используя ее, человек может обособлять из потока восприятий некоторые однородные формы и, посредством их осмысления, преобразовывать их в факты или истины, закономерности или тенденции. В дальнейшем, располагая фактами об окружающей действительности, человек приобретает возможность действовать, будучи уверен в том, что у его действий будет заведомо известный и, вероятно, необходимый ему результат.

Эпоху Нового времени можно охарактеризовать как период зарождения, развития и краха естественнонаучного мировоззрения. Лежавшие у его начал, две философские системы – французский рационализм и английский эмпиризм, утверждали, что мир познаваем через численные измерения и расчеты с одной стороны, через наблюдение и эксперимент – с другой. Появление математического аппарата, позволяющего рассчитать движение и изобретение телескопа, позволившее взглянуть по-новому на природу небесных тел, оказались в числе первых шагов на пути отказа от религиозного мировосприятия и утверждения естественнонаучной картины мира.

Если взглянуть на философские трактаты начала Нового времени, то во многих из них можно увидеть оговорки, что авторы методов познания не претендуют, или же вовсе осуждают их применение, к тем областям окружающей действительности, что сегодня отнесены к предметным полям социальных и гуманитарных наук. Причиной этих оговорок, надо полагать, были оправданные опасения конфликта с католической церковью, а не сомнения в возможности использования методик экспериментально-математического естествознания к областям психики и духа, человека и общества. И, между тем, в итоге оказалось, что естественнонаучный взгляд и вправду не способен перейти от материи физической к психической и духовной.

Позитивизм, как философская система, постулирующая возможность познания мира через точные науки, получает распространение к началу второй четверти XIX века. Возникновение на заре ХХ века экзистенциализма, психоанализа и, последовавшей за ним, аналитической психологии, показало недостаточность позитивистских подходов для объяснения психики. Общим пунктом этих трех систем является проявление иррационального – категории, что не может быть осмыслена через логику и математические расчеты, а, следовательно, и через позитивистскую мировоззренческую систему:

«С помощью психоанализа рациональный западный дух вторгся в область, которую вполне допустимо назвать неврозом Сидпы, – и остановился здесь, удерживаемый догмой, согласно которой всё психическое субъективно и индивидуально. Но и это вторжение оказалось весьма полезным, так как позволило сделать новый шаг за пределы сознания» [2, c. 16].

Этот момент стоит полагать принципиально важным для психологической науки, которая основывается на том, что здоровая психика предполагает изрядную долю логичности, адекватности и последовательности в человеческом поведении. Многим это может показаться вполне естественным, и мало кто увидит в подобном подходе античеловеческую суть. А, между тем, она есть. К числу базовых задач современной психологии стоит относить социализацию, инкорпорирование человека в систему социальных отношений с присвоением ему определенной роли. В терминологии К. Г. Юнга, речь тут идет о персоне [1, c. 115].

Подмена человека персоной – это всегда конфликт, конфликт между человеком и куклой. Персона – это логическая функция общественных отношений, прорыв иррационального в семантическую стройность непротиворечивых высказываний. Функция, которую она исполняет, логична, разумна и порой даже весьма выгодна, но персона – это архетип, а архетипы иррациональны, непознаваемы [3] в рамках систем логических суждений, что означает невозможность получения желаемого человеком от персонализации, или от принятия на себя социальной функции – статуса в обществе или профессии. Являясь выражением архетипа персоны, его проработкой, происходящей от эпохи к эпохе, профессиональная деятельности или социальная роль ничем не проявляет своей иррациональной сути, что еще больше вводит людей в заблуждение, подавая им призрачные надежды.

Кузнец или автослесарь – это проявление персоны, оба эти проявления логичны, рациональны, а следовательно не полны. Будучи проявлением персоны, и кузнец и автослесарь или роли кузнеца и автослесаря, неизбежно будут относиться к сфере иррационального – арехетипического и непознаваемого. В “Сознательном и бессознательном” Юнг пишет, что архетип – это элементарная “изначальная мысль”, “мотив”, “категория воображения” [1, с. 70]. Это означает, что профессиональная деятельность или иная деятельность, представляющая собой выражение архетипа персоны, иррациональна в корне, в мотиве, а потому всякий ее мотив, мотив деятельности – не рационален.

Мало кому придет в голову утверждать, что деятельность автослесаря иррациональна, а мотивы его деятельности непознаваемы. Многие найдут ее вполне разумной, как и причины к ней побудившие, а следовательно эти причины ложны. Погоня за ложными мотивами не способна привести человека к цели [1, c. 115]. Выходит так, что человек, персонализируясь, никогда не сможет добиться тех рациональных целей, которые ему были обещаны за следование простому и логичному пути, предполагающему отождествление себя с социальной ролью. Отсюда неизбежно рождается конфликт между ожиданиями и реальностью, ведущий к стрессам и депрессиям.

Депрессии и психические расстройства год от года все плотнее входят в жизнь людей, во многих странах отмечается рост душевных заболеваний и им сопутствующих стрессов и причина тому кроется в растущей персонализации. ХХ век стал временем, когда создание персон приобрело промышленный характер. Этот процесс приобрел лавинообразный вид после таких ключевых моментов развития западной культуры, как “смерть героя” и “смерть автора”. Популярные архетипы Нового времени ушли в тень, а на их место пришли маски.

Маска, когда речь идет о психологической категории, является, по меньшей мере, частью живого существа. Если же говорить о ней, как о самостоятельной части психической сферы, существующей наравне с эго, то естественным будет ожидать, что персона может обладать инстинктами. Или, что точнее, – быть одной из осмысленных форм их проявления, осмысленной не словами, а теми иррациональными образами, что были свойственны мироощущению людей задолго до возникновения второй сигнальной системы:

«То, что мы называем инстинктом, является физиологическим побуждением и постигается органами чувств. Но в то же самое время инстинкты проявляют себя в фантазияхи часто обнаруживают свое присутствие только посредством символических образов. Эти проявления я и назвал архетипами» [4, c. 255-256].

Предполагая у персоны наличие инстинктов, мы неизбежно придем к допущению наличия у нее инстинкта самосохранения. Реализация подобного инстинкта маской предполагает такую ее активность, что направлена на недопущение даже малейшей возможности снятия маски человеком. Так, перед персоной появляется задача уничтожить человека или ослабить его, сделав невозможным снятие маски, сделав возможным подмену человека маской. И справится с такой задачей, персоне помигает современная психологическая наука, нацеленная на подведение человека к принятию социальной роли.

Тем самым, надо полагать, что без серьезнейшего пересмотра целей и задач психологической работы, общество уже достаточно скоро может оказаться в ситуации, где люди станут больше не нужны, а скорее даже опасны. Это позволяет говорить о необходимости коренного пересмотра задач психологической науки в том направлении, где более не будет места персоналистическим императивам, а алогичность станет нормой. Такой подход позволит завершить процессы переосмысления мировоззренческих систем, начатые еще З. Фрейдом и К. Г. Юнгом [5, c. 115], и предоплагающие приятие людьми иррациональных сторон человеческой психики – мыслимых, но непознаваемых.

 Литература:

1. Юнг, К. Г. Сознание и бессознательное: Сборник/Пер. с англ. – СПб.: Университетская книга, 1997. – 544 с.
2. Юнг, К. Г. Психологический комментарий к «Тибетской книге мертвых» // Тибетская книга мёртвых: Пер. с англ. – СПб.: Издательство Чернышева, 1992. – 255 с.
3. Ванеян, С. С. Юнг: символизм, мифология, индивидуация // СТПН. 2015. №1. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/yung-simvolizm-mifologiya-individuatsiya (дата обращения: 16.11.2016).
4. Юнг, К. Г. Символическая жизнь / Пер. с англ. – Издание 2-е. – М.: «Когито- Центр», 2010. – 326 с.
5. Юнг, К. Г. Психология бессознательного / Пер. с англ. – Издание 2-е., М.: «Когито- Центр», 2010. – 352 с.

Автор: Герман Лопаткин

Аспирант факультета социальных наук ННГУ им. Лобачевского

Текст публикуется в авторской редакции

Лекция №1 «Быть самим собой. Теория индивидуации Карла Густава Юнга»

Пожалуй самый выдающийся ученик Фрейда Карл Густав Юнг в свое время отошел от позиций своего учителя и создал собственную оригинальную теорию, описывающую человека в более глубоких и сущностных измерениях. Concepture публикует небольшую лекцию, посвященную теории индивидуации Юнга.  

Карл Густав Юнг, создатель аналитической (глубинной) психологии, считал, что в течение всей жизни человек осуществляет процесс, который он назвал «индивидуация». Смысл индивидуации невозможно понять вне контекста теории архетипов, разработанной Юнгом. Понятие «архетип» он заимствует у религиозного мыслителя Филона Александрийского и обозначает им специфический комплекс явлений, само признание существования которых кладет начало реактулизации сакрального знания в парадигме позитивистской науки (Вслед за Юнгом эту линию продолжит Мирча Элиаде). Если аутентичное содержание понятия обладало теологическим смыслом и означало «прообразы сотворенных вещей, находящихся в Божественном Разуме», то у Юнга оно приобретает совершенно иное значение, а именно –  врожденных универсальных психических форм,  которые предрасполагают людей переживать и реагировать на происходящие события определенным образом. Архетипы, по Юнгу, это первичные модели, обуславливающие способ восприятия мира. Юнг выделяет 5 базовых архетипов, осознание и раскрытие которых составляет собственно процесс индивидуации: Персона, Тень, Анима, Анимус, Самость.

Персона – это совокупность социальных масок, которые человек использует для представления себя другим людям. Персона необходима для сокрытия истинной сущности человека с целью его приятия со стороны общества. Реализация этого архетипа первична в процессе индивидуации, поскольку человек по своей природе животное социальное. Персона играет ключевую роль в адаптации человека внутри социума, являясь способом регулирования отношений с другими людьми в повседневной жизни. Тем не менее застревание на этом архетипе, чрезмерное преувеличение его значимости может привести к тому, что человек на всю жизнь останется исключительно поверхностным существом, не имеющим никакого внутреннего измерения.

Тень является архетипом противоположным Персоне. Она включает в себя социально неприемлемые стороны личности, ее низменные негативные аспекты, импульсы и побуждения недопустимые с точки зрения морали. Реализация этого архетипа стоит на втором месте, так как для достижения гармонического целого, человеку необходимо интегрировать все части своей личности, в том числе отрицательные.

Если пара Персона/Тень характеризуют Культурное/Природное начала в человеке, то Анима/Анимус обозначают его психическую двуполость. Эти архетипы отражают половую целостность личности (андрогинность). Анима – это женственность, как энергетическое начало, в структуре психики мужчины. Анимус – это мужественность в структуре психики женщины. Наличие реализованной Анимы превращает самца в мужчину, в то время как наличие реализованного Анимуса превращает самку в женщину. Как и во всех остальных случаях раскрытия архетипов – здесь важна мера. Ее нарушение чревато появлением женоподобных мужчин и мужеподобных женщин.

Самость представляет собой вершину индивидуации личности, конечный результат всех находящихся в оппозиции архетипов. В самости их противостояние снимается и образует гармоничное единство. Поэтому Самость – это архетип целостности. Образно говоря – центр личности, вокруг которого организуются все остальные ее аспекты. Самость – это подлинное Я человека, его истинная сущность. Достижение Самости – конечная цель индивидуации и соответственно смысл человеческой жизни по Юнгу. Понятно, что прохождение всех ступеней реализации архетипов на практике – дело куда более сложное, чем теоретическое описание. Гармонизация всех составляющих личности – это не однократный акт наподобие добегания до финишной черты. Это длящаяся во времени стабильная балансировка, удерживание собранных аспектов души в состоянии целостности. Поэтому реалист Юнг считал, что подлинного равновесия достичь почти невозможно. А если возможно – то не раньше среднего возраста, поскольку интеграция архетипов требует большого жизненного опыта.

Итак, согласно Юнгу, на протяжении всей своей жизни человек проходит индивидуацию. Индивидуация в теории Юнга – это процесс развития человека как существа отличного от остальных набором своих неповторимых личностных качеств, то есть, как индивидуальности. И поскольку норма индивидуальности, как правило, идет вразрез с нормами коллектива, процесс индивидуации предполагает известную долю отчуждения человека, вставшего на путь саморазвития. В то же время, индивидуация вовсе не означает изоляции. Это переход на качественно иной уровень бытия, где человеческая жизнедеятельность осуществляется по другим законам.

В конечном счете, индивидуация – это сформулированное на языке аналитической психологии понятие, которое выражает традиционные для классических духовных практик представления о человеке не как данности, а как за-данности, чистой потенции быть тем, кем в наличный момент человек не является, но кем он при желании и должном усердии может стать.

Философ Мераб Мамардашвили говорил: «Человек есть не то, кто он есть. Человек есть то, кем он может быть». Заслуга Юнга состоит в том, что он подробно исследовал и определил конкретные этапы, механизмы и символы становления человека. 

Что такое человек?

Вернуться на СТРАНИЦУ МОДУЛЯ

Что такое человек?

Дэвид Лич Андерсон: Автор

Что такое человек? Английский термин «человек» неоднозначен. Мы часто используем его как синоним слова «человек». Но, конечно же, мы не это имеем в виду. Возможно, что на других планетах живут инопланетяне, обладающие такими же когнитивными способностями, как и мы (например, E.T: Внеземной или знаменитая «сцена бара» из Звездных войн ).Представьте себе инопланетян, которые говорят на каком-то языке, выносят моральные суждения, создают литературу и произведения искусства и т. Д. Несомненно, инопланетяне с такими свойствами будут «людьми» — то есть морально неверно покупать или продавать их как собственность, как мы поступаем с собаками и кошками, или использовать ее иным образом в наших интересах, не принимая во внимание тот факт, что они являются моральными агентами с интересами, которые заслуживают такого же уважения и защиты, что и наши.

Таким образом, один из наших основных интересов — отличить человек от домашних животных и объектов недвижимости .Человек — это такая сущность, которая имеет моральное право делать свой собственный жизненный выбор, жить своей жизнью без (неспровоцированного) вмешательства со стороны других. Собственность — это то, что можно покупать и продавать, то, что я могу «использовать» в своих интересах. Конечно, когда дело касается животных, существуют серьезные моральные ограничения на то, как мы можем с ними обращаться. Но на самом деле мы не даем животным такой же автономии, какой предоставляем людям. Покупаем и продаем собак и кошек. А если мы живем в городе, мы держим своих питомцев «запертыми» в доме, что мы не имели бы права делать с человеком .

Как же нам определить «личность» как моральную категорию? [Примечание: в конечном итоге мы можем решить, что существует ненормативная концепция «личности», которая не менее важна и даже концептуально предшествует любой моральной концепции. Однако вначале мы сосредоточимся на моральной концепции.] Сначала мы определим человека следующим образом:

• PERSON = «любое лицо, имеющее моральное право на самоопределение».

Многие из нас были бы готовы сказать, я думаю, что любая сущность, признанная личностью, заслуживает защиты в соответствии с конституцией справедливого общества.Можно было бы разумно утверждать, что любое такое существо будет иметь право на «жизнь, свободу и стремление к счастью».

Возникает философский вопрос: Какими свойствами должна обладать сущность, чтобы быть «личностью»? В Mind Project мы убеждены, что один из лучших способов узнать о разуме и людях — это попытаться построить искусственного человека , построить машину, у которой есть разум и что заслуживает морального статуса. личности.Это не означает, что мы считаем, что в ближайшее время студенты (или даже специалисты в данной области) смогут создать человека. На самом деле, среди исследователей Mind Project существуют большие разногласия по поводу того, возможно ли даже в принципе построить человека — или даже разум — из деталей машин и компьютерных программ. Но это не имеет значения. Все в Mind Project убеждены, что это ценное образовательное предприятие, которое делает все возможное, чтобы имитировать умов и людей.В самой попытке мы узнаем больше о природе ума и о самих себе. По крайней мере, это заставляет нас исследовать нашу собственную концепцию личности. Какие свойства необходимы для того, чтобы быть человеком?

Многие качества были предложены как необходимые для того, чтобы быть человеком: интеллект, способность говорить на языке, творческие способности, способность выносить моральные суждения, сознание, свободная воля, душа, самосознание. . и список можно продолжать до бесконечности. Как вы думаете, какие свойства индивидуально необходимы и вместе достаточны для того, чтобы быть личностью?

Star Trek: Commander Data — человек?

Чтобы начать исследование этого вопроса, мы рассмотрим интересный тезис, выдвинутый в эпизоде ​​ Star Trek: The Next Generation («Мера человека»).В этом эпизоде ​​один из главных героев, андроид под названием «Commander Data», собирается убрать с корабля Starship Enterprise для разборки и экспериментов. Дейта отказывается идти, утверждая, что он человек с «правами» (по-видимому, сюда входит то, что мы называем моральным правом на самоопределение ). Он считает аморальным ставить над ним эксперименты без его согласия . Его оппонент, командор Мэддокс, настаивает на том, что Данные являются собственностью, что у него нет прав.Для разрешения вопроса созывается слушание. В ходе судебного разбирательства адвокаты рассматривают те же вопросы, которые нас волнуют здесь:

• Что такое человек?
• Возможно ли, что машина может быть человеком?

В эпизоде ​​«Звездного пути» предполагается, что всему «разумному» следует предоставить статус «личности», и командор Мэддокс предполагает, что для того, чтобы быть разумным , необходимо выполнение следующих трех условий:

1. Интеллект
2. Самосознание
3. Сознание

Капитан Пикард, представляющий на слушании дела командира Дейта, не оспаривает это определение личности.Скорее, он пытается убедить судью в том, что Данные обладают этими свойствами (или, по крайней мере, в том, что мы не вправе делать вывод об отсутствии у него этих свойств).

Что такое интеллект?

Прежде чем перейти к конкретным аргументам, приведенным в эпизоде ​​«Звездного пути», будет полезно на мгновение остановиться и рассмотреть первое свойство в списке — «интеллект». Может ли компьютер быть умным? Почему или почему нет? Внимательное рассмотрение этих вопросов требует очень внимательного отношения как к компьютерам, так и к интеллекту.И поэтому мы предлагаем вам сначала изучить несколько увлекательных компьютерных программ и серьезно подумать над вопросами: что такое интеллект? и может ли машина быть умной? Чтобы помочь вам задуматься над этими вопросами, мы рекомендуем вам посетить один из наших модулей по искусственному интеллекту.

[Когда закончите с этим разделом, вернитесь сюда]

Теперь, когда вы подумали об «Разведке» и обдумывали возможность «Машинного интеллекта», давайте обратимся к эпизоду «Звездного пути».Возможно, вам будет интересно отметить, что, хотя некоторые люди отрицают, что машинный интеллект вообще возможен, командир Мэддокс (тот, кто отрицает, что данные андроида — это человек) не отрицает, что данные разумны. Он просто настаивает на том, что Дейту не хватает двух других свойств, необходимых для того, чтобы быть личностью: самосознания и сознания. Вот что персонаж Мэддокс говорит об интеллекте Дейты.

Коммандер Мэддокс, хотя и признает, что Дейта «умный», тем не менее отрицает, что Дейта является личностью, потому что ему не хватает двух других необходимых условий для того, чтобы быть личностью: самосознания и сознания. Прежде чем исследовать причины, по которым Мэддокс считает, что Дейта не осознает себя, давайте исследуем концепцию «самосознания».«Важно понять, что мы подразумеваем под самосознанием и почему это может быть обязательным условием для того, чтобы быть личностью.

Что такое самосознание?

Давайте обратимся ко второму свойству, которое, как предполагает эпизод «Звездного пути», необходимо для разума и личности: «самосознание». Эта тема широко обсуждалась философами и учеными. Что именно мы подразумеваем под «самосознанием»? Можно подумать, что глубоко внутри нас есть нечто вроде «я» и что осознавать себя — это просто осознавать присутствие этого «я».Кто же тогда осознает себя? Другое я? Есть ли у нас теперь два «я»? Что ж, нет, это не то, что думает большинство людей.

Стандартная идея, вероятно, состоит в том, что «я», хотя и способно осознавать внешние по отношению к нему вещи, также способно осознавать свои собственные состояния. Некоторые описывают это как своего рода опыт. Можно сказать, что у меня есть «внутренний опыт» моей собственной умственной деятельности, я непосредственно осознаю, скажем, мысли, о которых я сейчас думаю, и отношения («Я надеюсь, что White Sox победит»), которых я придерживаюсь в настоящее время.Но даже если мы допустим, что у нас есть такие «внутренние переживания», они сами по себе не обеспечивают всего, что мы намереваемся уловить термином «самосознание». Когда я говорю, что осознаю свою собственную умственную деятельность (мои мысли, мечты, надежды и т. осознанность такова, что дает мне определенные способности критически размышлять о своих ментальных состояниях и делать суждения об этих состояниях.Если я правильно осознаю свое собственное поведение и умственную деятельность, тогда я могу решить, что мое поведение должно быть изменено, что установка является морально неприемлемой или что я допустил ошибку в своих рассуждениях и что вера, которой я придерживаюсь, неоправданна, и от нее следует отказаться.

Рассмотрим, например, умственную жизнь собаки. Предположительно, у собак есть богатый спектр переживаний (они чувствуют боль и удовольствие, дерево имеет особый «вид» на него), и они могут даже иметь представления о мире (Фидо считает, что его блюдо для ужина пусто).Кто знает, у них могут быть даже особые «внутренние переживания», которые сопровождают эти убеждения. Однако, если мы предположим, что собаки не обладают самосознанием в более сильном смысле, тогда у них не будет способности критически осмыслить свои убеждения и опыт, и, следовательно, они не смогут иметь других убеждений относительно своего удовольствия или своей веры в блюдо ужина. (то, что философы называют «верованиями второго порядка» или «мета-убеждениями»). Иными словами, им может не хватать способности судить о том, что удовольствие может быть недостойной целью в определенной ситуации, или о том, что их вера в то, что блюдо для ужина пусто, необоснованно.

Но если это становится хоть сколько-нибудь ближе к истине о природе самосознания (а я не обязательно в этом уверен), тогда остается открытым вопрос, нужно ли быть «самосознанием» своего рода опытом. вообще. Может случиться так, что машина (например, робот) может быть «самосознающей» в этом смысле, даже если мы признаем, что у нее вообще нет никаких субъективных переживаний. Он может быть самосознательным, даже если мы отрицаем, что «есть что-то, что похоже на то, чтобы быть этой машиной» (чтобы немного изменить известное изречение Томаса Нагеля).Дуглас Хофштадтер предлагает предложение, которое поможет нам рассмотреть эту возможность. Теперь давайте обратимся к диалогу «Звездный путь» и посмотрим, что они говорят о самосознании.

Мы могли бы хорошо представить, что командир Мэддокс думает о субъективных переживаниях, когда говорит о « сознательном» своем существовании и действиях. Однако ответ Пикарда неоднозначен. Единственное свидетельство того, что Дейта осознает себя, — это то, что он способен использовать определенные слова в языке (такие слова, как «мои права» и «моя жизнь»).Нужно ли, чтобы Дейта имел информации только о его собственных убеждениях, чтобы осознавать себя, или эта информация должна сопровождаться каким-то внутренним чувством или переживанием? У Дугласа Хофштадтера есть несколько интересных мыслей по этому поводу.

Дуглас Хофштадтер о «Антисфексизме»

В одной из своих колонок для журнала Scientific American («О кажущемся парадоксе механизации творчества») Дуглас Хофштадтер написал заставляющую задуматься статью о природе творчества и возможности его «механизации», т. Е. , что правильный тип машины может быть действительно творческим.Хотя творчество является его основным направлением, здесь многое из того, что он говорит, можно применить к свойству самосознания .

Суть его идеи состоит в том, что быть нетворческим — значит попасть в непродуктивный цикл («колею»), который механически повторяется снова и снова, несмотря на его тщетность. Таким образом, креативность проявляется в определенной степени и заключается в способности контролировать свою деятельность на более низком уровне, так что, когда поведение становится непродуктивным, человек не повторяет его постоянно, а «осознает» его бесполезность и пробует что-то новое, что-то «творческое». «.Хофштадтер придумал название для этого повторяющегося, нетворческого типа поведения — он называет его сфексизмом , черпая вдохновение для этого названия в поведении определенного вида ос по имени Сфекс. В своем обсуждении Хофштадтер цитирует Дина Вулдриджа, который описывает Сфекс следующим образом:

Когда приходит время откладывать яйца, оса Sphex строит для этой цели норку и ищет сверчка, которого она ужалит так, чтобы парализовать его, но не убить.Она затаскивает сверчка в нору, откладывает яйца рядом, закрывает нору и улетает, чтобы никогда не вернуться. Со временем яйца вылупляются, и личинки осы питаются парализованным сверчком, который не разложился, будучи помещенным в осовый эквивалент глубокой заморозки. Для человеческого разума такая тщательно организованная и, казалось бы, целеустремленная рутина передает убедительный привкус логики и вдумчивости — до тех пор, пока не будут рассмотрены более подробные детали. Например, оса обычно приносит парализованного сверчка в нору, оставляет его на пороге, заходит внутрь, чтобы убедиться, что все в порядке, вылезает, а затем затаскивает сверчка внутрь.Если сверчка отодвинуть на несколько дюймов, пока оса находится внутри, производя предварительный осмотр, оса, выйдя из норы, вернет сверчка к порогу, но не внутрь, и затем повторит подготовительную процедуру входа. нору, чтобы убедиться, что все в порядке. Если сверчка снова отодвинуть на несколько дюймов, пока оса находится внутри, она снова переместит сверчка к порогу и снова войдет в нору для последней проверки. Оса никогда не думает затащить сверчка прямо внутрь.Однажды эта процедура была повторена сорок раз с тем же результатом. [из книги Дина Вулдриджа «Механический человек: физическая основа разумной жизни», ]

Поначалу поведение сфекса казалось разумным, целеустремленным. Он мудро вошел в нору в поисках хищников. Но если бы он действительно «понимал», что делает, то не повторял бы это действие 40 раз подряд !! Это глупо !! Поэтому разумно предположить, что он вообще не понимает, что делает.Он просто выполняет механическое, механическое поведение — и кажется, что он блаженно игнорирует свою ситуацию. Можно сказать, что он «не осознает» избыточности своей деятельности. Быть «креативным», говорит тогда Хофштадтер, — значит быть антисфексистом, — вести себя, то есть вести себя в отличие от сфекса.

Если вы хотите создать машину, которая является антисфексической, вы должны дать ей возможность отслеживать собственное поведение, чтобы она не застревала в колее, как у Sphex. Рассмотрим робота, у которого есть основной набор компьютерных программ, которые управляют его поведением (назовите эти программы первого порядка).Один из способов сделать робота более антифексическим — написать специальные программы второго порядка (или мета-уровня), основная задача которых заключалась не в создании поведения роботов, а в отслеживании тех программ первого порядка, которые действительно создают роботов. поведение, чтобы убедиться, что эти программы не застревают в какой-либо «глупой» колее. (Знакомый пример машины, застрявшей в колее, — это сцена из нескольких старых научно-фантастических фильмов, в которой робот пропускает дверь и снова и снова ударяется о стену, неспособный решить свою дилемму — «не осознавая» своего затруднения. .)

Однако возникает проблема, даже если бы можно было создать эти программы, которые «смотрят» другие программы. Вы можете подумать, что это такое? Что, если программа второго порядка, программа «наблюдения» застрянет в колее? Затем вам понадобится другая программа (программа третьего порядка), задача которой — наблюдать за программой «наблюдения». Но теперь перед нами дилемма (то, что философы называют «бесконечным регрессом»). У нас могут быть программы, наблюдающие программы, которые генерируют гораздо больше программ, чем мы хотели бы возиться, и при этом оставлять фундаментальную проблему нерешенной: всегда будет оставаться одна программа, за которой никто не следит.Если бы это было возможно, ради эффективности вы бы хотели то, что Хофштадтер называет программой «самоконтроля», программой, которая следит за другими программами, но также пристально следит за своим собственным потенциально сфексистским поведением. И все же Хофтштадтер настаивает на том, что чем бы вы ни занимались, вы никогда не сможете создать машину, которая была бы совершенно антисфексической. Но затем он также приводит причины, по которым люди не являются полностью антифексичными — и почему мы даже не должны этого хотеть.

Теперь вы понимаете, почему такая компьютерная программа с самонаблюдением может дать нам нечто вроде «самосознания»? Я не говорю, что — это самосознание — это в конечном итоге решать вам.Но есть люди, которые верят, что люди, по сути, являются «машинами» и что наша способность «осознавать себя» в конечном итоге является результатом сложного набора компьютерных программ, выполняемых в человеческом мозге. Если бы у кого-то были основания думать, что это правдоподобная теория, тогда можно было бы подумать, что программы «самонаблюдения» Хофштадтера сыграли бы ключевую роль в предоставлении нам способности к самосознанию.

Давайте теперь вернемся к обсуждению Star Trek и Commander Data и к вопросу: самосознает ли Data, андроид? Независимо от того, думаете ли вы, что капитан Пикард набрал какие-либо очки против командира Мэддокса или нет, Мэддокс кажется менее уверенным в своем заявлении о том, что Дейту не хватает самосознания, чем изначально.Но это не значит, что Мэддокс сдается. Есть еще одно свойство, которое, по мнению Мэддокса, необходимо для того, чтобы быть личностью: «Сознание».

Что такое сознание?

Должна ли сущность быть «сознательной», чтобы быть личностью? Если да, то почему? Что такое сознание? Возможно ли когда-нибудь узнать наверняка, сознательна ли данная сущность?

Хотя существует много разных способов понимания термина «сознание», один из них — отождествить его с тем, что мы могли бы назвать субъективным характером опыта .Исходя из этого, если предположить, что ничто не могло быть личностью, если оно не было сознательным, и если предположить, что сознание требует субъективных переживаний, то можно будет считать, что независимо от того, насколько изощренно внешнее поведение сущности, эта сущность не будет сознательной. и, таким образом, не будет человеком, если у него нет субъективных переживаний, если он не обладает внутренней, ментальной жизнью.

Томас Нагель обсуждает значение «субъективного характера опыта» в своей статье «Каково быть летучей мышью?» Обратите внимание, что Нагеля здесь не интересует вопрос личности.(Он совершенно определенно не предполагает, что летучие мыши являются людьми.) Скорее он заинтересован опровергнуть утверждение о том, что чисто физическое описание организма (состояния его мозга и т. Д.) Может, даже в принципе, быть способным уловить субъективное восприятие. характер переживаний этого организма. Основная задача Нагеля — опровергнуть утверждение многих современных ученых о том, что объективные, физические или функциональные свойства организма говорят нам все, что нужно знать об этом организме. Нагель говорит: «Нет.»Любое объективное описание состояний мозга человека неизбежно будет упускать факты о субъективном опыте этого человека и, таким образом, не сможет предоставить нам определенные факты об этом человеке, которые являются подлинными фактами о мире».

Одной из основных целей Нагеля является теория под названием функционализм ,
самая популярная теория разума последних двадцати пяти лет. Это продолжается
быть доминирующим объяснением природы психических состояний, помогать ученым
и философы сегодня.Прежде чем перейти к аргументу Нагеля, вы можете захотеть
чтобы немного узнать о функционализме. Если да, щелкните здесь, и откроется новое окно.
начните с введения в функционализм.

Теперь, когда у вас есть базовое понимание теории функционализма, вот причина, по которой Нагель полагает, что функционалистское понимание разума никогда не сможет охватить фундаментальную природу того, что значит быть сознательным.

Сознательный опыт — широко распространенное явление.Он встречается на многих уровнях животной жизни, хотя мы не можем быть уверены в его присутствии в более простых организмах, и очень трудно сказать в целом, что свидетельствует об этом. (Некоторые экстремисты были готовы отрицать это даже в отношении других млекопитающих, кроме человека.) Несомненно, это происходит в бесчисленных формах, совершенно невообразимых для нас, на других планетах в других солнечных системах по всей Вселенной. Но независимо от того, как форма может меняться, тот факт, что организм вообще имеет сознательный опыт, означает, в основном, что есть что-то вроде того, чтобы быть этим организмом.Могут быть и другие выводы о форме переживания, могут даже (хотя я в этом сомневаться) выводы о поведении организма. Но по сути, организм имеет сознательные психические состояния тогда и только тогда, когда есть что-то, на что он похож, чтобы быть этим организмом — что-то подобное для организма.

Мы можем назвать это субъективным характером опыта. Он не улавливается ни одним из знакомых, недавно разработанных редуктивных анализов ментального, поскольку все они логически совместимы с его отсутствием.Он не поддается анализу с точки зрения какой-либо объяснительной системы функциональных состояний или интенциональных состояний, поскольку их можно приписать роботам или автоматам, которые вели себя как люди, хотя они ничего не испытывают. *

* Сноска: Возможно, таких роботов и не могло быть. Возможно, что-нибудь достаточно сложное, чтобы вести себя так, как человек, переживающий переживания. Но если это правда, то это факт, который не может быть обнаружен простым анализом концепции опыта.

Это не поддается анализу с точки зрения причинной роли переживаний по отношению к типичному человеческому поведению — по схожим причинам.Я не отрицаю, что сознательные психические состояния и события вызывают поведение или что им можно дать функциональную характеристику. Я отрицаю только то, что подобные вещи исчерпывают их анализ. . . .

. . . Если нужно защищать физикализм, феноменологические особенности сами должны получить физическое объяснение. Но когда мы рассматриваем их субъективный характер, кажется, что такой результат невозможен. Причина в том, что каждое субъективное явление по существу связано с одной точкой зрения, и кажется неизбежным, что объективная физическая теория откажется от этой точки зрения.( Philosophical Review 83: 392-393)

Если андроид должен быть человеком, должен ли он иметь субъективные переживания? Если
так почему? Далее, даже если мы решим, что люди должны иметь такой опыт,
как мы можем определить, есть ли у какого-нибудь конкретного андроида такой опыт?
Рассмотрим следующий пример. Предположим, что вычислительный центр андроида
использует две разные «программы оценки», чтобы определить, следует ли выполнять конкретное действие.В большинстве случаев обе программы совпадают. Однако в данном конкретном случае, допустим, две программы дают противоречивые результаты. Далее, давайте предположим, что существует очень сложная процедура, которую должен пройти андроид для разрешения этого конфликта, процедура, которая занимает несколько минут. Уместно ли говорить, что в течение времени, необходимого для разрешения конфликта, Android «сбит с толку» или «не уверен» в том, следует ли выполнить A? Если мы будем отрицать, что в настоящее время андроид находится в состоянии «неуверенности»,
на каком основании мы это сделаем?

Колин Макгинн обдумывает этот вопрос, когда спрашивает: «Может ли машина быть сознательной?» Может ли быть что-то похожее на эту машину? Очень кратко его ответ: да, машина может быть сознательной.По словам Макгинна, в принципе возможно, что такой артефакт, как андроид, мог быть в сознании, и это могло быть так, даже если бы оно не было живым. Но, утверждает он, мы понятия не имеем, какое именно свойство делает нас сознательными существами, и поэтому мы не знаем, какое свойство должно быть встроено в машину, чтобы сделать ее сознательной. Он утверждает, что нельзя сказать, что компьютер обладает сознанием только на основании того факта, что он обладает вычислительными свойствами, просто потому, что он способен манипулировать лингвистическими символами на синтаксическом уровне.Подобные вычисления, безусловно, возможны без сознания. Кроме того, он предполагает, что предложения, произносимые андроидом, могут на самом деле что-то ЗНАЧИТЬ (т.е. они могут относиться к объектам в мире и, таким образом, могут действительно обладать СЕМАНТИЧЕСКИМИ свойствами), и все же андроид может не быть СОЗНАТЕЛЬНЫМ. То есть, андроиду может все еще не хватать субъективных ощущений, может все еще не быть ничего похожего на тот андроид. Итак, заключение Макгинна? Возможно, что машина может быть сознательной, но на данный момент, учитывая, что мы понятия не имеем, что именно в ЛЮДЯХ делает нас сознательными, мы понятия не имеем, что нам нужно встроить в андроида, чтобы сделать ИТ сознательными.

Хилари Патнэм предлагает интересный аргумент на эту тему. Патнэм утверждает, что если бы существовал достаточно сложный андроид, просто не было бы никаких доказательств того или иного способа решить вопрос, имел ли он субъективный опыт или нет. В этом случае, однако, он утверждает, что мы ДОЛЖНЫ относиться к такому андроиду как к «сознательному» существу по моральным соображениям. Его аргумент звучит так. Одна из основных причин того, что мы с вами предполагаем, что у других людей есть «субъективные переживания», подобные нашему, заключается в том, что они говорят о своем опыте так же, как мы говорим о нашем.Представьте, что мы оба смотрим на белый стол, а я надеваю розовые очки. Я говорю: «Теперь стол ВЫГЛЯДИТ красным». Это вводит различие между видимостью и реальностью, которое занимает центральное место в эпистемологической дисциплине. В таком контексте я осознаю, что субъективный характер моего опыта («стол ВИДЕТСЯ красным») неточно отражает реальность ситуации («стол ДЕЙСТВИТЕЛЬНО белый»). Таким образом, можно сказать, что когда я говорю о «красном столе», я говорю что-то о субъективном характере моего опыта, а не об объективной реальности.Один анализ ситуации состоит в том, чтобы сказать, что когда я говорю, что таблица кажется красной, я говорю что-то вроде: «У меня такой же субъективный опыт, который я обычно испытываю, когда вижу что-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО красное».

Интересное утверждение Патнэма состоит в том, что андроиды неизбежно будут проводить различие между тем, «как вещи ВНЕШНИЙ ВИДЕТ» и «как вещи ДЕЙСТВИТЕЛЬНО есть». Патнэм просит нас представить сообщество андроидов, говорящих по-английски так же, как мы. Конечно, эти андроиды должны иметь сенсорное оборудование, которое дает им информацию о внешнем мире.Они будут способны распознавать знакомые формы, такие как форма стола, и у них будут специальные датчики света, которые измеряют частоту света, отраженного от объектов, чтобы они могли распознавать знакомые цвета. Если перед белым столом поставить андроида, он сможет сказать: «Я вижу белый стол». Кроме того, если андроид наденет розовые очки на свои «глаза» (то есть на свой сенсорный аппарат), он зарегистрирует, что частота света находится в красном спектре, и скажет: «Теперь стол ВЫГЛЯДИТ красным», иначе он может скажите: «У меня ощущение красного стола, хотя я знаю, что стол действительно белый.«

Так в чем же смысл этого примера? Что ж, Патнэм показал, что существует встроенная ЛОГИКА, когда речь идет о внешнем мире, учитывая, что знание мира говорящим приходит через сенсорный аппарат (например, глаза и уши людей или визуальные и звуковые рецепторы). робота). Достаточно сложный андроид неизбежно проведет различие между внешним видом и реальностью и, таким образом, будет различать свои так называемые «ощущения» (то есть все, что его сенсорный аппарат раскрывает ему) и объективную реальность.Конечно, это может только показать, что такие андроиды будут способны говорить, КАК ЕСЛИ у них были субъективные переживания, КАК ЕСЛИ они были действительно сознательными — даже если на самом деле это могло быть не так. Патнэм это признает. Он говорит, что у нас нет причин думать, что они обладают сознанием, но у нас также нет оснований думать, что это не так. Их дискурс полностью соответствовал бы их субъективным переживаниям, и Патнэм считает, что отрицание того, что андроид был в сознании, было бы чем-то близким к различению, просто потому, что он был сделан из металла, а не из живых клеток.По сути, он говорит, что андроидам следует доверять. Он говорит:

Я пришел к выводу. . что нет правильного ответа
на вопрос: Оскар [андроид] в сознании? Роботы действительно могут иметь
(или отсутствие) свойств, неизвестных физике и не обнаруживаемых нами; но нет
была предложена малейшая причина, чтобы показать, что они это делают, поскольку РОБОТ
аналогия демонстрирует. Таким образом, разумно заключить, что вопрос
Эта статья, озаглавленная [«Роботы: машины или искусственно созданная жизнь?»], требует решения, а не открытия.Если мы должны принять решение, мне кажется предпочтительным расширить нашу концепцию так, чтобы роботы были сознательными — поскольку кажется, что «различение» на основе «мягкости» или «твердости» частей тела синтетического «организма»
так же глупо, как и дискриминационное обращение с людьми по цвету кожи.
[стр.91]

Поскольку Патнэм считает, что нет никаких доказательств того или иного способа решения вопроса, он говорит, что мы должны просто решить , собираемся ли мы предоставить андроидам статус сознательных существ.Он говорит, что мы должны быть щедрыми, и делаем это. Не все согласятся с Патнэмом в этом отношении. Курт Байер, например, не согласен с Патнэмом, утверждая, что есть веские основания полагать, что рассматриваемый андроид не был в сознании. Патнэм рассматривает два возражения Байера и пытается с ними поговорить. У нас нет возможности рассматривать здесь их дебаты. Это нелегко разрешить спор. Однако интересно отметить, что на стороне Патнэма есть один интересный «философ»: КАПИТАН ПИКАРД из нашего эпизода «Звездного пути».

Мы собираемся завершить это обсуждение драматической сценой в конце эпизода «Звездного пути», за которым мы следили. В более ранней сцене (с Гинаном в исполнении Вупи Голдберг) Пикарду пришлось принять моральный аргумент в защиту Дейты. Этот аргумент может показаться вам интересным, поскольку он очень похож по духу на аргумент Патнэма.

Итак, Commander Data — человек? Мы не собираемся отвечать на этот вопрос на этих страницах. Но мы очень надеемся, что ты
обдумал вопрос немного глубже, чем раньше.

От вопроса «Может ли машина быть человеком» мы можем перейти к вопросу «Может ли вы, быть машиной?» Или больше
Точно, можно ли загрузить в компьютер именно вас? Краткое обсуждение этой темы можно найти здесь:

ФИНАНСИРОВАНИЕ:

Этот модуль поддержан грантами Национального научного фонда № 9981217 и № 0127561.

Что такое философия? | Кафедра философии

Буквально термин «философия» означает «любовь к мудрости». В широком смысле философия — это деятельность, которой люди занимаются, когда они стремятся понять фундаментальные истины о себе, мире, в котором они живут, и своих отношениях с миром и друг с другом. Как академическая дисциплина, философия во многом такая же. Те, кто изучает философию, постоянно задают вопросы, отвечают и аргументируют свои ответы на самые основные вопросы жизни.Чтобы сделать такое стремление более систематическим, академическая философия традиционно делится на основные области изучения.

Метафизика

По своей сути изучение метафизики — это изучение природы реальности, того, что существует в мире, на что он похож и как он устроен. В метафизике философы борются с такими вопросами, как:

• Есть ли Бог?
• Что есть правда?
• Что такое человек? Что делает человека неизменным во времени?
• Действительно ли мир состоит из материи?
• Есть ли у людей разум? Если да, то как разум соотносится с телом?
• Есть ли у людей свобода воли?
• Что означает, что одно событие вызывает другое?

Эпистемология

Эпистемология — это изучение знания.В первую очередь это касается того, что мы можем знать о мире и как мы можем это узнать. Типичные вопросы, вызывающие озабоченность в эпистемологии:

• Что такое знания?
• Мы вообще что-нибудь знаем?
• Как мы узнаем то, что знаем?
• Можем ли мы иметь право заявлять, что знаем определенные вещи?

Этика

Изучение этики часто касается того, что мы должны делать и что лучше всего делать. В борьбе с этой проблемой возникают более серьезные вопросы о том, что хорошо и что правильно.Итак, специалист по этике пытается ответить на такие вопросы, как:

• Что хорошо? Что делает действия или людей хорошими?
• Что правильно? Что делает действия правильными?
• Мораль объективна или субъективна?
• Как мне относиться к другим?

Логика

Другой важный аспект изучения философии — это аргументы или доводы, приводимые для ответов людей на эти вопросы. С этой целью философы используют логику для изучения природы и структуры аргументов.Логики задают такие вопросы, как:

• Что составляет «хорошее» или «плохое» рассуждение?
• Как определить, хорошее или плохое рассуждение?

История философии

Изучение философии включает в себя не только формирование собственных ответов на такие вопросы, но также стремление понять, как люди отвечали на такие вопросы в прошлом. Итак, значительная часть философии — это ее история, история ответов и споров именно на эти вопросы.При изучении истории философии исследуются идеи таких исторических личностей, как:

Изучение философии часто мотивирует не только сами ответы или аргументы, но и то, верны ли аргументы и верны ли ответы.Более того, многие вопросы и проблемы в различных областях философии пересекаются, а в некоторых случаях даже сходятся. Таким образом, философские вопросы возникают почти во всех дисциплинах. Вот почему философия также охватывает такие области, как:

Концепция личности — Медицинский факультет MU

Введение

Концепция личности широко используется в дискуссиях по биомедицинской этике об абортах, исследованиях стволовых клеток, эвтаназии и т. Д., хотя это не всегда обсуждается в явном виде. Он также имеет другое философское и юридическое значение.

Некоторые мыслители используют термин «человек» таким образом, что человек либо человек, либо нет, но ситуация не так проста. Будет полезно различать разные типы, контексты или значения личности: моральные, метафизические, физические и юридические.

Нравственная личность

Моральное чувство личности обозначает отдельных существ, которые являются моральными агентами. Моральные агенты проявляют поведение, которое можно оценить как моральное или аморальное, как морально правильное или неправильное, как морально допустимое или морально недопустимое.Их действия достойны порицания или похвалы. Имеет смысл возложить на них моральную ответственность за свои умышленные действия.

Обычно люди считаются моральными агентами и моральными личностями. Нечеловеческие животные, такие как собаки, кошки, птицы и рыбы, обычно не считаются моральными агентами и не моральными людьми. Лев в джунглях, убивающий другое животное, чтобы поесть, или убийство человека по какой-либо причине, не считается морально недопустимым или достойным порицания поведением. Владельцы домашних животных часто ругают своих питомцев за определенные нежелательные типы поведения, такие как мочеиспускание на ковер, копание в саду или невыполнение команды, но крик «плохая собака» обычно не считается моральным. агентство.Тем не менее, можно утверждать, что со стороны владельца есть некоторые зачатки моральных ожиданий или антропоморфизма.

Можно также считать, что моральная личность включает в себя в очень широком смысле моральное терпение, то есть существо, которое может пострадать от неправильных действий со стороны моральных агентов. Моральные агенты обычно являются моральными пациентами, и некоторые используют термин «моральный агент», чтобы включить моральное терпение. Но быть моральным пациентом отличается от нравственного деятеля, и нечеловеческие животные, как и люди, считаются моральными пациентами.Скалы и камни, например, явно не таковы. Морального терпения явно недостаточно для нравственной личности, и вопрос о том, необходимо ли оно вообще, остается спорным.

Философ Питер Френч говорит о корпорации как о моральном человеке, имея в виду не то, что она физическая или метафизическая личность, или что она, конечно, человек, но то, что она может считаться моральным агентом и нести ответственность за свои действия. Можно представить себе такую ​​сущность (корпорация, команда, группа, общество, нация и т. Д.).) как искусственного человека, но можно также сказать, что это простой и понятный моральный человек, потому что мы относимся к нему как к моральному агенту, достойному похвалы или порицанию. В обычном дискурсе мы обычно говорим о корпорациях, которые делают хорошие и плохие вещи, как будто они должны нести ответственность за свои действия, что, по-видимому, подразумевает, что мы думаем о корпорациях как о моральных агентах.

Метафизическая личность

Метафизика может быть охарактеризована как изучение природы реальности в ее самых основных формах или категориях, таких как обсуждение того, все ли существующее является физическим (материальным), или существует ли два основных вида несводимого вещества: разум и материя. .Иногда термин «метафизика» используется для обозначения трансцендентного царства за пределами физического. Но современные светские философы обычно говорят о личности в метафизическом смысле, не подразумевая существования какой-либо такой трансцендентной области.

Концепция метафизической личности заключается в использовании личности как базовой категории реальности, охватывающей существа определенного типа: рациональные, моральные агенты, использующие язык и т. Д. Нет единого мнения о точных критериях. Взрослых людей обычно считают личностями, и очень интересный вопрос, который стоит задать себе, заключается в том, что именно в нас делает нас личностями.Очевидно, что у вас нет определенного цвета волос, или даже у вас волосы, или у вас есть определенный рост или вес, или у вас есть мозг и т. Д. Вот некоторые предлагаемые часто предлагаемые критерии:

• Способность к рациональному или логическому мышлению
• Сознание
• Самосознание (самосознание)
• Использование языка
• Возможность инициировать действие
• Моральная свобода действий и способность выносить моральные суждения
• Интеллект

Делают ли нас личностью наличие одного или нескольких из вышеперечисленных? Должны ли мы иметь их все? Можно какой-нибудь минимальный набор? Должен ли быть один и тот же набор для всех?

Обычно мы говорим, что человек — это личность, например, даже во сне или без сознания, даже если в этот момент человек не проявляет всех критериев, необходимых для приписывания личности.Скорее человек должен иметь склонность или способность проявлять такие черты.

Некоторые люди (материалисты или физикалисты) верят, что человеческие существа чисто физические, а разум — это просто эллиптический способ обращения к мозгу, а любая нематериальная душа — это сказка старых жен или религиозное суеверие. Другие (дуалисты свойств) полагают, что есть ментальные свойства, которые нельзя свести к физическим свойствам, или (дуалисты и идеалисты), что у каждого из нас есть разум, который не просто мозг, это какой-то нефизический материал или субстанция.Другие идут дальше и считают, что помимо физического тела и нефизического разума есть еще нематериальная душа. (Некоторые отождествляют разум и душу.) Те, кто считает, что разум и / или душа не сводятся к физическому телу, будут считать, что они необходимы для метафизической личности. Они могут даже называть трансцендентную душу или разум метафизической личностью.

Физическая личность

Физическая личность как таковая — это концепция, редко обсуждаемая специалистами по этике, потому что вся тяжелая работа обычно выполняется с помощью понятия метафизической личности.

Как упоминалось выше, материалисты или физикалисты верят, что человек по сути является физическим существом без метафизически отличной души или разума. С этой точки зрения физическая личность и метафизическая личность будут в значительной степени одним и тем же.

Дуалисты или идеалисты верят, что люди — это нечто большее, чем просто физическое, с вовлечением метафизически отличного разума или души. С этой точки зрения человеческое существо на Земле обитает в физическом теле, обладает физическим телом или обладает явно физическим (но на самом деле не) телом, поэтому с помощью этого взгляда можно интерпретировать физическую личность как просто способ, которым человек имеет постоянное присутствие в мире. этот мир через физическое тело.Возможно, жизнь продолжается после естественной смерти как метафизическая личность или какой-то ее аспект.

Юридическое лицо

Закон часто признает, что определенные группы лиц могут рассматриваться как единое целое, субъект, юридическое лицо. Такой вид юридического лица позволяет унитарной группе, например корпорации, заключать контракты и участвовать в других юридических вопросах, как если бы она была физическим лицом. Для большинства мыслителей, хотя это и полезно, это искусственный тип человека, не имеющий метафизического значения.Корпоративная личность может быть очень полезным юридическим понятием, не обязательно подразумевая что-либо о корпорациях как метафизических личностях.

Люди и люди

Принято считать, что «личность» и «человеческое существо» означают одно и то же, но из того, что было описано выше, это может быть неправдой, и на самом деле большинство философов проводят различие между этими двумя типами сущностей.

«Человек» — это биологическое обозначение представителей вида Homo sapiens (или родственных ему).Многие мыслители считают, что человек может быть или не быть человеком, а человек может быть или не быть человеком. Сначала это может показаться вам очень странным, но обратите внимание на то, как мы используем эти термины.

Например, представьте себе, что в будущем мы узнаем об инопланетянах, живущих на другой планете, и эти инопланетяне, хотя и не люди, ведут себя так же, как мы, очень умны и рациональны, используют язык, говорят о моральной ответственности и т. Д. если они личности, они просто не люди, потому что они не homo sapiens.С другой стороны, представьте себе человека, который теряет большую часть функций мозга. Этот несчастный человек, которому удалось сохранить жизнь благодаря вентиляторам, искусственному питанию и гидратации, больше не считался человеком. Такие примеры призваны показать, что мы не можем использовать понятия человека и человека для обозначения одного и того же.

Большинство людей считают, что мы обязаны другим людям обязательств, например, не причинять им вреда, или что люди обладают определенными естественными моральными правами, такими как право не быть убитыми.Возникает вопрос, исходят ли эти обязанности и права от таких людей в силу того, что они являются личностями, или потому, что они являются людьми. Многие мыслители считают, что это происходит потому, что они личности, то есть определенный моральный статус зависит от метафизического статуса личности. С другой стороны, некоторые мыслители вместо этого полагают, что именно потому, что люди являются людьми, они обладают такими правами и на них возложены такие обязательства.

Вопрос усложняет тот факт, что мы можем верить, что животные, не являющиеся людьми, имеют некоторые права, на них возлагаются определенные обязательства и есть определенный моральный статус как пациентов с моральными нормами.Например, можно утверждать, что они имеют право не подвергаться беспричинным пыткам. Но они не личности. Итак, если кто-то верит в это и также считает, что неимущественные права присваиваются людям из-за их индивидуальности, тогда должно быть так, что это относится только к некоторым правам, потому что животные, не являющиеся людьми, тоже имеют некоторые моральные права.

Далее рассмотрим точку зрения, согласно которой к людям следует обращаться с особым вниманием не в силу того, что они являются личностями, а в силу того, что они являются человеческими существами.Можно было бы считать эту точку зрения своего рода предрассудком, «спесесизмом» (по словам Питера Сингера), который можно сравнить с расизмом.

Общепринятый принцип биомедицинской этики — уважение к автономии. Иногда это называют уважением к автономии людей или считают аспектом уважения к людям. Следует рассмотреть вопрос о том, было ли здесь выбрано «личность» по какой-то причине над «человеком» и означает ли это то же самое, что и «человек», или отличное от него. Это не просто исторический вопрос, а один из нынешних намерений отстаивать этот принцип такой формулировкой.

Взаимосвязь между различными концепциями

Может случиться так, что в наших рассуждениях мы предполагаем, что присутствие некоторого чувства индивидуальности необходимо для того, чтобы сущность имела определенный статус или свойство. Это может иметь отношение к разногласиям в биомедицинской этике, например, в отношении абортов, исследований стволовых клеток и эвтаназии. Например, некоторые люди считают эмбрион или плод определенным моральным статусом обладания правом на жизнь и основывают это не только на том, что он человек, но и на том, что он считается (метафизической) личностью с момента зачатия.Другие не согласны с утверждением, что эмбрион вообще является человеком, потому что он не соответствует тому, что они считают необходимым критерием личности.

градусов личности?

Наряду с вопросами о том, какие критерии мы считаем необходимыми для личности (чтобы быть личностью, они должны быть у вас), и какие мы считаем достаточными условиями личности (если они у вас есть, значит, вы личность), можно прийти к выводу эта личность может проявляться постепенно. То есть могут быть частичные личности, и один человек больше похож на человека, чем другой.Это может показаться бессмысленным, но рассмотрите возможность появления пришельцев с другой планеты, которые кажутся между шимпанзе и людьми. Они личности или нет? Это может быть трудно сказать, и мы можем допустить, что они пристрастные личности. То же самое может произойти, если нечеловеческие виды животных эволюционируют до такой степени, что мы узнаем, что они обладают какой-то личностью. В какой момент они это получили? По пути они были неполными личностями? Или рассмотрим пример человека с серьезно поврежденным мозгом, явно все еще человека, но, возможно, не полностью человека в метафизическом смысле.

Те же вопросы возникают, когда мы рассматриваем обычное развитие человека от зачатия через младенчество и до взрослой жизни. В какой момент человек становится личностью, метафизически и морально? Некоторые сказали бы при зачатии, некоторые сказали бы, когда они были эмбрионом или плодом, другие сказали бы при рождении или незадолго до этого, а третьи сказали бы во время младенчества или когда младенец станет маленьким ребенком. Но может быть трудно указать на какой-то момент времени, когда индивид перешел от не-личности к личности, и, возможно, здесь есть место для концепции частичной личности.

Конвей и Локк о личности | Философия | Колледж свободных искусств

Что делает человека человеком? Как сегодня кто-то такой же, как вчера? Эти вопросы могут напомнить философу семнадцатого века Джона Локка, который поднял их в своем знаменитом эссе о человеческом понимании . Однако Локк был не единственным философом раннего Нового времени, который задавался подобными вопросами. По словам аспиранта философии Хизер Джонсон, Энн Финч Конвей также исследовала природу людей и их постоянство в своей книге Принципы древнейшей и современной философии .Но Джонсон отмечает, что до недавнего времени Конвей в значительной степени игнорировалась учеными раннего Нового времени, оставляя ее размышления о личности, идентичности и настойчивости неизученными и недооцененными. Чтобы исправить это, Джонсон планирует посвятить первую часть своей докторской диссертации реконструкции теории личности Конвея и сравнению ее с более известной теорией Локка.

Скала — это существо?

Джонсон задумалась о роли людей в философии Конвея осенью 2017 года, когда она прошла курс Джессики Гордон-Рот по Конвею.Она объясняет, что разобраться в концепции личности Конвея — непростая задача. «Это немного беспорядок, — говорит она, — не в последнюю очередь потому, что она явно не использует терминологию людей или личностей». В то время как Локк дает (более или менее) прямое определение «личности», Конвей, похоже, не вводит никаких синонимичных терминов. Но Джонсон утверждает, что у Конвей действительно есть теория личности, хотя она, возможно, не сформулировала ее в словаре Локка, столь знакомом нам сегодня.«Она говорит о многом о том же, что и Локк, — говорит Джонсон, — и мне кажется, что проще всего говорить об этих идеях через призму личности».

Хотя Конвей прямо не говорит о «людях», она говорит о «существах» и их способностях. Для Конвея существа — это все те сущности, созданные Богом — все, от животных до скал, от людей до ангелов. «Для Конвея все существа состоят из живого духа, — объясняет Джонсон, — но у них могут быть очень разные способности.Эти разные способности возникают из-за различных способов организации живого духа. Ангелы и люди, например, обладают определенными способностями, такими как рациональное мышление, которых не хватает камням, поскольку дух, составляющий ангелов и людей, более эфирен, чем сравнительно плотный, грубый дух, составляющий камни. Что касается этих способностей, Джонсон признает, что она еще не уверена, но предполагает, что они могут быть чем-то вроде способностей, которые мы часто связываем с личностью, таких как рациональное мышление или проявление сложных эмоций.

Порог личности

Сразу же мы сталкиваемся с принципиальной разницей между концепцией личности Конвея и концепцией Локка; в то время как Локк дает довольно четкое определение «личности», под которое любая данная сущность либо подпадает, либо нет, картина Конвея, кажется, допускает более неопределенную концепцию. «Спектру существ Кануэй присуща неопределенность, — объясняет Джонсон, — и, возможно, эта неопределенность также применима к ее теории личности.Вместо того, чтобы устанавливать набор определенных критериев для того, чтобы так или иначе решить, является ли данное существо личностью, взгляды Конвея могут предложить своего рода градиент личности, при котором одни существа в большей или меньшей степени являются личностями, чем другие. Как указывает Джонсон, Конвей подробно обсуждает лошадей и собак и отмечает, что такие существа разделяют с людьми ряд способностей — рациональное мышление, память, эмоции. Таким образом, с точки зрения Конвея на личность, эти существа могли быть больше похожи на человека, чем на камень, но в меньшей степени на человека, чем на ангела или человека.

Но Джонсон подозревает, что для Конвея существует определенный порог личности, точка в спектре существ, отделяющих людей от не-людей. Однако, в отличие от Локка, Джонсон предполагает, что не может быть никаких необходимых условий для прохождения этого порога. Другими словами, она думает, что для Конвея нет способностей, которыми существо должно обладать , чтобы считаться личностью. Вместо этого, предполагает Джонсон, для личности могут быть только достаточные условия — способности, которые гарантируют, что существо является личностью, но сами по себе для этого не требуются.«Определенных способностей — возможно, рационального мышления или проявления сложных эмоций — может быть достаточно, чтобы переступить порог индивидуальности, — объясняет она, — но это не значит, что любая из этих способностей необходима для того, чтобы быть личностью».

Там, где расходятся теории

Но где на самом деле пути Конвея и Локка расходятся, так это не в вопросе людей, а в природе их настойчивости. «Конвей и Локк резко расходятся во мнениях относительно того, как должна работать настойчивость человека», — говорит Джонсон.Для Локка, что человек остается одним и тем же в разных местах и ​​в разное время, тесно связано с памятью и сознанием; То, что кто-то сегодня такой же человек, каким был вчера, заключается в том, что он оба раза обладает одним и тем же сознанием, что само по себе тесно связано с ее воспоминаниями.

Для Конвея, с другой стороны, сознание и память не играют никакой роли в жизнеспособности существ. Как указывает Джонсон, концепция настойчивости Конвей глубоко переплетается с ее взглядом на трансмутацию, согласно которому все существа после их смерти или разрушения возрождаются как новые существа.«На самом деле ничто не умирает для Конвея, а скорее возвращается в мир посредством трансмутации», — объясняет Джонсон. Для Конвея это не то же сознание или воспоминания, которые объясняют настойчивость человека, а скорее наличие одной и той же души , сущности, которая присуща каждому существу и сопровождает его от трансмутации к трансмутации.

Для Конвея, как и для Локка, постоянство личности — это не просто метафизический вопрос, но имеет этическое значение. «Согласно Конвею, каждое существо является моральным агентом с законом, вписанным в его природу Богом, — объясняет Джонсон, — и какой тип сущности будет возрожден, поскольку после его смерти или разрушения определяется его согласием или несогласием с ним. это моральный закон.«Менее нравственный человек может стать, например, слизней. Исключительный человек может переродиться ангелом. Таким образом, для Конвея настойчивость существ необходима для получения ими соответствующей Божественной награды или наказания. «Конвей считает очень важным, чтобы существа оставались неизменными с течением времени, чтобы они получали Божественное наказание или награду в соответствии с тем, как они проявляли свою моральную свободу воли», — говорит Джонсон. Но она быстро указывает на потенциальную проблему с этой картиной — которую Локк определенно мог бы поднять: если воспоминания существа разрушаются при трансмутации, как может возрожденное существо нести ответственность за действия, о которых оно не помнит? Джонсон задается вопросом, не путает ли в точке зрения Конвея наказание с страданием? Джонсон не дает окончательных ответов на эти вопросы, но простая их постановка проливает свет на общие опасения Конвея и Локка и различные подходы к проблемам настойчивости, морали и божественного наказания.

Но, несмотря на их пересекающиеся опасения и вопросы, признание Конвея и Локка историками философии не могло быть более резким. Хотя каждый из них был активным и заинтересованным мыслителем раннего Нового времени, только Локк мог быть включен в его канонические фигуры, в результате чего мысль Конвея в значительной степени игнорировалась последующими поколениями философов. «То, как был построен канон — сосредоточено только на нескольких, якобы наиболее важных фигурах — скрывает то, что на самом деле происходило в то время», — отмечает Джонсон.В частности, исключение женщин-философов, таких как Конвей, из канона раннего Нового времени, создает ложное впечатление, будто женщины просто не интересовались вопросами, которые мотивировали таких людей, как Декарт, Локк и Спиноза. Но, как быстро отмечает Джонсон, было несколько женщин, которые пытались решить одни и те же вопросы, вовлекая своих коллег-мужчин на равных через обсуждения и переписку. «И все же, несмотря на то, что эти фигуры выполняли работу, очень похожую на работу их коллег-мужчин, — добавляет она, — они были вычеркнуты из истории философии.Джонсон, таким образом, подчеркивает важность реконструкции и переоценки работ этих недооцененных философов: «Отсутствие взглядов этих женщин раннего Нового времени только дает нам плохое понимание того периода».

Этот рассказ был написан студентом-создателем контента из CLAgency. Встретить команду.

Университет Джеймса Мэдисона — зачем изучать философию?

Зачем изучать философию?

Философия вносит центральный вклад в образовательное предприятие, предъявляя требования к интеллектуальной деятельности.Философское образование включает в себя знакомство с основными фигурами и событиями в истории философии, изучение современных методов и общепринятых ответов на философские вопросы, а также обучение критическим, интерпретативным и оценочным навыкам, которые в общей схеме вещей могут считаться наиболее ценным.

Ожидается, что выпускники философской программы в Университете Джеймса Мэдисона привыкли к трудным текстам, связанным с продвинутыми философскими аргументами.Эти чтения часто весьма разнообразны по методам и содержанию. Кроме того, различные письменные работы являются частью заданий изучающего философию, и ожидается, что эти задания будут тщательно составлены и продуманы. Наконец, информированное обсуждение имеет важное значение для философии и философского образования. Ожидается, что это вербальное взаимодействие будет обычным делом при проведении курсов.

Многое из того, что изучается в философии, можно применить практически в любом деле.Причина в том, что философия затрагивает очень много предметов, и особенно потому, что многие из ее методов можно использовать в любой области.

Изучение философии помогает нам улучшить нашу способность решать проблемы, наши коммуникативные навыки, нашу силу убеждения и наши письменные навыки. Ниже приводится описание того, как философия помогает нам развивать эти различные важные навыки.

Общие навыки решения проблем: Изучение философии повышает способность человека решать проблемы.Это помогает нам анализировать концепции, определения, аргументы и проблемы. Это способствует нашей способности систематизировать идеи и проблемы, решать важные вопросы и извлекать существенное из большого количества информации. Это помогает нам, с одной стороны, различать тонкие и тонкие различия между взглядами и, с другой стороны, находить точки соприкосновения между противоположными позициями. Это также помогает нам синтезировать множество взглядов или точек зрения в единое целое.

Навыки общения: Философия вносит уникальный вклад в развитие выразительных и коммуникативных способностей.Он предоставляет некоторые из основных инструментов самовыражения — например, навыки представления идей с помощью хорошо построенных, систематических аргументов, — которые в других областях либо не используются, либо используются менее широко. Философия помогает нам выразить то, что отличает наши взгляды, расширяет нашу способность объяснять трудный материал и помогает нам устранить двусмысленность и неясность в нашем письме и речи.

Силы убеждения: Философия обучает построению четких формулировок, хороших аргументов и подходящих примеров.Таким образом, это помогает нам развить нашу способность быть убедительными. Мы учимся строить и защищать свои собственные взгляды, ценить конкурирующие позиции и убедительно указывать, почему мы считаем наши собственные взгляды предпочтительнее альтернативных. Эти способности можно развить не только через чтение и письмо по философии, но и через философский диалог как внутри, так и за пределами классной комнаты, который в значительной степени является частью тщательного философского образования.

Навыки письма: Письмо интенсивно преподается на многих курсах философии, и многие регулярно назначаемые философские тексты также превосходны в качестве литературных эссе.Философия учит интерпретирующему письму через изучение сложных текстов, сравнительному письму с акцентом на справедливость альтернативных позиций, аргументированному письму через развитие способности студентов устанавливать свои собственные взгляды и описательному письму через подробное изображение конкретных примеров. Конкретные примеры служат якорями, к которым необходимо привязать обобщения. Таким образом, в философских сочинениях особое внимание уделяется структуре и технике. Также приветствуется оригинальность, и студентам обычно рекомендуется использовать свое воображение для разработки собственных идей.

Очевидно, что только что описанные общие способы использования философии имеют большую академическую ценность. Должно быть ясно, что изучение философии имеет внутреннюю награду в виде неограниченного поиска понимания важных и сложных проблем. Но философия находит дальнейшее применение в углублении образования, как в колледже, так и во многих видах деятельности, профессиональных и личных, которые следуют после окончания учебы. Два из этих дополнительных применений описаны ниже.

Понимание других дисциплин: Философия необходима для нашей способности понимать другие дисциплины.Многие важные вопросы о дисциплине, такие как природа ее концепций и ее отношение к другим дисциплинам, имеют философский характер. Философия науки, например, необходима для дополнения понимания естественных и социальных наук, основанного на самой научной работе. Философия литературы и философия истории имеют одинаковую ценность для понимания гуманитарных наук, а философия искусства (эстетика) важна для понимания как изобразительного, так и исполнительского искусства.Более того, философия играет важную роль в оценке различных стандартов доказательств, используемых в других дисциплинах. Поскольку все области знания используют рассуждения и должны устанавливать стандарты доказательств, логика и эпистемология имеют общее отношение ко всем этим областям.

Развитие надежных методов исследования и анализа: Еще одна ценность философии в образовании — это ее вклад в нашу способность формулировать гипотезы, проводить исследования и формулировать проблемы в управляемой форме.Философское мышление уделяет особое внимание четкой формулировке идей и проблем, отбору соответствующих данных и объективным методам оценки идей и предложений. Это также подчеркивает развитие чувства новых направлений, предлагаемых новыми гипотезами и вопросами, с которыми можно столкнуться при проведении исследования. Философы регулярно опираются как на успехи, так и на неудачи своих предшественников. Человек с философским образованием может легко научиться делать то же самое в любой области.

Среди вещей, которые могут делать люди с философским образованием, можно выделить следующие.Они могут проводить исследования по самым разным предметам. Они могут получить информацию и систематизировать ее. Они умеют писать четко и эффективно. Они могут хорошо общаться, обычно как устно, так и письменно. Они могут генерировать идеи по самым разным проблемам. Они умеют формулировать и решать проблемы. Они могут выявить скрытые предположения и сформулировать пропущенные альтернативы. Они могут убедить людей серьезно относиться к незнакомым взглядам или новым возможностям. Они могут резюмировать сложные материалы без излишнего упрощения.Они могут интегрировать различные данные и строить полезные аналогии. Они могут различать тонкие различия, не упуская из виду сходства. Они также могут адаптироваться к изменениям, и эта способность приобретает все большее значение в свете быстрого прогресса во многих областях. А хорошо образованные философы обычно могут научить других тому, что они знают. Эта способность особенно ценится в то время, когда обучение и переподготовка так часто требуется в связи с быстрыми технологическими изменениями.

Эти способности довольно общие, но они напрямую влияют на круг профессий, к которым подготовлены философы.Философы обладают навыками, необходимыми для огромного количества академических и неакадемических работ. Тип базового образования, который дает философская подготовка, чрезвычайно полезен в некоторых основных аспектах практически любой профессии.

Ниже приведены списки курсов философии, которые особенно подходят для людей, изучающих, стремящихся или работающих в дисциплинах за пределами философии, поскольку эти курсы философии помогают углубить понимание других областей обучения, чтобы ответить на некоторые из основных возникающих вопросов. в других дисциплинах, а также для выяснения взаимосвязи между одной дисциплиной и другой областью исследования.

Примечание : этот текст адаптирован из трех источников: (1) Philosophy: A Brief Guide for Undergraduates (публикация Американской философской ассоциации), (2) Careers for Philosophers (подготовлено Комитет Американской философской ассоциации по карьерным возможностям и (3) The Philosophy Major (заявление, подготовленное под эгидой Совета директоров Американской философской ассоциации).Эти тексты доступны на сайте apaonline.org.

Определение философа Merriam-Webster

phi · los · o · pher

| \ fə-ˈlä-s (ə-) fər

\

2а

: Человек, чьи философские взгляды позволяют беспристрастно преодолевать неприятности.

б

: излагает теорию в определенной области опыта.

(PDF) Философия человека

быть ЧЕЛОВЕКОМ и быть ЧЕЛОВЕКОМ

ГЛАВА ПЕРВАЯ: Что такое философия и что такое философия человека?

8

Мудрость — это своего рода наука, поэтому она также является познанием

вещей через причины.Но, точнее, мудрость — это знание

высших причин. Это интеллектуальная добродетель, с помощью которой человек

судит в свете высших или первых причин. Вот почему мы иногда находим мудрость в пожилых людях, поскольку у них был опыт

лет, чтобы, так сказать, «увидеть более широкую картину». Они

сталкивались со многими людьми на протяжении своей жизни, они

были обмануты раньше, лгали, были приятно или неприятно

удивлены вещами, о которых они не знали, они совершали ошибки,

имели у них было время поразмыслить над своими ошибками и ошибками

своих друзей, коллег и семьи, и они пришли к тому, чтобы узнать, как

отличить настоящего друга от ложного друга, они знают

кое-что о том, что на самом деле представляет собой брак в отличие от того, что они думали, когда впервые женились, они понимают, что такое любовь

на самом деле, а что нет, они понимают, что знали очень мало

, когда думали, что знают много, и поэтому они знают что-то

о человеческих ограничениях, которые они не очень ценили, когда

были моложе.Такие люди мудры благодаря опыту,

честному размышлению и способности рассуждать. Соответственно,

микроскопа для того, чтобы быть мудрым, не нужно. А вот биологию, например,

, нельзя без микроскопа. Итак, философия, которая представляет собой любовь к мудрости

, не требует технологий. (Макманаман, 2007).

б) Философия — это наука о существах. Это наука о существах,

, то есть обо всем, что может быть достигнуто человеческим разумом.Это

включает человека, мир, Бога, все, что есть, или становится, или является

известным. Таким образом, как выразился один философ: «Центр философии — это

везде, а его окружность — нигде (Понти, 1964)».

c) Философия ищет первопричины, причины и

принципов существ. * 1 Это означает, что философия изучает

конечные причины и причины существования существ. Для иллюстрации: философия

не исследует жизнь растений, физиологию насекомых и т. Д.

Причина — это достаточное обоснование или объяснение чего-либо.