Перевоспитание дочери, жены и матери в трагедии Еврипида «Медея» Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ПЕРЕВОСПИТАНИЕ ДОЧЕРИ, ЖЕНЫ И МАТЕРИ В ТРАГЕДИИ ЕВРИПИДА «МЕДЕЯ»

В. К. Пичугина Волгоградский государственный социально-педагогический университет [email protected]

Victoria Pichugina Volgograd State Socio-Pedagocical University Re-educating of a daughter, wife and mother in Euripides’ Medea Abstract. By comparison of separate dialogues in the Medea we isolate passages where Euripides inform us about contemporary educational reality. In his Medea, Euripides presents the hierarchy of virtues, which has to be accepted by any ‘educated’ person. Having changed the mythological plot and highlighted these changes by a number of innovative artistic touches, Euripides shows process and result of re-education of Medea-daughter, Medea-wife and Medea-mother who seeks to make understand others and bring herself to reason, being placed in the circumstances which force her to divide between the «one’s own» and the «others». Keywords: re-education, the hierarchy of virtues in old Greek drama. * Работа над статьей поддержана грантом РГНФ 14-об-оозща.

«Медея» — особая трагедия Еврипида. Бесславность поставки в 431 г. до н. э. с лихвой окупилась той славой, которая сопровождает «Медею» через века. Секретов очарования «Медеи» много, но один из главных заключен в противоречивой привлекательности главной героини, которая страдает и приносит страдания. Ранимая и жестокая, искренняя и коварная, жаждущая правды и виртуозно обманывающая Медея демонстрирует незаурядные интеллектуальные способности и уровень образования, которым могли позавидовать многие мужчины того времени. Вопрос о том, зачем Еврипид наделил ими женщину варварских кровей, никогда не найдет однозначного

ЕХОЛН Vol. 10. 2 (2016) www.nsu.ru/classics/schole

© В. К. Пичугина, 2016 DOI: 10.21267/AQUILO. 2016.10.2959

ответа, сколько бы его не ставили исследователи разных научных школ и направлений. Однако уже сама его формулировка предполагает выход за пределы понимания трагедии как манифеста, требующего от граждан изменения отношения к негражданам. Существует достаточно оснований рассматривать «Медею» как критический взгляд поэта на современную ему образовательную систему. Пространство театра было для древнегреческих драматургов образовательным пространством, где содержание трагедий позволяло зрителям извлекать уроки из военных конфликтов, расширять свои знания по географии и культуре других народов, быть в курсе последних веяний в литературе и искусстве. Для большинства простых горожан образование завершалось достаточно рано, и театр был для них местом, где можно было его продолжить в кругу сверстников и более старших политов. Однако «Медея» Еврипида ставит целью не столько повысить уровень образования граждан, сколько продемонстрировать им проблемы и ближайшие перспективы афинского образования. Драматурга интересуют особенности взаимоотношений в системе «наставник — ученик», которые возникают, когда бессмертный наставляет смертного или смертный наставляет смертного, будучи гражданином или негражданином.

Мифология, драматургия и педагогика «Медеи». Каждое обращение античных авторов к Медее и ее истории — это новая Медея и новая история. Медея у Пиндара, Аполлония Александрийского, Сенеки и Овидия очень разная, но позволяющая лучше понять Медею Еврипида. Авторские интерпретации одного и того же мифологического сюжета создают некую историческую лестницу «восхождения» к Медее, для которой «раньше» и «позже» достаточно относительны и иногда, парадоксальным образом, одновременны. Еврипид, в отличие от Пиндара и Аполлония Александрийского, не описывает перипетии экспедиции за золотым руном и не демонстрирует роль Медеи в ее успешности. Ему, напротив, интересно только то, что происходит после обретения золотого руна. Его повествование трагично именно совместной семейной жизнью Медеи и Ясона, а не обстоятельствами обретения друг друга. Эту же линию повторяет и Сенека, для которого «Медея» Еврипида была образцом и у которого встречаются текстуальные совпадения с ней. Однако от него, как и для Овидия, далеки древнегреческие реалии и Медея живет и действует не «здесь и сейчас», а «там и тогда».

Еврипид начинает трагедию рассказом кормилицы о прошлом Медеи и Ясона, цель которого напомнить зрителю основное содержание мифа о героическом плавании аргонавтов за золотым руном. Это напоминание выстроено особым образом: внезапно вспыхнувшая любовь между предводи-

телем аргонавтов Ясоном и дочерью владеющего руном царя колхов Медеей, тяжкие преступления Медеи против родных во имя любви, побег в Коринф, завоевание расположение горожан, измена Ясона, горестные сожаления Медеи о покинутом доме и нарастающая ненависть к детям. Древнегреческая мифология не изобиловала описаниями деяний женщин-героев. Но, когда таковые все же появлялись рядом с мужчинами и становились им близкими, их отношения никогда не были долгими и счастливыми. С одной стороны, существует пример с Тесеем, покинувшим Ариадну, несмотря на ее роль в его успехе и любовь, а с другой — уровень помощи и поддержки, которые оказала Медея Ясону не сравним с традиционным уровнем женщин-помощниц героев. Пиндар обходит стороной то, что Ясон отказался от Медеи, а Еврипид, напротив, акцентирует на этом внимание, превращая разрушение их отношений в отправную точку трагедии. Зритель сразу понимает, что трагизм в «Медее» достигается не только за счет основной сюжетной линии, но и за счет побочной. Это не просто трагедия обманутой жены. Это трагедия обладающей сверхъестественными способностями колхидской царевны, славное прошлое которой оказывается под угрозой бесславного будущего. Еврипид дает свою интерпретацию мифа об аргонавтах и вносит в него новые элементы: его Медея прочно связана с Коринфом, вмешивается в историю рождения Тесея, убивает своих детей и убегает в солнечной колеснице с их телами. Каждое из этих изменений, обрамленное целым рядом художественных приемов, дает особую педагогическую линию (я подробно остановлюсь на каждой из них ниже), которые в таком количестве не сопровождают историю о Медее ни до, ни после Еврипида.

Рис. 1. Саркофаг. Римский период (начало IIв. н. э.). Музей Пергамона, Берлин. Сцены из жизни Медеи и Язона, начиная с подношения золотой диадемы невесте Язона до побега Медеи на колеснице Геилоса.

Рис. 2-3. Слева: Медея и Пелей. Чернофигурная аттическая ваза, ок. 500 до н. э. Британский музей. Справа: Медея и пелиады. Рельеф, ок. 410-420 гг. до н. э. Античное собрание, Берлин.

Рис. 4-5. Слева: Медея, убивающая детей. Краснофигурная аттическая ваза, ок. 500 г. до н. э. Лувр. Справа: Медея улетает на колеснице Геилоса. Кратер, ок. 400 до н. э. Кливленд (Leonard C. Hanna Jr. Fund).

В «Медее» Еврипида зафиксированы представления о современной драматургу педагогической реальности, которая существует в виде педагогических явлений, событий, процессов, феноменов и имеет характерные способы восприятия, описания и конструирования и в которой сосуществуют «свои» и «чужие». Парадоксальным является то, что героями трагедий Еврипида выступали боги, правители, герои, мужчины-граждане и неграждане (женщины, дети, рабы, чужеземцы), но только в «Медее» главная героиня являет собой удивительный синтез всех этих категорий горожан, права и обязанности которых в городе и семье существенно отличаются. Медея внучка Гелиоса и имеет божественное происхождение, дочь царя колхов и

наделена сверхъестественными способностями, полноправная участница славной экспедиции аргонавтов за золотым руном и герой для эллинов, прекрасная женщина-варварка с мужским характером и ребенок в душе. Еврипид строит трагедию таким образом, что все герои центрированы на Медее, которая старается выступать наставницей для них и самой себя.

Волшебное знание, которым располагает Медея, изображено Еврипидом как не всегда легкая ноша для его носителя. У главной героини есть интересный опыт его использования как на благо, так и во вред: на благо чужому городу и во вред родному, на благо образовавшейся семьи с Ясоном и во вред семьи, во главе которой стоит отец Медеи. Соблазн использовать волшебное знание не на благо, а для мщения оказывается для колхидской царевны сильнее мудрости. В таком развороте сюжетной линии видится проблема, поставленная Цицероном много лет спустя, когда он образно представляет мудрость как фонарь, освещающий для образованного человека те сферы, в которых он предоставлен самому себе, свободен в выборе решения и может даже пойти на преступление, зная, что наказание не последует. Таким своеобразным образом Цицерон обозначает область, где бездействует власть, но действует воспитание (DL 1.14.41, Off. 32.118). Медея Еврипида оказывается под этим своеобразным фонарем задолго до римских реалий, в которых Цицерон призывает всех жить в городе «по праву и закону». Праведная месть для греков и для римлян была отнюдь не одним и тем же, что и нашло отражение в «Медеи», написанной Сенекой. Еврипиду важно не столько то, кто прав, а кто виноват, сколько особое понимание героиней правоты и виновности (своей и чужой).

Оппозиция «свои — чужие» у Еврипида сильнее, чем у других драматургов. Его повышенное внимание к чужим среди эллинов (и особенно умным и независимым женщинам, оказавшимся в дали от дома) не могло нравиться зрителям-афинянам, часто лишавшим Еврипида первого места в театральных агонах. Еврипид обозначает местом действия Коринф, с которым у Афин накануне Пелопоннесской войны нарастает напряжение, дополнительно акцентируя, что его главная героиня продемонстрирует достаточно непростой взгляд со стороны. В логике Еврипида, Медея совершила достаточно деяний, чтобы стать «своей среди чужих» и рассуждать о «своих» и «чужих» в современном ей образовании, центром которого являются Афины при взгляде именно из Коринфа, известного своими вольнодумцами.1

1 Старший современник Еврипида Пиндар характеризует Коринф через три не очень славных вехи в истории города, связанных с деяниями живших в нем. Он упоминает хваткого «в уменьях» Сизифа, спасительницу аргонавтов Медею, выбравшую «брак вопреки отцу» и воинов, уроженцев Коринфа, храбро сражавшихся как на стороне греков, так и на

Медея-Аспазия и Медея-Геракл: «свои» и «чужие» между noXig и oixog.

Учитывая то, что «Медея» была поставлена, когда рядом с афинским лидером Периклом находилась образованная чужачка и гетера Аспазия, трагедия Еврипида обретает особое звучание. Драматург ставит вопрос о нормальности положения женщины в греческом обществе и достаточности того образования, которое она получает. Этот вопрос продолжает оставаться одним из главных и в трагедии Еврипида «Ипполит», где главный герой обличает женщин гинекея, косвенно утверждая, что показная скромность и покорность результат их отлучения от образования (Hipp. 615-667). Он называет их куклами с «фальшивым блеском» и утверждает, что мужчинам остается только мечтать, чтобы им досталось «ничтожное творенье, чтоб ни злого, ни доброго придумать не могла» (Hipp. 616, 631, 638-639; пер. И. Ан-ненского). Если же женщина от природы хоть немного умна, то управлять собой она не в состоянии и дом с ней (и даже город) не будет жить спокойно. Медея Еврипида именно такая, она примеряет на себя множество нестандартных ролей: жестокой матери, мстящей жены, расчетливой убийцы. И все же Медея — это не среднестатистическая и отлученная от образования женщина гинекея и даже не выделяющаяся на их фоне Аспазия. Еврипид помещает Медею в Коринф и подчеркивает ее особую связь с городом, в котором, согласно мифу, она предъявила свои права на трон как единственная оставшаяся в живых из детей Эета. По общеизвестному мифу, горожане признали Ясона царем и, благодаря Медее, он царствовал в Коринфе десять лет. Еврипид не сообщает об этом, но дает понять, что Коринф не просто принял изгнанную Медею, а признал ее героическое прошлое и дал ей особый статус в полисе. Искусно пользуясь положением, которое было у Медеи-дочери на родине, Медея-жена и Медея-мать удивительным образом упрочила свои позиции, находясь в изгнании.

Не всегда легко понять, что в данный момент движет Медеей, но ее решительность и ум не могут не удивлять. Равно как и то, как и в каких обстоятельствах зрителю демонстрируется такая главная героиня. Еврипид не начинает действие в центре полисной власти во дворце Креонта (там Медея окажется потом). Трагедия начинается перед домом Медеи и Ясона, где существуют свои властные отношения. Медея не сразу, но покидает дом и выходит в город на суд коринфских женщин со словами: «О дочери Коринфа, если к вам / И вышла я, так потому, что ваших / Упреков не хочу» (Med. 210212; здесь и далее пер. И. Анненского). Зрители Еврипида могли уловить в

стороне троянцев в одной и той же войне (Pind. Olymp. 13.50-60). Это упоминание о Медее очень в стиле Пиндара, умеющего дать короткую характеристику через сплав похвалы и порицания.

этом противостоянии едва заметный намек на суд над Аспазией, который состоялся за год до постановки «Медеи». По афинскому законодательству Аспазия не могла защищать себя на суде, в ее защиту выступил Перикл, разжалобивший судей. Медея же очень эмоционально защищает себя сама, утверждая, что у мужчины-мужа есть все — и город, и дом — а удел женщины-жены лишь платить за мужей и очень недешево. Последнее замечание главной героини Еврипида особенно остро, если учесть, что суд против Аспазии был, по сути, судом против Перикла, который пошел против города, взяв в дом уроженку Милета. Хотя в Медее течет варварская кровь, она, как и Аспазия, демонстрирует «потрясающую, если не демоническую пластичность» — она рассуждает и ведет себя как мог бы это делать греческий аристократ V в. до н. э. (Lloyd 2006, 115).

Медея вызывает у хора коринфских женщин одновременно симпатию и страх, поскольку взывает к справедливости, намеренно покинув ойкос и смело шагнув в полис. Она демонстрирует чисто мужское умение держать речь перед аудиторией в пространстве города — умение, которое приобретается годами и является индикатором уровня образования мужчины. Во времена Еврипида именно этому умению настойчиво предлагают обучить любого желающего софисты. Медея предстает как «продукт» иной, не софистической педагогики, поскольку демонстрирует полису иной тип мудрости. Ее речь, обращенная к Коринфу, является первым отражением позиции Еврипида по отношению к наставникам-софистам и их ученикам -позиции, которая еще несколько раз будет обозначена в трагедии. На этот вопрос о том, что же Еврипид считает альтернативой софистике, если не разделяет взглядов представителей этого педагогического движения, отчасти отвечает И. Анненский. Он указывает на аналогию между «Медеей» и рассказом Плутарха о наставнике Еврипида Анаксагоре, обладающем тайным знанием и живущем в чужих для него Афинах: «Вообще сквозь горечь гонимой Медеи нам чудится привкус чего-то не только глубоко продуманного, но и пережитого. Впервые появившись на сцене, Медея жалуется коринфским гражданам на то, что ее любовь к уединению и независимости возбудила против нее подозрение толпы» (Анненский 2007, 25). Если согласиться с И. Анненским, то Еврипид, раскрывая тему «своих» и «чужих», включает в трагедию небольшой фрагмент описания своего пути ученичества и опыта общения с Анаксагором — изгнанным из Афин уроженцем Кла-зомен. Медее еще только предстоит испытание изгнанием из античного города, который, согласно Симониду Кеосскому, «учит человека». И Еврипид как будто репетирует это изгнание, заставляя героиню шагнуть за пределы пространства дома и напоследок немного попоучать горожан.

A. Тесситоре видит эту сложную проблематизацию пространства в особом свете и утверждает, что Еврипид начинает трагедию с «разжигания костров героической добродетели»: сочувствуя Медее, на которую нападают жители Коринфа, афиняне тоже не хотят терпеть бесчестие от ее врагов. Еврипиду удалось уловить эти настроения в Афинах накануне войны и показать горожанам «потенциально разрушительную силу этих настроений» (Tessitore 1991, 596). В таком понимании не столько Медея является разрушительницей Коринфа, сколько сами жители города своим отношением к ней и ситуации, в которой они вместе с ней оказались, разрушают его. В самом начале Пелопонесской войны Еврипиду удается предугадать ее итог: целенаправленное культивирование в афинянах «героической добродетели» (A. Тесситоре называет это «spiritedness» — мужественность, граничащая с одержимостью), как покажет время, приведет Афины к упадку. Медея Еврипида, оказавшись между полисом и ойкосом, запускает некие «чисто женские» механизмы их разрушения, которые не в силах остановить мужчины. При этом снова всплывает аналогия с Аспазией, которую Аристофан в «Ахарнянах» весьма своеобразным образом обвинял в разжигании Пелопонесской войны. По его мнению, «дела домашние» и похищение мегарца-ми служанок Аспазии стали причиной «распри междуэллинской» и большой проблемы для города (Ach. 520-530; пер. А. Пиотровского). «Ахарняне» были поставлены через шесть лет после «Медеи», что вполне позволяет увидеть аналогию между разожженными Медеей и Аспазией кострами «героической добродетели».

Полубожественная Медея у Еврипида наделена человеческими чертами, которые все же нельзя в полной мере назвать женскими, поскольку аналогии между бессмертными и смертными для древнего грека затруднительны. Находясь между полисом и ойкосом, она плачет, жалуется, гневается, требует, спорит, просит и карает, но не демонстрирует всей полноты своих волшебных способностей. Еврипид как будто забывает о происхождении Медеи, отказываясь от «канонической генеалогии», сформированной Гесиодом, который назвал ее внучкой бога Гелиоса, и Диодором, который сделал Медею сестрой мстительной колдуньи Кирке и дочерью, умеющей пользоваться ядовитыми травами богини Гекаты (Graf 1997, 31). Только испробовав все доступные смертным пути и способы выхода из сложившейся ситуации, Медея начинает действовать как бессмертная. Преуменьшение Еврипидом сверхъестественных способностей Медеи не дает возможность однозначно ответить на вопрос о том, могла или не могла такая героиня, хотя бы отчасти, выступать образцом для смертных женщин того времени. Бросив вызов гендерным и социальным нормам, Медея Еврипида все же достигает своей цели с помо-

щью способностей из арсенала Кирки и Гекаты и улетает на колеснице бога Солнца, чтобы избежать расплаты за содеянное. Если предположить, что Медея особым образом борется за расширение прав женщин, открыто демонстрируя своим (домашним) и чужим (горожанам) решительность в решениях и действиях, то эту битву она проигрывает. Такая образованная женщина не нужна полису и события, развернувшиеся в Коринфе, однозначно показывают это. Еврипид представляет Медею женщиной, героическое прошлое которой задает особый ритм для ее внутреннего маятника «полис — ойкос». Для древнего грека правильная организация полиса начиналась с правильного построения ойкосов — домохозяйств, совокупность которых и образовывала полис. Эта «правильность» достигалась плавным перетеканием пространства города, в котором горожанин получал наставления, в пространство дома, где он выступает наставником для жены, детей и рабов. Возможно, Еврипиду важно показать, что современные ему полисы не такие уж и правильные, если не готовы быть совокупностью ойкосов, в которых есть женщины-Медеи. И это и есть его понимание необходимости перемен в положении женщины, которая способна разрушить ойкос и полис, хотя и имеет в них больше обязанностей, чем прав.

Если «Медея» и являет собой борьбу полов, то эта борьба у Еврипида приобретает педагогическое измерение. Драматург дает понять, что миф о Медее в том числе может быть понят как миф о перевоспитании Медеи-дочери, Медеи-жены и Медеи-матери, которая находится между полисом (своим и чужим) и ойкосом (своим и чужим). На первый взгляд, линия Медеи-дочери является самой слабой в трагедии: Еврипид не вспоминает прошлую семью Медеи во главе с ее отцом Эетом — это потребовало бы ее соотнесения с родным городом, для которого она была не героем, а преступницей. Драматург опускает важную часть мифа о Медее, который требует описания ее родных, мучительного процесса отказа от них и убийства брата. Его интересует не процесс, а результат перевоспитания колхидской царевны, которая находится в статусе признанного героя. Пиндар же, напротив, интересуется именно процессом и говорит о «птице безумия», посланной с Олимпа, «чтобы отнялась у Медеи дочерняя любовь», «по желанной Элладе охватил ее жар» и ею с Ясоном был дан обет «слиться в сладком единении брака» (Pyth. 4.218-223; здесь и далее пер. Л. М. Гаспарова). Согласно мифу, у Медеи почитание отца сменяется почитанием будущего мужа не без божественного вмешательства. Пиндар целенаправленно акцентирует на этом внимание: Гера — одна из влиятельнейших богинь греческого пантеона — помогает перевоспитать варварку в интересах Эллады. Методом этого перевоспитания Медеи-дочери является введение в заблуж-

дение, а результатом — неестественное желание пойти против отца. Еврипид начинает трагедию много позже этих событий, демонстрируя зрителю только перевоспитание Медеи-жены и Медеи-матери, как будто соглашаясь со своим современником Геродотом в оценке похищения Медеи-дочери: «…мудрым является тот, кто не заботится о похищенных женщинах. Ясно ведь, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели» (Herod. 1.4; пер. Г. А. Стратановского). Это утверждение позволяет дать однозначную оценку всем преступлениям-похищениям с такой точки зрения: они инициируются женщинами и являются проверкой на мудрость для главы семьи. В греческом мире легитимность во всех сферах начинается с согласия отца, все остальное настолько нелегитимно, что даже не стоит об этом заботиться. Возможно, именно поэтому зрители Еврипида не видят похищения Медеи и все, что было с ним связано, но знают об этом в интерпретации Пин-дара. И эта интерпретация, судя по всему, близка Еврипиду, поскольку кормилица в самом начале пьесы говорит о том, что ничего бы не случилось, если бы не любовь, заставившая Медею отправиться вслед за Ясоном. Эта фраза кормилицы включена в достаточно скупое и нейтральное повествование о жизни Медеи до Коринфа. Даже упоминание о том, что она в свое время «научала» «нежных Пелиад» убить их отца выглядит как снятие с нее ответственности за преступление (Tessitore 1991, 589): доверчивые дочери Пелия во всем виноваты сами. Напомнив об убийстве Пелия — событии, когда введенные Медеей в заблуждение дочери идут против главы семьи -Еврипид тонко намекает на то, что когда-то в таком же положении была и сама Медея, но не вдается в детали. Тем самым на первый план им выдвинут вопрос о том, что есть семейная добродетель для обычных граждан и героев, к которым граждане Коринфа безоговорочно причислили Медею-жену и Медею-мать.

Будучи мастером театрального диалога, Еврипид включает в трагедию диалоги Медеи с Креонтом и Ясоном, где герои то обмениваются короткими содержательными репликами, то позволяют себе длинные монологичные рассуждения. Эти взаимосвязанные диалоги являются столкновением разных представлений о семейной добродетели, на которые, с точки зрения Еврипида, не самым лучшим образом влияют странствующие учителя — софисты. В первом диалоге царь, защищая свою семью, оказывается в плену софистических речей Медеи, а во втором — в аналогичный плен попадает сама Медея, вступая в спор с Ясоном. Показательно, что Еврипид помещает диалог с Креонтом перед диалогом с Ясоном, как будто давая Медее возможность в некотором смысле снова стать Медеей-дочерью, не просто получив наставления от годящегося ей в отцы Креонта, а Креонта-царя, кото-

рый имел тот же статус, что и отец Медеи. Именно поэтому Креонт говорит с Медеей, то отстраняясь от ее семейных проблем и выступая наставником всех граждан города, то по-отечески вникая в них и становясь ее личным наставником. Медея пытается доказать, что Креонт боится ее мудрости -той самой отличной от других софии — и это недоразумение создает отчуждение (Lloyd 2006, 127). Напомнив о Пелии и его дочерях и введя в трагедию линию Креонта и его дочери, желающей построить семью с Ясоном, Еврипид дает особое педагогическое видение проблемы отцов и детей через призму мудрости.

В долгом споре с Креонтом Медея пытается объяснить ему, что не будет мстить его дочери и изменнику-Ясону. Креонт попадает в ее софистическую сеть, где идет жонглирование понятиями и правда с ложью меняются местами. Царь колеблется, указывая на слухи, которые ходят по городу о Медее. Она с грустью сообщает — это все потому, что горожане считают ее слишком умной, и неожиданно разражается обличительной речью против софистов и их учения: «Если смыслом / Кто одарен, софистов из детей / Готовить он не будет. Он не даст / Их укорять согражданам за праздность…» (Med. 293-296). В этой долгой речи Медея утверждает, что ее преследует ненависть толпы, потому что эта толпа состоит из учеников софистов, которых новым способом учат быть мудрыми. Для таких людей, говорит Медея, любой по-настоящему умный будет считаться опасным тунеядцем. Понимая, что Креонта не переубедить, и она рано или поздно будет изгнана из города, Медея вступает в диалог с Ясоном. Их диалог начинается с того, что Ясон называет справедливой ценой утрату города и дома за гордыню жены и ее неповиновение воле царей. Вопрос об изгнании Медеи представлен им как уже решенный и необходимо лишь убедить ее в правильности этого решения. Это убеждение выстроено таким образом, что Ясон предстает учеником софистов, педагогические идеалы которых не принимаются Медеей. На нее не действуют его речи, в которых за красотой слога спрятан обман. Медея своеобразно реагирует на реплики Ясона, убеждающего жену в правильности его измены софистическим способом. Мудрая Медея иногда не находит слов, чтобы остановить это увещевание о том, как всем, и ей в том числе, будет хорошо, если Ясон бросит ее и их детей и женится на дочери царя. Завершая убеждать жену в том, что ей следует считать «за благо», Ясон произносит фразу: «Кто не рожден оратором, тому / Теперь беда» (Med. 522-523).

Медея убеждает Ясона не делать изгнанниками ее детей: «Из города сама хочу уйти; / Но сыновей ты в дом к себе возьми / И воспитай» (Med. 940941). На чужбине дети лишатся гражданских прав, а значит и права на образование. Медея просит софиста-Ясона не лишать их этого, даже понимая,

что он, скорее всего, даст им такое же образование, какое получил сам. Позиция Ясона по «детскому вопросу» очень прагматична. Обосновывая свой уход из семьи, Ясон говорит Медее, что ему в принципе достаточно и тех детей, которых она родила ему, но он не против и детей от нового брака. Они помогут ему и старшим братьям занять лучшее место в жизни: «Твоих же я хотел достойно рода / Поднять детей, на счастие себе, / Чрез братьев их, которые родятся. / Зачем тебе еще детей? А мне / Они нужны для пользы настоящих» (Med. 562-566). Еврипид демонстрирует софистику в действии: собственное образование и образование своих детей Ясон сводит к успешности и безбедному существованию. То, что Медея не разделяет его суждений, Ясон списывает на ревность и недальновидность. Ответ Медеи снова демонстрирует отношение Еврипида к софисту-Ясону: «Но есть изъян и в мудрости, увы!..» (Med. 583). Ни о какой домашней педагогике в традиционном ее понимании не может быть и речи: Медея сама может наставлять Ясона, но она хочет не сохранить, а разрушить их дом, а затем и город. Еврипид в данном отрывке не останавливается подробно на педагогических талантах и провидческом даре Медеи, но дает понять, что она способна убеждать, побуждать и переубеждать. Пиндар же не обходит вниманием то, как аргонавты слушали порицательные речи этой особой «дельфийской пчелы»: «Недвижно и молча / Цепенели герои, равные богам, / Внимая сгусткам ее мудрости» (Pyth. 4. 57-58). Очевидно, что постоянно рвущемуся к власти Ясону очень трудно делать это в городе, будучи главой ойкоса с такой женой как Медея. xai §6£av eoxe?…», подразумевая, что большего счастья для варварки, чем признание греками ее мастерства или даже (практической) мудрости (соф£а) и славы (So£a), быть не может (Med. 539-540). И слава, как утверждает Ясон, пришла

к ней только благодаря ему и его деяниям. Вмешательство Медеи в его экспедицию за золотым руном произошло с его согласия, все ее деяния были от его имени, а значит и ее слава не так уж велика. Продолжая свою мысль, Ясон утверждает, что богатство и талант (даже, например, такой прекрасный голос как у Орфея) ничто, по сравнению с широким общественным признанием какого-то достижения. Для него важнее прочное положение в глазах других, пусть и чужих людей, чем в глазах своих близких, просто потому, что первых больше. Ясон упоминает Орфея, также участвовавшего в походе аргонавтов за золотым руном, чтобы подчеркнуть, что его талантами, равно как и магией Медеи, греков не удивить. В речи Ясона просматривается намек на то, что наличие сверхъестественных способностей у варваров еще не гарантирует такого купания в лучах славы, которые довелось познать ему. Отчасти он позиционирует себя как мудрого предводителя аргонавтов, сумевшего грамотно наставить свою команду, в том числе Орфея и Медею, и добиться успеха. М. Р. Меззаботта считает, что иронию Ясона по поводу Орфея можно понимать не только как желание Еврипида продемонстрировать специфичность оценки, которую дает ученик софистов любым достижениям, приносящим славу (Mezzabotta 1994, 47-48). Возможно, Еврипид иронизирует и над самим Ясоном, который в споре с обманутой женой совершенно неуместно рассуждает об Орфее, известном как искренний и любящий супруг. Остается загадкой, на что именно хотел указать зрителям/читателям Еврипид: на поверхностность знаний Ясона или на его самолюбие, затмевающее разум. М. Р. Меззаботта утверждает, что миф об Орфее, который не побоялся спуститься в Аид за умершей женой, был хорошо известен аудитории Еврипида. Скрытое напоминание о супружеской жизни Орфея и Эвридики задает «тон» диалогу Ясона и Медеи, имеющих разное представление о супружеской добродетели. Они оба понимают, что в свое время Ясон, подобно Орфею, увел Медею из дома, заворожив не кифарой, а своими речами. Однако не сдержал обещаний в вечной любви, и Медея-жена оказалась далеко не такой счастливой как Эвридика. Структура трагедии такова, что Медея дает оценку диалогу с Ясоном и всей их совместной жизни не сразу, а после ряда событий. Еврипид дает зрителю возможность сопоставить разные точки зрения перед тем как Медея произнесет: «О, зачем / Я верила обманам, покидая / Отцовский дом, и эллину себя / Уговорить позволила?» (Med. 299-302). Эта фраза вновь позволяет увидеть Медею-дочь, которая возлагает вину за свое вынужденное перевоспитание на софиста-Ясона. То, что было ранее простроено зрителем на уровне аналогий, теперь вложено в уста самой героини, определившей методом перевос-

питания — введение в заблуждение, а его результатом — неестественное желание пойти против отца.

Трагедия в доме Ясона во многом стала следствием желания Медеи взять на себя роль мужчины — гражданина, главы семьи и воина, способного защищать свою часть с мечом в руках и имеющего в этом деле достаточный опыт. Зрители Еврипида, возможно, еще помнили, что вопрос, кто является героем — Медея или Ясон — был поставлен еще Пиндаром. В «Пифийские песнях» он демонстрирует, что героическая добродетель Ясона была основана на женской поддержке.2 Подробно описав «властительницу колхов» Медею, Пиндар дал понять, что Ясон мог добиться ее любви только чудом. Без коварного вмешательства богини Геры, враждовавшей с дедом Медеи Гелиосом, такой союз просто был бы невозможен. Ее божественное происхождение, положение, красота, мудрость, пророческий дар и магические способности уж слишком ярко контрастируют с талантами Ясона, который хоть и смел, но беден и вынужден скитаться, правдами и неправдами стараясь добиться власти. Ясон не совсем вписывается в греческие каноны героизма и мало сопоставим с Гераклом или Персеем, поскольку они демонстрировали кровавую, а он хитрую силу. Пиндар дает понять, что только будучи наставленным Медеей, он «вытрудил, мощный, отмеренный урок» (Pyth. 4.236-237) и сумел добыть золотое руно, удивив сына Солнца. Еврипид развивает эту мысль, демонстрируя, что мудрость Ясона — это мудрость Медеи, и пока она была на его стороне это не было так сильно заметно окружающим. Медея пытается вести себя как герой не только в статусе дочери, но и в статусе жены и матери.

Чтобы окончательно закрепить полное соответствие Медеи греческим канонам героизма, Еврипид меняет миф, и Медея убивает своих детей. Традиция детоубийства восходит к богам и героям, и это деяние Медеи в трагедии Еврипида не «выход за пределы смертных стандартов поведения» (Mackay 2011, 33), а обозначение для нее иных пределов. Медея полностью уподобляется Гераклу, который убил своих детей в безумном приступе, также возникшем по воле богини Геры. Только приступ Медеи был длительнее по времени, и ослеплена она была безумной любовью к Ясону. Причислением Медеи к величайшим греческим героям Еврипид объяснил ее боязнь остаться в памяти потомков обесчещенной и жаждущей кровавой расправы с врагами.

2 В дальнейшем эту линию продолжает Сенека, изображающий Ясона в своей «Медее» беспомощным перед Креонтом и ищущим утешения у покинутой им же жены, и Овидий, включивший в «Героиды» письмо Ипсипилы Ясону как напоминание о поддержке, которую ему оказала царица Лемноса и все женщины этого острова.

Педагогический подтекст этого причисления становится очевидным, если оставить за скобками моральную тяжесть родительского преступления Геракла и Медеи по отношению к собственным детям и определить содеянное просто как насилие. Б. М. Роджерс, поднимая проблему насилия по отношению к учителям или ученикам, анализирует краснофигурную вазу 480 г. до н. э., где молодой Геракл убивает своего учителя Лина стулом (Rogers 2005, 55-56). Эта ваза, по мнению Б. М. Роджерса, интересна тем, что такое отношение ученика к учителю не было нормой в классической Греции. Смертные воспринимали деяния богов и героев как особые, выходящие за рамки нормы. Им можно было удивляться, но не копировать. Демонстрируя зрителю Медею, которую в Коринфе приняли как героя, Еврипид превращает этот город в пространство, где ей разрешено жить по своим законам и не быть ограниченной в мыслях и поступках. Когда Медея чинит домашнее насилие, почти неважно, что она девушка от шестнадцати до двадцати лет (Race 2008, 275), поскольку пол и возраст для героев, как и для богов, не так уж сильно определяли их жизненный путь. Еврипид представляет Медею-мать, копирующую линию поведения Геракла, снова обращаясь к теме «свой — чужой».

Медея-Прометей и Медея-Клеопатра: «свои» и «чужие» между ¡лгХгтп и üßpi?. Линия «своих детей» у Еврипида является достаточно традиционной. В древнегреческих трагедиях наличие богатого дома и здоровых детей всегда служило проверкой для человека. Рано или поздно перед ним вставал нравственный выбор, от которого зависела сохранность этой «полной чаши». Ясон впал в искушение построить новую семью с дочерью коринфского царя и иметь детей-внуков царя, забыв о том, что все это у него уже есть. Его отказ от дочери царя Колхиды в пользу дочери царя Коринфа и есть тот самый нравственный выбор, который делает глава семьи. Обманутая Медея не находит более страшного наказания для мужа, чем убить их общих детей и его новую возлюбленную, лишив его надежды на продолжение рода. Еврипид умышленно меняет миф, который положен в основу «Медеи», чтобы показать: социальная смерть для Ясона оказалась страшнее, чем реальная смерть. Версий о том, как именно дети Медеи были убиты в Коринфе, так же много, как и версий о том, какова роль жителей этого города в появлении в трагедии Еврипида именно «коринфской истории» с такой версией убийства (см., напр., Johnston 1997, 44-70; Graf 1997, 34-63). Не останавливаясь на этом подробно, подчеркну лишь, что Еврипид не один, а два раза меняет миф относительно «детского вопроса». В тени изменения мифа относительно детей Медеи находится изменение мифа о Тесее, на которое

Еврипид идет, чтобы показать, что Медея-мать к своим и реальным детям относится не так трепетно, как к чужим и потенциальным. и др.) несло позитивный посыл и позволяло выстраивать траекторию развития человека с позиции «не навреди себе и другим». Максимальная степень озабоченности чем-либо или кем-либо (в т. ч. и самим собой), т. е. тот самый вред, который мог быть причинен самому себе, был связан с понятием «иРр1д», которое в древнегреческом тезаурусе означало свойство характера, близкое по сути к дерзости, гордыне, высокомерию, избыточному самолюбию, одержимости страстями или желаниями (Шевцов 2014). В «Медее» Еврипида достаточно четко просматривается соотнесение этих понятий, которые не так часто употребляются, но контекстуально проявляются, когда герои стремятся образумить других и образумиться сами.

После диалогов Медеи с Креонтом и Ясоном, Еврипид включает в трагедию диалог Медеи-матери с Эгеем, предлагая зрителю новую версию рождения его сына Тесея. Одержимый желанием скорее обзавестись детьми, афинский царь внимает словам варварки, которая замышляет убийство своих детей. » и «иРр1д», Еври-пид демонстрирует, каким образом варварка и афинский царь находят точки соприкосновения, пытаясь опереться на свой и чужой опыт.

В этом диалоге ярко проявляется то, что колхидская царевна обладает провидческим даром. Во многих древнегреческих трагедиях появляются провидцы, от которых добивались знания о будущем и которые выступали наставниками для всех внимавших их речам. Чаще всего ими выступали смертные, вмешивающиеся в непростые отношения героев с богами. В двух трагедиях Эсхила эту роль взяли на себя не совсем обычные герои: в «Агамемноне» пророчествует и наставляет смертная варварка и дочь троянского царя Кассандра, а в «Прометее прикованном» — бессмертный титан Прометей. Художественным изобретением Еврипида стало не только объединение в «Медее» провидца, наставника, варвара, царского и божественного потомка в один женский персонаж, но и превращение этого персонажа в главный. Возможность такого превращения была открыта Еврипиду Пиндаром, который много раньше написал о Медее как о бес-

смертной и видящей будущее женщине: «Сбылось вещанье, / Которое выдохнула из несмертных уст / Мощная духом Медея, / Дочь Эета, властительница колхов» (Pyth. 4. 9-11). В отличие от Пиндара, который постоянно подчеркивает ее провидческий дар, Еврипид косвенно указывает на него всего два раза. В середине трагедии в диалоге с Эгеем Медея ведет себя подобно Кассандре, перемежавшей наставления с откровениями и жалобами, а в конце трагедии в диалоге с Ясоном — подобно Прометею, боровшемуся за справедливость и поучающему с опорой на знание о будущем.

Эгей жалуется Медее на бездетность, находит сочувствие и просит у «дельфийской пчелы» помочь расшифровать пророчество о возможности стать отцом. Эгей не понимает того, что очевидно зрителям Еврипида: пророчество означает, что он не должен вступать в связи с женщинами пока не вернется в Афины. В этом эпизоде Медея, помещенная Еврипидом в Коринф, становится для афинского царя некой заботливой Пифией: она не расшифровывает уже данное ему пророчество, а дает ему новое через двусмысленные ответы вопрошающему. Медея не делится с Эгеем знаниями о будущем, потому что оно ему не понравится. Она формирует для него некое новое будущее, очень осторожно заменяя данное ему ранее пророчество на новое, свое. Внутри Медеи идет напряженная работа по замене своего будущего на новое, без Ясона и детей. Еврипид демонстрирует афинскому зрителю пророчицу, слова которой доносятся из Коринфа и меняют судьбу Афин. Накануне Пелопоннесской войны такой ракурс выглядит как наставление, данное Еврипидом родному городу в том, что многое можно изменить, если прислушаться к другим, позаботиться о себе и не впадать в «UPpig».

Медея-дочь наставляет на немедленное возвращение в отчий дом, и Эгей отказывается от похода в Трезен к царю Питфею. Он окрылен ее заверениями в его скором отцовстве, и обещает поддержку, выслушав жалобы на неверность Ясона и рассказ о бедственном семейном положении. Согласно Еврипиду, вскоре после этого разговора в Афинах у него родится сын от законной супруги без всякого вмешательства в это бога Посейдона, который, согласно мифу, тоже мог быть отцом Тесея. Такой ход событий не может не радовать Медею-жену, но все, что описывает Еврипид, противоречит сообщению Плутарха о рождении Тесея вне брака. «Мифическая аномалия» (Kovacs 2008, 298), когда афинский царь Эгей идет за разъяснениями относительно пророчества не в Трезен к Питфею, а в Коринф к Медее, возникает в трагедии Еврипида не случайно. Переживания о бездетности Эгея, поведанные им Медее, помогают ей окончательно оформить план мести Ясону и выбрать орудием детей. Еврипид продолжает демонстрировать зрите-

лям / читателям особенности перевоспитания Медеи, в которой то борются, то уживаются дочь, мать и жена.

Диалог Медеи с Эгеем становится точкой невозврата. Постоянно сожалеющая об отказе от своей семьи, главная героиня определилась с приоритетами и решилась на убийство детей. Хор коринфских женщин, так горячо поддержавших Медею в начале трагедии, начинает активно протестовать против этого решения. Хор поет об Афинах — городе, где Медея хочет укрыться — как о «доме всех добродетелей» (Tessitore 1991, 591) и выражает сомнение, что ее там примут после содеянного. Главная героиня подавляет материнские чувства, поскольку этого требует поддержание ее чести. Коринф начинает изгонять Медею, сожалеть о том, что в свое время принял ее,3 и сочувствовать Афинам, которым это еще предстоит. Партии хора, обрамляющие второй и лицемерный диалог Медеи и Ясона и контрастирующий с ним искренний диалог Медеи с воспитателем детей, наполнены тревогой и надеждой на возможность иного исхода.

После того как Медея заходит в дом с детьми, Еврипид включает в трагедию монологи Корифея и Вестника, рассуждающих о мудрости и образовании, отцах и детях, знании и незнании, счастье и несчастье. Эти монологи особым образом резюмируют ту проблематизацию пространства между полисом и ойкосом, которая началась, когда Медея вышла из дома к хору коринфских женщин. В начале трагедии шагнув из дома в полис, Медея не просто старалась преодолеть отчуждение и соответствовать существующим реалиям, но и проявить заботу о себе и других. ctü/ou noSog, чья непричастность интерпретируется как… равнодушие, апатия, лень» (Med. 217-218), но это упрек афинянам в «отсутствии заботы о делах полиса», в «безразличии к полисной общине, которое несло негативную политическую коннотацию в последней трети пятого века» (Lloyd 2006, 122). Все дальнейшие слова и поступки главной героини столь ярко контрастируют с беззаботной жизнью большинства граждан, что Коринф любезно отказывается от такой заботы о нем, и Медея принимает решение отправиться в Афины после реализации плана мести. Тема рождения и допустимой заботы, поднятая Корифеем, переходит в тему смерти и недопустимой заботы у Вестника, но оба они говорят о мудрости ойкосов, которые живут и чувствуют пристальное внимание

3 Сходная линия есть у Эсхила в «Просительницах», где Аргос поддерживает справедливое сопротивление Данаид насилию Египтиадов, потому что видит в этом проявление героической добродетели, пока они не начинают демонстрировать пренебрежение к браку в целом. Это нежелание создавать семью вменяется им в вину, и город начинает сомневаться в правильности решения о предоставлении им защиты.

к ним со стороны полиса. Эти два диалога представляют собой некое продолжение диалога Эгея и Медеи, где афинский царь был озабочен проблемой рождения, а Медея — проблемой убийства.

Корифей, подчеркивает, что ойкосы с детьми безусловно счастливы, но обременены заботой («¡лгЛгтп»), связанной с неопределенностью того, растят ли отцы «достойных людей иль негодных» (Med. 1099). Страшным горем является горе родителей от результатов неправильной стратегии воспитания ребенка (Med. 1100-1114), но еще страшнее горе от его утраты. Вестник рассказывает Медее о том, что такое горе постигло дом Креонта: за смертью дочери последовала смерть самого царя. В Медее, которая тоже дочь отца, знающего что такое терять своих детей, нет жалости и грусти, она торжествует как воин на поле битвы. Видя это, Вестник произносит: «Так они / Там и лежат — старик и дочь, — бездушны / И вместе… А о тебе что я скажу? Сама / Познаешь ты весь ужас дерзновенья…» (Med. 1219-1223). Он определяет эту трагедию как следствие гюбриса Медеи, но не употребляет понятия «ußpig» по отношению к ней. Традиционным для древнегреческой трагедии было то, что суровое наказание в виде прерывания родовых линий за гордость, глупость, жестокость или подлость — это удел смертных. Такое наказание никогда не было случайным, оно закономерно и даже предвосхищаемо теми, кто впал в «ußpig». Решившийся проявить высшую степень заботы о чем-либо (себе, доме, детях, богатстве и т. д.) неизбежно пострадает, поскольку только страдание способно его образумить.

Однако Еврипид дает понять, что это правило не совсем применимо к имеющей божественное происхождение Медее, соединяя в своей трагедии распространенную художественную линию потери детей с достаточно редкой линией детоубийства. Его «Медея» резко контрастирует, например, с поставленной ранее Эсхилом «Ниобой», где главной героиней является мать, потерявшая детей из-за того, что хвасталась их красотой и многочисленностью перед богиней Лето, родившей только двоих — Аполлона и Артемиду. В отличие от пассивной Ниобы, которая приняла кару богов, Медея берет на себя их функции и сама карает Креонта и Ясона, отнимая у них детей. По сравнению с Медеей, которая сыпет проклятиями, говоря о доме и детях, преступление молчаливой Ниобы кажется несущественным, если не знать, что первая бессмертна, а вторая смертна.4

4 В этом неупотреблении слова «ъ(3рк;» по отношению к бессмертным Еврипид повторяет Эсхила, который в «Прометее прикованном» также избегает этой характеристики для титана. В трагедии Эсхила намечена тема заботы о себе через заботу о других с опорой на знание: решивший позаботится о людях Прометей, наказан Зевсом за эту дерзость изгна-

Вестник выражает позицию смертных, считая Медею впавшей в «ußpig» и виновной во всем. Сама же главная героиня считает, что в «ußpig» впали все остальные и ее миссия образумить их, проявив некоторую особую заботу о себе и своей семье. Готовясь к убийству детей, Медея в трагедии у Сенеки говорит фразу, которая не могла бы быть произнесена Медеей у Еврипида: «.такое этот день свершит, / Что все века запомнят. На богов пойду, / Низвергну все!» (Med. 423-425; пер. С. Ошерова). Медея у Еврипида не выше богов как Ниоба, а на стороне богов. Если Креонт и Ясон не захотели жить с Медеей, то они будут жить Медею помня. Деля на «своих» и «чужих», Медея в трагедии Еврипида наказывает всех, кто считает главной заботой («¡лгЛгтп») не заботу о детях, а заботу об упрочении своего статуса через них.

Еврипид в очередной раз осторожно вводит в трагедию военную нотку, демонстрируя, что между Коринфом и Афинами происходит причинение боли невинным из-за желания взыскать с виновных. И оценка этого деяния не так однозначна как может показаться. Хор старается донести до зрителя мысль о том, что героическое прошлое обеспечивает Медее божественное покровительство, но не снимает с нее осуждения со стороны смертных за убийство детей (Med. 1267-1270). «Крайняя одержимость» Медеи приводит к ужасающим последствиям, не только обнажая «поле боя в ее душе», но и придавая ей «авторитет среди самых славных греческих героев» (Tessitore 1991, 594-595). Трагедия Еврипида заканчивается тем, что Медея улетает из Коринфа в Афины в солнечной колеснице. Дед Медеи Гелиос спасает внучку от преследования, прощая и то зло, которое она причинила его сыну Эету, и даже убийство его правнуков. В этом прощении отражено греческое понимание героической добродетели, которая всегда выше семейной и любой иной добродетели: Гелиос признает, что слава Медеи намного больше славы его сына, и спасает внучку, которая отомстила человеку, угрожавшему запятнать ее честь, а значит честь всей семьи.

Интересным художественным приемом является то, что последняя встреча зрителя с Медей происходит там же, где и первая — перед домом Медеи и Ясона. ») и возможность своеволия (вторая группа слов вокруг слова «ußpig») у Гомера существовали как две параллельные планеты, а у Еврипида взаимообусловлены. Ясон говорит Медее о том, что богиня мщения Эриния накажет ее за гордыню («ußpig»), потому что справедливость («Sixn») на его стороне. Медея отвечает мужу, что он клятвопреступник, а значит, боги его не услышат. Она ведет последний диалог с мужем из колесницы бога Солнца, что как нельзя лучше демонстрирует, на чьей стороне боги. Еврипид совершенно четко не считает Ясона и Коринф божественным наказанием для Медеи-матери и Медеи-жены за «ußpig» Медеи-дочери в прошлом, поскольку опускает ту часть мифа, которая могла бы дать возможность такой интерпретации. Его Медея живет, следуя за линиями божественных, а не людских мнений и решений.

Медея говорит Ясону: «В чертог воротись…» (ctsi/s npog o’iKoug) (Med. 1394). Через это демонстративное указание Медея-жена проявляет некую заботу о муже, которому после всего произошедшего лучше укрыться от города в ойкосе. ») оказалось иллюзией, и ему нужно позаботиться о том, чтобы спасти самого себя. Предлагая мужу шагнуть в дом, Медея намекает, что его удел теперь жить в совсем иной системе координат «по-лис-ойкос» и набираться мужества, чтобы шагнуть от незнания к знанию, но уже без нее и детей. В этом эпизоде Медея еще сильнее напоминает Прометея из трагедии Эсхила, который старательно объясняет, что дар предвидения дает право демонстрировать свою мудрость и становиться наставником для окружающих иногда против их воли.

Сильной женщине божественного происхождения, указывающей мужчине что делать и манипулирующая детьми во имя сохранения чести, еще только предстоит сойти со страниц «Медеи» Еврипида и появится на исторической арене как Клеопатра. Клеопатра отождествлялась с египетской богиней Исидой и, как и Медея, заявляла о божественном происхождении от бога солнца Гелиоса, имела царственное происхождение и была связана с мужчиной, который был многим ей обязан — Марком Антонием. «Римляне, которые долго и упорно всматривались в Клеопатру, никогда не видели в ней жену. Они увидели необычную и нескромную женщину.» (Tyldesley 2008, 170). Это настороженное отношение к образованной женщине с героическим прошлым, до которого далеко окружающим ее мужчинам, порази-

тельно напоминает реакцию граждан Коринфа на Медею, которую Еврипид так старательно описал в своей трагедии. Клеопатра для римлян такая же чужачка, живущая за пределами их мира, но настойчиво вторгающаяся в него с целями, которые лежат между заботой и гюбрисом. В этом удивительном продолжении «коринфской истории» Клеопатра стала Медеей, вынужденной под влиянием римского Ясона делить на «своих» и «чужих». Доказывая свою способность стоять во главе государства, Марк Антоний старательно демонстрировал римлянам, что способен не просто триумфально вернуться в Рим в статусе его правителя, но и вернуться с покоренной им женщиной царских кровей.

Использование женщины как некой разменной политической валюты было свойственно восточным культурам и в особенности Египту. И 2014, 35). Так или иначе, ей удалось проиграть на сцене жизни театральную постановку Еврипида, где рядом с мужчиной появляется образованная женщина, которая пришла издалека, помогала ему удерживать власть, а затем снова была вынуждена удалиться.

Подводя итог вышесказанному, отмечу, что в трагедии Еврипида «Медея» мифологический сюжет из героического прошлого превращается для зрителя / читателя в ключ к пониманию педагогического настоящего. Демонстрируя процесс и результат перевоспитания Медеи-дочери, Медеи-жены и Медеи-матери, Еврипид предлагает зрителю подумать в театре над тем, что такое мудрость и добродетель, осознанно заходя, тем самым, на педагогическую территорию. Затронутые в статье вопросы открывают широкие перспективы для дальнейшего исследовательского поиска, поскольку позволяют снять некоторые ограничения с нашего мышления относительно «Медеи» как источника. «Медея» у Еврипида является не только многое

сказавшим историческим и художественным текстом, но и историко-педагогическим текстом, который еще очень многое способен сказать.

Библиография

Graf, F. (1997) «Medea, the enchantress from afar remarks on a well-known myth,» Clauss J. J. and Johnston S. I., eds. Medea: Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art. Princeton, 21-43. Johnston, S. I. (1997) «Corinthian Medea and the cult of Hera Akraia,» Clauss J. J. and Johnston S. I., eds. Medea: Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art. Princeton, 44-70.

Kovacs, D. (2008) «And Baby Makes Three: Aegeus’ Wife as Mother to Be of Theseus in

Euripides’ Medea,» Classical Philology 103 (3), 298-304. Lloyd, Ch. (2006) «The Polis in Medea: Urban Attitudes and Euripides’ Characterization

in «Medea» 214-224,» The Classical World 99(2), 115-130. Mackay, M. A. (2011) Medeia:Maiden, Mother, Monster: a Biopoetic Analysis. Unpubl. Diss,

the University of Otago. Mezzabotta, M. R. (1994) «Jason and Orpheus: Euripides Medea 543,» The American Journal of Philology 115(1), 47-50. O’Higgins, D. M. (1997) «Medea as muse: Pindar’s Pythian,» Clauss J. J. and Johnston S. I., eds. Medea: Essays on Medea in Myth, Literature, Philosophy, and Art. Princeton, 103-126.

Race, W. H., ed. (2008) Apollonius Rhodius. Argonautica. Cambridge.

Rogers, B. M. (2005) Before Paideia: Representations of Education in Aeschylean Tragedy.

Unpubl. Diss., Stanford University. Tessitore, A. (1991) «Euripides’ «Medea» and the Problem of Spiritedness,» The Review of

Politics 53(4), 587-601. Tyldesley, J. (2008) Cleopatra:Last Queen of Egypt. New York.

Tyminski, R. (2014) «The Medea Complex — Myth and Modern Manifestation,» Jung Journal: Culture & Psyche 8(1), 28-40. Анненский, И. (2007) «Еврипид и его время», Гитин, В., сост. Театр Еврипида.

Санкт-Петербург, 15-38. Анненский, И., пер., Гаспаров, М. Л., Ярхо, В. Н., сост. (1999) Еврипид. Трагедии. В 2-х тт. Москва.

Гаспаров, М. Л, пер. (1980) Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. Москва. Ошеров, С., пер. (1986) Сенека. Нравственные письма кЛуцилию. Трагедии. Москва. Пиотровский, А., пер., Ярхо, В. Н., сост. (2008) Аристофан. Комедии. Фрагменты. Москва.

Стратановский, Г. А., пер. (2001) Геродот. История. Москва.

Шевцов, С. П. (2014) «К вопросу о значении термина hybris в архаический период»,

2Х0ЛН (Schole) 8.2, 399-417. Ярхо, В. Н. (1958) Эсхил. Москва.

Простота хуже колдовства – Газета Коммерсантъ № 154 (6634) от 28.08.2019

Исследуя мифологические сюжеты в операх разных времен, Зальцбургский фестиваль не прошел мимо истории Медеи, волшебницы и детоубийцы. «Медею» Луиджи Керубини (1797) поставил вместе с дирижером Томасом Хенгельброком модный режиссер Саймон Стоун, обернувший античный ужас современным триллером. Рассказывает Сергей Ходнев.

Живущая в Зальцбурге молодая грузинка Медея везет себе сыновей на школьный концерт — и вдруг обнаруживает сразу две неприятности: муж Ясон прислал досадную эсэмэску («дорогая, не приеду на концерт, дела-дела»), а детская скрипка осталась дома. Приходится вернуться в прелестное семейное гнездышко на Фушльзее — и застукать мужа с разлучницей Диркой in flagrante. Сцена, слезы, развод. Медее по каким-то причинам ничего не остается, кроме как вернуться в Грузию, где она и узнает, что Ясон женится на Дирке. Наскребя деньги на билет лоукостером через Стамбул (это очень, очень богатый деталями спектакль), героиня прилетает в Австрию, умудряется уговорить отца Дирки Креонта, лично явившегося с полицией в аэропорт выдворять нелегальную мигрантку, все-таки выдать ей визу на один день — и начинает мстить.

Степень кинематографичной подробности и зрелищности этой постановки неописуема — как, вероятно, и ее дороговизна. Салон, где с тревожными мыслями примеряет подвенечное платье Дирка, дорогущий отель, куда съезжаются приглашенные на свадьбу, стриптиз-клуб, нанятый для предсвадебной вечеринки, элегантное жилище Нериды, присматривающей за детьми Медеи в ее отсутствие,— все реалистичнее некуда, все архитщательно выстроено, вплоть до последней дверной ручки или кухонного крана. Как и локации менее блистательные: зачуханная автобусная остановка, где Ясон назначает роковую встречу вернувшейся экс-супруге, или убогое тбилисское интернет-кафе с завсегдатаями в трениках, откуда Медея выходит на связь со сценическим Зальцбургом. Из сменяющих друг друга с опять-таки киношной легкостью декораций, созданных художником Бобом Казинсом, самой условной выглядит, пожалуй, одна — последняя: бутафорская бензоколонка посреди пустой темной сцены. Сюда Медея привозит детей, опаивает их снотворным и, поколебавшись напоследок, запирается с ними в облитой бензином машине — и поджигает ее на глазах у собравшейся толпы.

Здесь нужно отступление по поводу драматургии. В отличие от поздней итальянской адаптации, которую прославила Каллас, первозданная франкофонная «Медея» относится к разряду тех опер, где наряду с пением во множестве присутствуют разговорные диалоги. Есть в этом разряде вещи редкие наподобие «семи-опер» Перселла, но есть и ходовые вроде «Волшебной флейты» или «Кармен». И, принимая за очевидность, что разговорный диалог не есть часть неприкосновенного композиторского текста, сегодняшние режиссеры давно уже пускаются в эксперименты на этот счет. Вот и в Зальцбурге в прошлогодней «Волшебной флейте» вместо диалогов был заново сочиненный нарратив, а в «Орфее в аду» этого года — их одноголосная «озвучка». Саймон Стоун в «Медее» исключает диалоги вовсе. Сюжетную логику объясняет, во-первых, мастерски снятое и динамичное кино, последовательно снятые фрагменты которого связывают между собой сценические эпизоды. Во-вторых же — сообщения Медеи на автоответчик Ясона, которые из примирительных постепенно становятся все более мучительными, затравленными и, наконец, угрожающими. Уважение к литературной природе оригинала, впрочем, на свой лад очевидно: и эти сообщения, и даже мелькающие в кадрах киновставок эсэмэски или документы — все на французском, как и сама опера.

Музыкально это, конечно, тоже совсем не «Медея» с пластинок 1950-х годов. Без сомнения, фестиваль не прогадал, пригласив музыкальным руководителем дирижера-аутентиста Томаса Хенгельброка. В живом, нервном, чуть подсушенном и стремительном исполнении эта музыка в самом деле кажется более актуальной, чем полагалось бы при ее пресноватой музейно-архивной репутации,— уже не классицизм, еще не романтизм, между собакой и волком. Тем более что и среди певцов и дирижерские, и режиссерские интенции было кому поддержать (за неприятным вычетом Ясона, которого чешский тенор Павел Чернох порядком дурно спел). И стиля, и объема, и неоперного актерства меццо Алисе Колосовой (Нерида), лиричной Розе Феоле (Дирка), колоритному басу Виталию Ковалеву (Креонт) хватило. Но у Елены Стихиной, певшей титульную партию, всего этого было с таким щедрым, яростным избытком, что не назвать ее Медею главной вокальной сенсацией фестиваля невозможно. (И знаменитое кафе Triangel, равно любимое и зальцбургскими божествами, и их почитателями, назвало в честь певицы томатное ризотто Elena Stikhina — чем не слава.)

Одна проблема: спектакль Саймона Стоуна во всей его великолепной многодельности до странного немузыкален. Прививка кинотеатра театру оперному — средство эффектное, но не всемогущее, да и не новое: еще 12 лет назад Фальк Рихтер в том же Зальцбурге ставил на несколько сходный манер, с киношными аллюзиями и интермедиями, «Волшебного стрелка», что нисколько не помешало спектаклю бухнуться в Лету без особой славы. Уж, казалось бы, каких только гиперреалистичных мизансцен не наплетает режиссер, дотошно показывая телефонный диалог Тбилиси—Зальцбург (дуэт Ясона и Медеи), транслируемое по телевидению задержание Медеи в аэропорту или сложную пантомиму с убийством официантки в гостиничном сортире и переодеванием главной героини в ее униформу. Но если, например, у Дмитрия Чернякова именно музыка подобную дотошность пронизывает и мотивирует, в «Медее» Стоуна музыке только и остается, что роль простая и не очень завидная — симпатичной «звуковой дорожки». Которую, если есть желание, можно и расслышать за экшеном роскошного «кино».

Медея убивает детей — Русская историческая библиотека

(по трагедии Еврипида «Медея»)

Много лет счастливо и согласно жили Ясон с Медеей в Коринфе. Два прекрасных мальчика были плодами их брака. Но когда стала увядать красота Медеи, Ясон охладел к ней. Коварно отрекся он от жены и детей и, ничего не сказав Медее, стал искать руки Главки, юной дочери коринфского царя Креонта. Породнившись с царским домом, надеялся он смягчить для себя жребий изгнанника и достигнуть высоких почестей.

Аргонавты и Золотое руно. Краткое содержание мифа. Иллюстрированная аудиокнига

Увенчались успехом его старания. Охотно обещал ему царь руку дочери, и уже назначен был свадебный пир. От посторонних людей Медея узнала об измене неблагодарного мужа, который был ей так многим обязан, для которого пожертвовала она родиной и семьей, убила брата родного. Гнев и скорбь овладели обиженной, позорно отверженной Медеей; горячая любовь ее к Ясону превратилась в жажду кровавой мести. Могучая, страстная колхидянка была непоколебима в своих решениях; ничем не смущалась она, не отступала ни перед какими ужасами, когда чья-либо несправедливость возбуждала гнев ее. Теперь же, подавленная горем, то лежала Медея, не принимая пищи, не доступная никаким утешениям, никаким увещаниям, то вскакивала со своего ложа и, как разъяренная львица, бросала вокруг гневные взгляды; припоминала она клятвы, которые давал ей когда-то Ясон, жаловалась богам на то, как заплатил ей Ясон, и взывала о мщении; страшными проклятьями и угрозами осыпала она Креонта и дочь его, которые довели мужа ее до измены. Узнав об этом, Креонт пришел в ужас. Боясь, чтобы дому его не причинила какого вреда дикая, неукротимая волшебница, он поспешил к жилищу Медеи и повелел ей вместе с детьми в тот же день оставить Коринфскую область. Медея подавила свой гнев и обратилась к царю с такими словами: «Чего ты боишься, о царь? Не такова я, чтобы погрешить против властителя. Да и зла ты не причинял мне. Безукоризненно ты поступил, выдав дочь за того, кто пришелся тебе по сердцу. Но Ясона я ненавижу; за добро он воздал мне неблагодарностью, он забыл про клятву свою. Пусть, однако, будет так, как он хочет; пусть женится Ясон на твоей дочери и в радости живет с ней; только мне позволь ты остаться в здешней стороне. Хоть я и обижена, но буду молчать и не стану противиться сильным».

Подозревая, что страшная женщина под сладкой речью таит пагубные замыслы, царь не изменил своего решения. Медея бросилась к его ногам и, обнимая его колена, умоляла, чтобы дозволил он ей хоть один день пробыть в Коринфе. «Сжалься над детьми моими: ведь и сам ты отец, и у тебя есть дети! Будь милосерден, как повелевает природа. Не за себя страшусь я бегства; сердце мое разрывается при мысли, что дети пойдут со мной в изгнание». Так говорила Медея, и царь был тронут. «Я не жесток, – сказал он ей, – и не бесчеловечен. Сострадание часто вредило мне; боюсь ошибиться я и на этот раз; но все же исполню твою просьбу. Останься еще на один день, но знай: если завтра луч восходящего солнца застанет тебя в моих владениях, ты умрешь. Сегодня, конечно, ты не успеешь совершить то, чего я опасаюсь».

Так Медея выиграла время, чтобы привести в исполнение страшные замыслы, и этого времени было довольно, чтобы погубить соперницу, жениха ее и отца.

Но какой путь избрать ей для совершения мести? Поджечь царский дворец, поразить мечом ненавистную соперницу? Но прежде чем успеет Медея совершить свое дело, в то время как будет красться она ко дворцу, ее могут схватить. Тогда станет Медея посмешищем для врагов, и гибель ее неизбежна. Нет, Медея изберет путь более верный, Главка погибнет от яда. Между тем Ясон воротился от невесты и стал оправдывать перед Медеей свою измену. «Не из пресыщения твоей любовью, не из желания иметь молодую жену вступаю я в этот новый брачный союз. Нет! Этим браком хочу я принести пользу и тебе, и детям. Породнившись с царем, я доставлю им почетную и обеспеченную жизнь; они воспитаны будут как царские дети. Ты же, неразумно-страстная женщина, в гневе своем не видишь благодеяний, которые тебе оказываются, и сама себе готовишь гибель. Ты должна радоваться, что за угрозы царскому дому ты осуждена только на изгнание. Не укроти я гнев царя, жизнью поплатилась бы ты за свое безумие». Так говорил он; гневом и презрением ответила ему Медея. «Жалкий человек! Ты до того бесстыден, что являешься ко мне на глаза и оправдываешь свою измену. Кто спас тебя, когда ты должен был надеть ярмо на извергавших пламя быков и сеять смертоносные зубы дракона? Кто дал тебе руно? Из любви к тебе предала я отчий дом и родину, ушла с тобой на чужбину за широкое море; за тебя отомстила Пелию самой мучительной смертью. И за все это ты изменяешь мне, берешь другую жену. Клятва и верность забыты. Не думаешь ли ты, что теперь царствуют другие боги, а не те, пред которыми ты обещал мне верность? Скажи же мне, спрашиваю тебя как друга: куда бежать мне? В дом ли отца, которого предала я? Или к дочерям Пелия? Да, дружба твоя приготовила мне завидную участь. В то время как будешь ты праздновать свадьбу свою, твоя покинутая жена с покинутыми детьми, изгнанная из этого царства, убежит в неприязненную чужбину; дети твои, как нищие, будут скитаться в изгнании». Так сказала Медея и с презрением отвернулась от вероломного мужа. Он же остался непоколебим. Холодно предложил он ей в дар деньги и ходатайство у своих знакомых, с которыми водил хлеб-соль. Все это отвергла Медея. «Ступай, празднуй свадьбу свою, – сказала она Ясону, – но, может быть, проклянешь ты когда-нибудь день этой свадьбы!»

Беседа с вероломным супругом еще сильнее взволновала все страсти в груди Медеи и побудила ее поспешить со мщением. Одна лишь мысль беспокоила ее: где найти ей верное убежище по совершении дела? В то время как думала Медея об этом, встретилась она с афинским царем Эгеем, шедшим мимо дома ее. Он был на пути из Дельф и шел в Трезены, чтобы узнать от мудрого Питфея разгадку темного ответа Пифии. Эгей, к которому Медея обратилась с просьбой, обещал ей верное убежище, когда прибудет она к нему в Афины. Едва Эгей удалился, как Медея стала приводить в исполнение свои замыслы. Призвала Ясона для новых переговоров и приняла вид, будто одумалась и простила ему. «Ясон! – сказала она, – прости мне все, что я тебе сказала прежде. Я безрассудно гневалась на тебя, и теперь вижу, что твое решение благоразумно и клонится к нашему благополучию. Я сама, безумная, должна была привести царственную невесту, чтобы через это иметь могущественных родственников и приготовить детям прекрасную будущность. Для пользы детей охотно отказываюсь я от своих прав. Сама пойду в изгнание, как повелел царь и как мне подобает. Малюток-сыновей оставлю здесь: пусть вырастают они под твоим отеческим присмотром. Они не должны подвергаться изгнанию. Попроси царя, чтобы он позволил им быть при тебе, и если он не согласится, пусть склонит его к тому твоя молодая невеста. Я сама постараюсь расположить ее в нашу пользу. С нашими детьми пошлю я ей тонкое, златотканое покрывало и золотой венец, подаренный некогда отцу моему Гелиосом. Сам отведи ты их во дворец царственной невесты твоей».

Ясон поверил словам Медеи и повел детей во дворец. Увидав их, слуги царского дома пришли в великую радость: они полагали, что миновала вражда между Ясоном и Медеей. Кто из них целовал руки малюток, кто – белокурые головки, иные же, полные радости, следовали за ними до самых женских покоев. Когда вместе с детьми Ясон вошел к молодой невесте, она в восторге остановила взор свой на милом, по не заметила детей. Увидев же их, Главка отвернулась: при мысли об их матери пробудилась в ней ревность. Но Ясон успокоил ее и сказал: «Не гневайся более на тех, которые расположены к тебе! Взгляни на них и друзьями считай тех, кого любит супруг твой. Прими дары их и моли своего отца, чтобы сыновей моих не подвергал он изгнанию». Увидав прекрасные дары, Главка не выдержала, обещала все. Едва Ясон с детьми оставил дворец, как она, ничего не подозревая, надела блестящую золотистую ткань и возложила на свои локоны венец. Довольная редким убором, она смотрелась в блестящее зеркало и с детской радостью расхаживала по покоям дворца. Но вот лицо ее бледнеет, члены дрожат, мучимая смертельной болью, она падает. С пеной у рта, с диким, неспокойным взором лежит она и задыхается от боли. Вот вскочила Главка с ужасным воплем: заколдованный венец извергает пожирающее пламя; насыщенная ядом ткань терзает ее нежное тело. Вскочив со своего кресла, она бежит, старается сбросить с головы горящий венец, но золотой обруч еще крепче обхватывает ее. Падает Главка на землю; из головы ее струится кровь, и, когда появился наконец на жалобные крики прислуги Креонт, лицо ее и все тело так изменились, что никто, кроме отца, не мог узнать Главки.

Громко жалуется Креонт на свое горе, бросается к бездыханной дочери, обнимает, целует ее. Но не может уже он подняться. Так плотно пристало к ткани дряхлое тело, что никакими усилиями не может старик освободить его. Измученный, подавленный силой пагубного волшебства, падает он, и жизнь его оставляет. Прибыл наконец и Ясон и увидел лишь страшно изуродованные волшебным пламенем трупы дочери и отца.

Так отомстила разгневанная Медея тем, которые склонили на измену ее супруга. Но этого было ей мало. Чтобы чувствительнее наказать Ясона, она хочет умертвить детей его – как они ей ни дороги. Когда дети возвратились из царского дворца, в сердце Медеи началась страшная борьба. В гневе своем она решилась поразить ненавистного ей супруга самым тяжелым ударом, но так нежно улыбаются ей милые малютки! Нет! Она не в силах наложить на них свою руку, она уведет их с собой из этой страны: чтобы огорчить отца их, ей пришлось бы вынести еще более страшные муки. Они будут живы; Медея забудет о своем намерении… «Но чего же хочу я? Быть посмешищем всего света, оставить ненаказанными врагов моих и бежать? Нет! Я должна отважиться! Не должна трусить, не должна задумываться. Горе мне! Клянусь подземными богами мщения, они должны умереть! Неужели оставить врагам детей моих, чтобы посмеялись они над ними? Они умрут; я, родившая их, сама и убью их. О, подите сюда, дети! Дайте матери руки, она поцелует их!

О милая рука! О дорогие уста, прекрасное личико! Дети, будете вы счастливы, но только не здесь! Отец отнял у вас земное счастье. О, как нежно обнимает меня малютка! Как нежна его щечка, как сладостно дыхание его! Ступайте, ступайте дети! Не в силах я долее смотреть на вас! Горе мое выше сил моих. Чувствую – жестоко мной задуманное дело, но гнев мой сильней сострадания. Пусть же совершится то дело!»

Медея непоколебима. Она готова уже совершить страшное дело и ждет лишь вести о гибели ненавистной царевны и отца ее. Весть пришла. Томимая жаждой мести, как фурия бросается она на детей. Жалобный вопль бедняжек, правда, как нож пронзает ей сердце, но бешенство омрачает ее чувства, придает ей твердости: твердой рукой вонзает Медея меч в грудь малюток. Только что совершилось кровавое дело, страшно взволнованный, спешит к Медее Ясон, чтобы отомстить ей за убийство невесты и Креонта. С ужасом слышит он, что и дети его умерщвлены. Медея торжествует. С наслаждением смотрит она на невыносимые страдания ненавистного ей мужа и холодно смеется над ним. Со всех сторон сходится коринфский народ, чтобы вместе с Ясоном отомстить преступнице, но она улетает на запряженной драконами колеснице, доставшейся ей от предка ее Гелиоса.

Медея на колеснице, запряжённой драконами

В Афинах у Эгея нашла она верное убежище. Но впоследствии, когда Медея покусилась на жизнь Эгеева сына, Тесея, она должна была бежать в Колхиду, где снова возвратила престол и могущество своему отцу.

Еще один тяжелый год прожил Ясон в Коринфе: Медея разрушила все его счастье, все его надежды. Часто ходил он на Коринфский перешеек, где в святилище Посейдона стоял «Арго»: там с наслаждением вспоминал он о счастливых, славных днях своей юности. Корабль разрушался, дряхлел и Ясон. После славного плавания к отдаленным берегам широкого моря одинокий, почти забытый стоял теперь «Арго», и мало-помалу распадались брусья его и доски. Раз в жаркий полуденный час усталый и утомленный жизнью лежал Ясон в тени его: вдруг распался гордый корабль и под развалинами своими похоронил мужа, искавшего под ним тени.

Из книги Г. Штолля «Мифы классической древности»

К списку мифов о Походе аргонавтов

Полное содержание Медея Еврипид [2/4] :: Litra.

RU

Анастасия Калачева «Медея» в МТЮЗе: мелодрама в скорлупе трагедии»

Назад

Ваш досуг 09.11.2009

Кама Гинкас поставил спектакль о том, что кричи — не кричи, а жизнь лучше не станет. Самоучитель для мальчиков и девочек, которые после энных лет брака решили развестись.

Когда идешь на спектакль к Каме Гинкасу, надо быть готовым к двум вещам: во-первых, на тебя наорут. И тут уж не важно по какому поводу. С другой стороны — довольно очевидно, что со сцены МТЮЗа с тобой разговаривают на повышенных тонах не просто так, из бескорыстной любви к чужим мучениям, а с целью провести операцию на душе, довести тебя до того самого катарсиса, то бишь очищения страданием. Правда, ради справедливости, надо отметить, что это удается не всегда. То есть страдание здесь вещь гарантированная, а вот очищение тебе светит через раз.

Когда по театральной Москве пошел слух, что Кама Миронович будет ставить «Медею»: подбирается к трагедии — дружно решила к общественность. Как выяснилось на премьере, общественность Гинкас обманул. И от трагедии, в привычном для его режиссерского почерка смысле слова, он скорее ушел, причем ушел, хлопнув дверью. Как Ясон от Медеи.

Для рассказа банальнейшей истории, как муж от жены уходил, были привечены три автора. Древний римлянин Сенека. Французский мастер иронии прошлого века Жан Ануй, который, кажется, все мифы, которые знал, перекроил под нужды ХХ века. И всенародно любимый гений Иосиф Бродский — с популярнейшим произведением «Портрет трагедии». Викторина для самых умных театралов: как вы думаете, кто в этом трио сыграл первую скрипку. Сенека? Бродский? А вот и не угадали — Ануй. С его привычкой макнуть высокое в атмосферу кухонной разборки.

И это заметно сразу, как входишь в зал. Художник Сергей Бархин создал мир после катастрофы: кухню, которую аж по щиколотку затопило водой. Кстати, вспомните, когда вы последний раз использовали слово катастрофа — уж не прорванной ли трубы оно касалось?! Здесь хозяйничает — чистит картошку под ноль и рвет курицу одной левой — Медея-Екатериа Карпушина. Шлепая по гигантской луже, она начинает свою роль «на разрыв аорты». Хриплым, почти мужским голосом, разделывая мясо текста на огромные сочащиеся куски, выставляет главная героиня гамбургский счет своему мужу Ясону, который из Колхиды ее увез, отца заставил обокрасть, да еще и спровоцировал ее убить родного брата. Людям, которые десять лет живут вместе, всегда есть, что другу другу припомнить. Делает она это, поминутно меняя маски: то богиня в гневе, то растерянная мямля. И внешне, и внутренне — любимый гинкасовский типаж, к которому зритель, согласно четко выверенной режиссером амплитуде, ритмически испытывает любовь-ненависть.

Как только зритель становится в позу: готов к полуторачасовой нервотрепке. Приходит Креонт, поговорить по душам, а заодно и вытурить из страны бывшую жену своего без пяти минут зятя. Из золотого истукана вылезает старый конъюнктурщик при галстуке. После небольшой трагикомической перепалки он вдруг включает царя и произносит длинный монолог, суть которого проста: «Ясон — ни в чем не виноват!». И тут режиссер вытаскивает первого туза из рукава, и уж совсем становится понятно, что Сенека здесь нужен для контрапункта. Медея вдруг, сменив тон на игриво-глумливый, объявляет, как на эстраде: «Народный артист России Игорь Ясулович!» — и тот почти в клоунской манере падает в воду. Становиться понятно, как не дели моральные барыши, без Ясона все равное ничего понятно не будет.

Явления Ясона ждут, и он приходит. Седовласый красавец с авоськами из ближайшего супермаркета, и проблема лежит на поверхности. Он — ее разлюбил, она — ему изменила, он хочет уйти, она требует — останься. Наблюдать за этим выяснением отношений безумно интересно, хотя нового тут ровным счетом ничего и нет. Разве что, кажется, Гинкас запретил повышать Игорю Гордину голос. Почти всю роль он шепчет. И вообще, весь спектакль ведет себя удивительно по-мужски. Давненько на столичных подмостках так четко не распределяли гендерные роли.

Когда Ясон пришел, все началось, когда Ясон ушел, а точнее сообщил, что уходит — все равно уходит: любит, а уходит, хочет, а уходит, страдает, а все равно уходит, — все закончилось. Точнее Медея закончилась. Была сильная, смелая, отчаянная женщина, а ничего не осталось. Убийство пластиковых пупсов, продевание в дракона и полет на лонже — это скорее так, стильные аксессуары. Еще один момент самоиронии режиссера по отношению к своим любимым театральным фенечкам.

Кстати, такое несерьезное отношение к самому себе наталкивает на мысль, что перед нами первый (произносить это вслух довольно странно, учитывая возраст) спектакль Гинкаса зрелого. Кама Миронович больше не стучится с отчаяньем в пустые небеса — мол, посмотри Боженька, как мы хреново живем — не пытается схватить всевышнего за бороду и стащить его с облака — сам бы так помучился, а потом бы уже с нас спрашивал. В этом спектакле, он спокоен, добр, ироничен и полон милости к ближнему. Что делать, когда муж уходит от жены? Нет, ну понятно, а делать-то что?! Не знаете, и режиссер не в курсе, как оказалось, все мы в одной лодке. В общем мелодрама вещь — пошлая, жизнь тоже, а в этом-то и трагедия.

Назад

Читать Еврипид «Медея» Краткое Содержание Трагедия

«Меде́я»
— трагедия Сенеки, написанная в 62 году н. э. Основана на одноименной трагедии Еврипида, а также на не дошедшей до наших дней «Медее» Овидия.

Сюжет

После убийства Пелия, Ясон с супругой и детьми пребывает в изгнании в Коринфе. Когда царь Креонт избирает Ясона в зятья, Медея от мужа получает развод и от царя приказ вновь отправиться в изгнание. Вымолив себе отсрочкою единый день, посылает она Креусе, нареченной Ясона, убор и ожерелье, напитанные колдовскими снадобьями: лишь надела их невеста, как пламенем вспыхнули дары, и, вместе с подоспевшим на помощь родителем, злосчастная сгорела. Затем Медея сыновей, рожденных от Ясона, на глазах у отца умерщвляет и по небу улетает[1][2].

«Медея»: краткое содержание трагедии Еврипида

Царь Коринфа предлагает Ясону взять в жену его дочь Главку, на что он отвечает согласием. Поступки его жены Медеи иногда начинают пугать героя, и он не прочь оставить ее на произвол судьбы. Разъяренная женщина называет бывшего супруга неблагодарным, ведь именно с ее помощью он добыл золотое руно и вернул себе былую славу. Однако Ясон говорит, что перед ней он свой долг совершил. Он подарил ей двух сыновей, и теперь может доживать жизнь так, как ему самому угодно. Быть может, эта позиция покажется непонятной женщинам, поэтому о трагедии «Медея» отзывы о Ясоне могут быть отрицательными.

Коринфский царь изгоняет Медею, но та пытается отомстить неблагодарному мужу и решается на отчаянный поступок – убить детей, чтобы Ясон погиб от отчаяния. Злодейка подговаривает своих мальчиков отнести Главке свадебный подарок – отравленную корону, которая вмиг разъедает лицо прекрасной царицы. Отчаянный отец, решившийся спасти дочь, погибает вслед за ней. Медея обрекает своих детей на смерть: разгневанные коринфяне разорвали бы их на части, поэтому несчастная мать сама решается их убить и даже не позволяет Ясону с ними проститься.

История Медеи, возлюбленной Ясона: коварство, волшебство и убийства

Путешествие аргонавтов за Золотым Руном и особенно жизнь Ясона тесно связаны с Медеей — чародейкой, пророчицей, внучкой бога солнца Гелиоса и дочерью нимфы Идии от колхидского царя по имени Ээт.

Jason and Medea — Гюстав Моро, 1865 (Musée d’Orsay, Paris)

Эта женщина и ее история разными античными авторами описывается несколько по-разному, однако ядро повествования сохраняется: череда обманов, интриг и убийств, как и у многих других героев легенд.

Похищение Золотого Руна и побег из Колхиды

История Медеи и Ясона начинается в тот момент, когда прекрасная богиня любви Афродита, покровительствующая аргонавтам, внушает женщине любовь к только что прибывшему в Колхиду Ясону.

Медея на римской росписи 1-го века (Национальный археологический музей, Неаполь)

Страстная, безумная любовь заставляет чародейку не только помочь Ясону в преодолении испытаний Ээта и похищении сокровища — Золотого Руна, но и при побеге увести за собой Апсирта, ее маленького брата.

Золотое руно. Медея сбрасывает за борт своего брата — Герберт Джеймс Дрейпер, 1904 (Courtesy of Bradford Museums, Galleries & Heritage (Cartwright Hall))

Медея убивает Апсирта и бросает кусочки тела в воду, зная, что Ээт в горе попытается найти их и приостановит погоню.

Лодовико Карраччи, около 1584

Догнали беглецов лишь на острове феаков под управлением царя Алкиноя. Алкиной согласился вернуть дочь Ээта лишь при условии, что она еще не вышла замуж за Ясона.

Ясон и Медея пожимают друг другу руки в знак своего брака (Рельеф римского саркофага 2-го века в Палаццо Альтемпс, Рим)

Предупрежденные об этом, Ясон и Медея поспешно женились и благополучно продолжили свой путь.

Чародейство и обман

Дальнейшая судьба Медеи наполнена коварством и магией. В Иолке чародейка обманом заставляет дочерей Пелия, захватившего трон, убить отца.

Убийство Пелия его дочерьми — Жорж Моро де Тур, 1878

Она показывает ритуал, разрубая барана на кусочки, бросая их в кипяток, а затем вынимая из котла живого ягненка. Дочери Пелия пытаются таким же способом вернуть молодость отцу, что у них, естественно, не получается.

Медея —Фредерик Сэндис, между 1866 и 1868 (Birmingham Museum and Art Gallery)

Затем Медея отправляет своей сопернице Главке (на которой хочет жениться Ясон) отравленное одеяние, и та сгорает заживо.

Медея до детоубийства (Фреска 1-го века от Помпеи в Национальном археологическом музее Неаполя)

Разозленная изменой Ясона, женщина убивает двух их совместных сыновей и улетает в Афины на небесной колеснице своего деда.

Miss Clairon in Medea — Шарль-Андре ван Лоо, 1760 (Новый дворец (Потсдам))

В Афинах волшебница выходит замуж за Эгея и рожает от него Меда. Когда возвращается Тесей, потерянный наследник Эгея, она пытается убедить Эгея убить пришельца. Эгей все же узнает сына и в наказание за коварство изгоняет Медею и Меда. Они возвращаются в Колхиду и вместе свергают захватившего власть Перса.

История Медеи завершается на острове блаженных, где она сочетается браком с Ахиллом.

• Интересно? Ставьте лайк
  и
  подписывайтесь
  на канал
  ΦΙΛΟΣΟΦΊΑ.
  Ещё нас можно читать во
  ВКонтакте
  и
  Твиттере!
• Литература:
  wikipedia.org

Источник: https://zen.yandex.ru/media/id/599eaad01410c3c2c165fca3/5b093cde79885e1c967eb01b

LiveInternetLiveInternet

WhiteKnight

все записи автора «Работа его многие годы была связана с палеозоологией, мертвейшей из наук, и это придало странную особенность его восприятию: все в мире делилось на твердое и мягкое. Мягкое ласкало чувства, пахло, было сладким или отталкивающим — словом, было связано с эмоциональными реакциями. А твердое определяло сущность явления, было его скелетом. Георгию достаточно было взять в руки одну створку устрицы, вмурованную в склон холма где-нибудь в Фергане или здесь, под Алчаком, чтобы определить, в каком из десяти ярусов палеогена жил этот мясистый, давно исчезнувший моллюск, его крепкая мышца и примитивные нервные узлы, то есть все то, что составляло незначительную мякоть. Так и песни эти казались Георгию мякотью, сплошной мякотью, в отличие, скажем, от песен Шуберта, в которых он чувствовал музыкальный костяк, благо что и немецкого языка он не знал.»

Прочла по совету. Первую часть вопила, что «не мое» (и никогда в жизни не буду я читать женскую прозу), думала, что уже не дочитаю, но неожиданно дочитала и даже признаюсь в том, что мне понравилось.

Если не хотите разочарований, не покупайтесь на заманчивое название романа. В истории Людмилы Улицкой ни слова о властительной царице из древнегреческих мифов. С хрестоматийной тезкой Медею Улицкой сближает лишь имя, да греческие корни. Дети также упомянуты не столько в плане естественного родства, сколько в свете родства духовного.

В остальном же, это хорошая женская проза. Если сравнивать с Токаревой, Рубиной и некоторыми иностранными образцами, которые мне довелось читать, то из всего жанра именно это произведение выделила бы как лучшее мне знакомое. Исполнен роман в виде «семейной хроники» и потому чем-то смахивает на «Сто лет одиночества» Маркеса.

Находится в романе место и любовным, и чувственным, и мистическим переживаниям. Улицкая ведет повествование умно, а в редких шутках еще и остроумно.

В жизни Медеи и ее детей происходит собственно все, что может быть приписано любой большой семье, если удасться окинуть изучающим взглядом историю подобного маленького государства за, скажем, сотню лет — тихое счастье и тихая шизофрения, грехи и труды… свои трагедии, свои свершения.

Образ уютного дома у моря, то одинокого, то набитого самыми разными людьми, которые год за годом держаться друг за друга, расстаются, встречаются, а иногда сталкиваются в борьбе — центр романа.

С одной стороны, перед читателем — эта самая крепость Медеиного дома, обломка уходящей эпохи такого же значительного, как и его хозяйка, обреченного в силу самой неумолимости жизни. Но может ли столь большое уйти безвозвратно? Хочется верить, что нет… Что-то главное останется и затвердеет. С другой стороны — новые побеги, те самые «дети», окружающие Медею, наполняющие ее дом. Есть ли в их сердцах что-то столь же прочное, как у Медеи?

Из множества молодых героев особо выделяется образ Маши и то, какой жестокий жест в сторону этой героини сделала Улицкая, подарив ей свои собственные, местами довольно посредственные, но и не лишенные очарования стихи. Называется «убей в себе поэта».

Сюжет[ | ]

После убийства Пелия, Ясон с супругой и детьми пребывает в изгнании в Коринфе. Когда царь Креонт избирает Ясона в зятья, Медея от мужа получает развод и от царя приказ вновь отся в изгнание. Вымолив себе отсрочкою единый день, посылает она Креусе, нареченной Ясона, убор и ожерелье, напитанные колдовскими снадобьями: лишь надела их невеста, как пламенем вспыхнули дары, и, вместе с подоспевшим на помощь родителем, злосчастная сгорела. Затем Медея сыновей, рожденных от Ясона, на глазах у отца умерщвляет и по небу улетает[1][2].

Краткое содержание оперы «Медея» Керубини

Медея – один из самых загадочных и драматичных женских персонажей в греческой мифологии. Она обладает магическим даром и считается одной из основательниц медицины. Она вдохновляла многих авторов, в том числе и создателей оперы.

Так, существуют оперы Кавалли, Шарпантье, Симона Майра, Мердаканте, посвященные этому персонажу. Также существуют современные оперы, посвященные Медее, и даже петербургская панк-опера.

Но самым известным произведением является опера «Медея» Луиджи Керубини.

Миф о Медее

Глвная героиня была дочерью царя Колхиды ЭЭта. Её матерью называли богиню ада Гекату и океаниду Идию. Среди других ее родственников — Гелиос (дед) и Кирка ( тетя). Медея была одной из жриц Гекаты. Она влюбилась в сына царя Эсона. Ясон – лидер аргонавтов. Именно Медея помогла ему отобрать у ее отца заветное руно.

Для этого Ясону нужно было пережить несколько испытаний. Девушка помогла ему и вспахать поле на волах, которые изрыгали огонь, засеять его, и остановить воинов, в которые превратились на поле драконьи зубы. Впрочем, есть версия, что она это делал по приказу Геры, а любовь пришла намного позже.

Тем не менее, принцесса отправилась в путешествие аргонавтов со своим возлюбленным и младшим братом. За ними погнался корабль отца девушки. Чтобы остановить погоню, она убила брата и выбросила останки в море, потому что знала, что судну придется остановиться и забрать тело.

Здесь же она вышла замуж за Ясона, чтобы ее не выдали феакам. Пережили они еще немало испытаний и приключений.

Во время путешествия главная героиня родила мужу двух детей. Добравшись до Иолка, они встретились с дядей Ясона, Пелием. Его она тоже убила, после чего пара сбежала в Коринф. Здесь они и расстались.

По одной из версий, Ясон сам решил жениться на дочери Креонта Креузе ( она же Главка). По другой, Ясона вынудил жениться на Главке царь Коринфа. А все, что было дальше и стало сюжетом для оперы Керубини.

Сейчас читают

• Краткое содержание Быков Одна ночь
  Действие разворачивается в период окончания войны. Советская армия захватила город, и вдруг начался налет фашистских истребителей. Иван Волок бежал за сержантом, но не догнал. И тут перед ним возникли два фашиста. Иван одного пристрелил, а второй сбежал.

  Действие рассказа Юрия Марковича Нагибина разворачивается летом в усадьбе Сатиных. В это время пышно цветёт сирень. Кусты с белыми, голубыми и розовыми цветами наполняют улицы душистым запахом.

Художник эпохи духовного упадка и нравственного разложения императорского Рима Луций Анней Сенека любил яркие краски, и ему лучше всего удавались картины пороков, сильных аффектов, патологических состояний. Герои «Медеи» Сенеки (попытки точно датировать трагедии Сенеки (4 — 65 гг. н.э.) остаются не более чем гипотезами) — люди огромной силы и страсти, с волей к действию и страданию, мучители и мученики, на мягкие чувства эти герои редко бывают способны. Персонажи Сенеки однотонны, женщины не уступают мужчинам в силе страстей и жестокости.

«Медея» повторяет сюжет популярный у греческих и римских трагических поэтов. Колхидская колдунья Медея, последовавшая за Ясоном в Грецию, мстит ему за то, что он собирается покинуть ее и жениться на дочери царя Коринфа Креусе. Медея посылает сопернице одежду, пропитанную ядом, и несчастная погибает (у Сенеки же одежда сгорает). Затем Медея убивает своих детей от Ясона и улетает на крылатой колеснице.

Как отмечают исследователи, Сенека уже рассчитывает на знание читателями мифа. Сенека с самого начала представляет героиню мстительной фурией на пике эмоционального напряжения, что имеет сильный эффект, но теряется в правдоподобии. Более того, Медея знает, какая ей участь уготовлена: кроме разного рода намеков на ужасный «грех» в диалоге с кормилицей проскакивает фраза: «Медея!» — «Стану ею». То есть героиня уже знает, что произошло с Медеей Еврипида.

На раскрытие образа Медеи «работают» и монологи Кормилицы. Медея — фигура демоническая, злобная, она готова принять смерть мужа (на меч он должен был броситься — говорит она), но не унижение. Ясон же Сенеки пытается как-то исправить ситуацию для обеих своих семей, он робок и труслив, но не эгоистичен.

Сенека, конечно, не исключает полностью метания героини: она не убивает детей хладнокровно, а мучается и убийство происходит в некотором состоянии бреда. Медея убивает сына во время монолога, что, конечно, кажется более жестоким. Мы видим, что с психологических и нравственных проблем Сенека переносит свое внимание на эффектность трагедии, ее страстность и эмоциональность, и достигает своей цели. Для этого он дает характер сразу, во всей его полноте, убирая традиционное развитие персонажа и появление в нем новых граней.

В центральных партиях большое место занимают патетические монологи (или длинные речи) и описания ужасов. Магический обряд, бури, убийства — ни одна трагедия не обходится без какого-либо из этих элементов, предназначенных потрясти привычного к «ужасам» римского читателя времен империи. Но сцены ужаса не ограничиваются описаниями или рассказами вестника: убийства и самоубийства выносятся на сцену. В диалоге обращают на себя внимание быстрые обмены короткими репликами, оформленные в заостренные сентенции. И персонажи Сенеки в «Медее» не столько переживают, сколько рассказывают.

«Время» движется очень порывисто: длинные монологи, в которых герои рассказывают о своих чувствах, сменяются короткими репликами, некими сентенциями: «Гнетет фортуна робких, — храбрый страшен ей», «Фортуна все отнимет — но не мужество», «Но прочной не бывает власть неправая» и т.п. Партии хора выдержаны большей частью в лирических размерах Горация, но без его строфического построения. Хором автор распоряжается довольно свободно для создания моментов покоя внутри патетической драмы. Рядом с песнями мифологического содержания мы находим размышления на более отвлеченные, популярно-философские темы — о силе рока, о бренности земного существования и сомнительности загробного, о тяготах и опасностях, сопряженных с богатством и властью, о счастье тихой бедной жизни.

В основном «Медея» Сенеки повторяет сюжетную линию Еврипидовой драмы, но ее атмосфера и колорит совершенно иные: это вызвано тем, что Сенека писал для чтения, а не для театральной постановки. Обусловлено так же иной стилистикой эпохи Нерона. В силу этого реплики героев у Сенеки как бы поляризуются: либо пространная лирическая партия (как, например, вступление, где Медея призывает на голову своих врагов все самые страшные ужасы, какие подсказывает ее лихорадочное воображение). Либо краткий, отточенный афоризм (особенно спор между Медеей и Креонтом, превращенный латинским поэтом из тонкого психологического поединка в судебное препирательство о праве): «Когда вынесено решение, поздно о нем говорить»; «Кто что-то решил, не выслушав противную сторону, решил несправедливо, даже и решив справедливо». (Один из афоризмов, «Стану ею!», в ответ на призыв кормилицы: «Медея!» — вызвал остроумную реплику У.Вилламовица-Меллендорфа: «Эта Медея уже читала «Медею» Еврипида».)

Медея в этой трагедии, несмотря на сюжетную близость, сильно отличается от своего греческого прототипа: она не ведет действие, а подчиняется его ходу. Совершенно иначе изображен Ясон: Сенека добавляет важный штрих для мотивировки его действий — его брак с Креусой вынужденный, ради спасения жизни собственной и детей. Это существенным образом меняет и мотивировку действий Медеи, лишая ее гнев убедительных для зрителя оснований. Ясон искренне любит своих детей, она просит позволения взять их с собой, но получает отказ — этот отказ и становится причиной гибели детей: она нашла уязвимое место.

После того как пожар, лишь сильнее разгорающийся от воды, уничтожает царский дворец, она дожидается Ясона и убивает детей на его глазах, скрываясь затем на своей колеснице и заставляя его признать, что в небе, по которому она летит, нет богов. Достоинства театра Сенеки достаточно часто оспаривались. Но даже отметив, что его образы оказали куда меньшее влияние, чем прототип, все же нужно признать, что мрачная яркость его образов имеет свои весьма значительные преимущества.

Как пишет Сенека, Медея «зловещим голосом призывает всех богов и богинь отмщения со змеями в волосах явиться и отомстить» сопернице и ее отцу. Медея хотела бы сжечь весь город вместе с жителями только потому, что в нем будет проходить свадьба Ясона. Кормилица Медеи говорит, что охваченная гневом героиня похожа на менаду и что должно произойти «громадное злодейство, свирепое и безбожное». Медея поняла, что Ясон очень любит детей, и у нее возникла мысль убить их обоих, чтобы еще сильнее ранить бывшего мужа. Сначала она убила одного ребенка, а затем, поднявшись на крышу дворца, на глазах у Ясона убила второго сына и улетела на крылатой колеснице. Даже в сцене убийства детей основным чувством Медеи является жажда мести; описание страданий матери Сенека не дает. Медея Сенеки хочет только мести и удовлетворения задетого самолюбия.

Мнения исследователей о трагедиях Сенеки порой бывают совершенно полярны. Сенека использует мифы, как их всегда использовали древние — как универсальное средство для выражения своих идей и мыслей, что он говорит о власти судьбы, о пагубности страстей, о смерти, о тирании. Кажется, что необходимо учитывать обе стороны произведения: с одной стороны, автор всегда несет что-то, интересующее именно его, что-то новое, часто связанное с его временем — таковы вопросы и основные темы произведений; с другой стороны, заимствование сюжетов всегда влечет за собой подобное сравнение, сравнение методов изображения, трактовок и идей.

Сюжет имеет множество повторов и трактовок в античной культуре. Сенека предлагает собственную оригинальную версию, но в основе изначальная легенда об аргонавтах. В частности частью сюжета о предводителе искателей золотого руна Ясоне и его супруге Медее, которая ради Ясона погубила много собственной родни.

История Сенеки начинается с гнева Медеи, которая рассказывает о слабохарактерном супруге, согласившемся выйти за молодую принцессу города Коринфа с согласия царя Креонта. Далее сцена Медеи и Креонта, где женщина рассказывает о своей помощи аргонавтам, а Креонт приказывает той удалиться из города и в итоге дает день на сборы.

Далее сцена Ясона и Медеи, которая напоминает о преступлениях совершенных ради него. Ясон отрицает эти доводы и сам говорит о том как спас Медею. В итоге он просит ее оставаться кроткой и не дает увидеться с детьми, Медея в итоге решает запомниться всем жителям города.

Медея готовит в собственном тайнике яд, которым пропитывает плащ и тиару для молодоженов. Эти аксессуары она передает своим детям, которые принесут плащ Ясону. Посылки достигают адресата и входит посланник, который говорит о трагедии.

Кормилица (которая до этого в предыдущих сценах старалась отговорить Медею от зла) говорит Медее спасаться, но та сначала убивает своего первого сына, а после этого выходит на крышу и открывает горожанам причину гибели Ясона и его новой супруги и убивает второго сына, которого скидывает вниз. Потом главная героиня улетает на колеснице запряженной драконами.

В своем тексте Сенека недвусмысленно намекает на порочность отсутствия контроля над собственными страстями. В частности примером такого порочного человека выступает Медея, которая под властью гнева натворила много вреда не только другим, но и самой себе.

Популярные сегодня пересказы

• Кот Иваныч — краткое содержание рассказа Скребицкого
  У хозяев в доме жил большой, пушистый кот. Он был толстый и ленивый, любил много есть и спать клубком на диване. Во сне он широко раскидывал лапы, вольготно вытягивался, а хвост свешивал вниз.
• Простодушный — краткое содержание повести Вольтера
  Произведение Вольтера «Простодушный» начинается с прогулки у моря аббата и его незамужней, сорокапятилетней сестры. Они придаются воспоминаниям о своем брате, который вместе с женой двадцать лет назад отплыл в Канаду и там сгинули.
• Никита — краткое содержание рассказа Платонова
  Главный герой рассказа – пятилетний мальчик Никита. Его отец ушёл на фронт воевать и не вернулся. Мать ходила в поле на работы на весь день, и Никита оставался один. Мать наказывала мальчику вести себя хорошо
• Луиза Миллер — краткое содержание оперы Верди
  Родольфо совершает визит в деревню к своей возлюбленной Луизе в честь ее дня рождения. По случаю праздника, она пригласила своих сельских друзей, на фоне которых Родольфо старался не выделяться и был представлен им как Карл

В Театре драмы показали спектакль «Медея»

Режиссер Михаил Лебедев представил сюжет из древнегреческой мифологии.

В феврале главный режиссер Самарского академического театра драмы имени Горького Михаил Лебедев представил на малой сцене свой спектакль по современной пьесе «Семью восемь». Главной темой постановки стала нелюбовь — невозможность построить личную жизнь, если в детстве тебя не научили любить. В качестве материала для следующей постановки в камерном формате режиссер выбрал намного более старый сюжет — из древнегреческой мифологии.

Царевна из Эета (Колхиды) влюбилась в Ясона, помогла ему завладеть золотым руном, убила собственных брата и отца и бежала с аргонавтами в Грецию. Когда же ее любимый впоследствии задумал жениться на другой, Медея погубила соперницу и убила двух своих детей, рожденных от героя.

Лебедев взял для спектакля две пьесы — Еврипида и французского драматурга ХХ века Жана Ануя.

— Если следовать только драматургии, история превращается в происшествие из криминальной сводки новостей, — отметил режиссер. — Жена убивает детей из-за того, что муж уходит к молодой. Но объем чувств и событий «Медеи» — над облаками. Для этого и появляется пластика. Язык тела более выразительный, непривычный, образный, метафоричный, объемный.

Автора пластического рисунка спектакля угадать несложно: хореография Павла Самохвалова имеет свои неповторимые, легко узнаваемые черты. Совместная работа с режиссером привела к созданию нескольких интересных и ярких метафор, которые наглядно, в отличие от любых слов, позволяют увидеть и почувствовать взаимоотношения между героями. А также «выводят наружу» происходящее внутри.

Зрители могут воочию наблюдать терзающего главную героиню демона. Обозначенный в программке «хор», персонаж Джамили Биляловой, на самом деле является ненавистью, толкающей на преступления. Она — тень Медеи, ее позвоночный столб — единственное, что поддерживает в момент, когда весь мир рушится на голову. Постановщик так отделяет преступное намерение и вину от героини.

Воплотить один из самых страшных и противоречивых образов мировой драматургии режиссер доверил Марине Жуковой. Актриса блестяще справилась с этой задачей. Помимо потрясающей пластики она демонстрирует тонкую и точную актерскую игру. Она проводит зрителей через весь ужасающий лабиринт эмоций: от растерянности и страха, через обиду и страдания, к непоколебимой решимости. Сложно сказать, что пугает больше — ее ярость или ее сомнения.

Разговор с мужем проходит на равных. Она не просит, не унижается, не обвиняет. Просто это беседа двух людей, которые прошли через многие испытания. В свою фразу «но ведь я убью тебя, Ясон» актрисе удается вместить невероятное количество эмоциональных и смысловых оттенков. В ней звучат предупреждение, страх, любопытство (как он отреагирует?), боль.

Поставив в качестве цели Ясона (Алексей Егоршин), Медея не останавливается ни перед чем. Она решается убить не только счастливую соперницу, юную Креузу (Виолетта Шулакова), но и собственных детей. Это, кстати, только одна из возможных интерпретаций мифа. В других версиях детей Медеи убивают жители Коринфа, чтобы на корню пресечь ее злодейский род.

Лебедева интересуют не политические игры сильных мира сего и не войны между народами, а взаимоотношения Медеи и Ясона. Сможет ли он найти счастье с другой женщиной? Или никому не занять место его первой жены? У Ануя главные герои настолько запутались в своих отношениях, что не видят выхода. Ясон по-прежнему любит Медею, но не может простить ей измены и смириться с вечным хаосом и разрушением, которые она несет. В их союзе всегда присутствовал третий — ненависть. Именно она, а не Креуза разлучила их. Именно она двигала руками Медеи в момент самого страшного ее преступления — детоубийства.

О предопределенности и возможности выбора. О страхе и свободе. О ненависти и страсти. Обо всем этом новый пластический спектакль театра драмы «Медея».

Медея: жена или любовница? | Гендер и сексуальность в Древней Греции

Несколько недель назад мы обсуждали в классе, какой должна быть идеальная женщина в Афинах: послушной и покорной. Как отметила Медея в одном из своих выступлений, от женщины требовалось, чтобы она была полностью верна своему мужу, но ее муж не придерживался тех же стандартов. Ему разрешалось делать почти все, что он хотел, включая внебрачные связи, если он был недоволен своей женой. Хотя наш современный взгляд на отношение Джейсона к Медее заставляет нас сочувствовать ей, действия Джейсона во время постановки пьесы не обязательно считались совершенно необычными.

Фактически, многие аттические трагедии были связаны с прелюбодеянием в той или иной форме: у Агамемнона была Кассандра, у Геракла была Иола, а у Ясона была Креуса. Основное различие между ними заключается в том, что Джейсон намеревался жениться на Креусе с разрешения ее отца, а не забрать ее с родины силой в качестве военного приза. Это различие может быть признаком того, что, хотя внебрачные связи могут быть не редкостью, вступление в другой брак, все еще связанное другой брачной клятвой, приведет к катастрофе.

В некотором смысле можно утверждать, что брак Медеи и Ясона не был «правильным» греческим браком. Подумайте о четырех женщинах, которых я упомянул — Кассандре, Иоле, Креусе и Медее. Все четыре женщины были принцессами на своей родине, но только трое были увезены из своих домов без согласия отца. Кассандра была взята после падения Трои, Иола была взята после увольнения Эхалии, а Медея сбежала с Ясоном после того, как она помогла ему украсть золотое руно. Креуса — единственная, кого предлагали мужу с согласия ее отца, что было важным аспектом греческого брака.Технически отношения Медеи с Ясоном больше похожи на отношения Кассандры с Агамемноном и Иолы с Гераклом.

Однако делает ли это отсутствие приличия брак Медеи и Ясона менее реальным? Думаю, нет. Медея, безусловно, непреклонна в том, что ее брак является действительным, и, похоже, боги согласны с ней, учитывая, что Медея может сбежать из Коринфа без какого-либо очевидного наказания за свои преступления. Поскольку Ясон скорбит о своих сыновьях, своей второй невесте и своем будущем тесте, Медея может сбежать на летающей колеснице в Афины. В дополнение к исследованию идеи о том, что женщина играет в некоторой степени мужскую роль в своей собственной жизни — путем организации собственного брака, установления контроля над собой и другими и превращения себя в субъект обмена подарками, а не как объект, — еще одна цель. Эта трагедия может заключаться в утверждении святости брака, осуждении тех, кто берет несколько жен вместо того, чтобы брать только одну жену и ходить к проституткам или наложницам, когда он того пожелает. Брак — это клятва богам и супругу, и, давая присягу во втором браке, оставаясь связанными первым, боги, вероятно, будут на стороне того, кто был предан.

Медея Резюме | Шмооп

Медея Краткое содержание

В начале спектакля Медея в тяжелом положении. Во-первых, ее муж Ясон женился на другой женщине, Глауке, дочери Креонта, короля Коринфа. Кроме того, Креонт изгоняет Медею и двух ее сыновей из Коринфа. Однако Медея не из тех женщин, которые терпят такое жестокое обращение лежа. Она клянется кровавой мести и быстро пытается найти способ убить их всех.

Во-первых, она убеждает Креонта позволить ей остаться еще на один день в Коринфе.Это противоречит его здравому смыслу, но он позволяет это из жалости к двум сыновьям Медеи. Это дает Медее достаточно времени, чтобы привести в действие свой заговор. Затем Медея должна обеспечить безопасное место, чтобы отступить, когда она совершит убийство. По невероятно удачному совпадению, Эгей, король Афин, оказывается рядом. Медея обещает вылечить его бесплодие, если он поклянется дать ей убежище. Конечно, она забывает упомянуть, что собирается убить кучу людей.

Теперь, когда у Медеи есть время и безопасное место для отступления, она действительно может приступить к работе.Она заставляет Джейсона поверить в то, что теперь она в порядке с его новым браком. Медея умоляет мужа спросить Глаука, могут ли их два сына остаться в Коринфе. Джейсон тронут и соглашается. Медея дарит Джейсону тонкое платье и золотую корону, чтобы сделать сделку приятнее для Глаука. Джейсон и дети бегут во дворец с надеждой в сердцах. Однако их надежда неуместна, потому что Медея снова забывает упомянуть важную информацию: дары прокляты.

Посланник возвращается и рассказывает Медее о том ужасе, который она устроила.Когда принцесса надела платье и корону, ее ждал довольно неприятный сюрприз. Все ее тело загорелось, и плоть таяла с ее костей. Когда Креонт увидел пылающий труп своей дочери, он был так обезумел, что бросил свое тело на ее и тоже умер. Медея считает, что это здорово. Теперь ей осталось сделать только одно, чтобы оставить Джейсона полностью опустошенным — убить их сыновей.

Убить своих детей Медее нелегко. Она борется со своими материнскими инстинктами, но в конце концов ее месть важнее.Медея затаскивает мальчиков в дом и убивает их мечом. Джейсон прибывает слишком поздно, чтобы спасти своих сыновей. Как только он стучит в дверь, чтобы остановить свою жену, Медея взрывается в небо на колеснице, запряженной драконами. Джейсон проклинает свою жену, и она проклинает его в ответ. Он умоляет забрать тела детей, чтобы похоронить их. Она отказывается от него даже в этом и уносит с собой их трупы, победоносно улетая.

Медея

Пьеса Еврипида Медея была поставлена ​​в 431 г. до н.э., в год, когда
начало Пелопоннесской войны.[Пьеса вдохновила Юджина О’Нила на создание Desire
Под вязами .]

Действие начинается через некоторое время после приключений Ясона и аргонавтов, во время
что Медея позволила Ясону получить Золотое руно. Ей пришлось убить, чтобы
они могли сбежать от врагов (включая ее собственного брата). Они были
замужем, у нее двое детей, но Медея — инопланетянин из Коринфа. Греческие города-государства
были склонны считать законным только брак между членами состоявшихся семей. Джейсон
бросил Медею, чтобы выйти замуж за королевскую семью.

Спектакль начинается с того, что медсестра беспокоит положение вещей и выражает
банальности; например, «Это действительно величайшее спасение из всех — / Для жены
не стоять в стороне от мужа »(1). Такая домотканая« дежурная чушь »
в данных обстоятельствах совершенно неуместен. Медсестра обсуждает
душевное состояние с воспитателем детей, заканчивая кудахтанье этим утверждением:

Я хочу быть в безопасности и состариться в

Скромный путь. Лучше всего звучит умеренное,

Также на практике — это , лучший для всех.
Величие не приносит людям прибыли.

Бог действительно, когда в гневе приносит

Большие развалины домов великих людей. (5)

Это выражение стремления к посредственности или избегания внимания со стороны
величие (а-ля Розенкранц и Гильденстерн, или Лес Нессман в
бейсбольный эпизод WKRP , в котором говорится: «Пожалуйста, Господь, не дай им ударить
это для меня «) редко уважается в мифологии. Мифология редко говорит:» Не
гоняться за водопадами; просто придерживайся рек и озер, которые ты
привыкший.»Хор добавляет общинный голос провинциальному мусору медсестры:
«Предположим, ваш мужчина оказывает честь / К постели другой женщины. / Это часто случается.
Не обижайся. / Бог будет тебе другом в этом »(6).

Сама Медея комментирует судьбу женщины (8-9). В диалоге с
Креонт, будущий тесть Джейсона (а не тот парень, который был связан с
Эдип в Фивах), Медея рассказывает следующее:

Из-за того, что меня считали умным, я много пострадал.

Разумный человек никогда не должен иметь детей

Воспитан умнее среднего.
Ибо, кроме ума, не приносящего им пользы,

Это сделает их объектами зависти и недоброжелательности.

Если ставить новые идеи перед глазами дураков

Они сочтут вас глупым и никчемным в сделке

И если вас считают выше тех, у кого

Какая-то репутация для обучения, тебя будут ненавидеть.

Я сам кое-что знаю, как это происходит;

За то, что я умный, некоторые мне позавидуют,

Мне возражают другие. Но вся моя смекалка

Не так уж и много.Ну что ж, ты испугался, Креонт …. (10-11)

• Считайте Медею женским архетипом. Что Медея представляет в
  западная мысль?

В мифологии Медея — одна из первых «умных женщин». Многое предстоит
сказал, даже сегодня, о состоянии быть женщиной и умным.

• Для женщин: чувствовали ли вы когда-нибудь, что «умственная» доставляет вам проблемы?
• Вы, молодая женщина, находите, что молодые мужчины — потенциальные парни —
  непредсказуемо и даже нежелательно реагировать на ваш интеллект?
  Вы можете привести пример?
• Для мужчин: Вас пугала умная женщина или вас когда-нибудь пугали?
  Почему и каков был результат?

Медея умна и уверяет, что страдала из-за этого.Несмотря на афинскую
понимание ситуации (первоначальная аудитория знала бы, что
является афинянкой только в том случае, если человек рожден от афинской матери, то брак является обязательным.
только в том случае, если он заключен двумя афинскими семьями с целью размножения
более законные афинские граждане — Дидона и Эней, Цезарь и Клеопатра
столкнулись с той же ситуацией), Медея побеждает хор коринфских женщин, чьи
режим по умолчанию, похоже, согласуется с медсестрой: впитывайте его, когда он обращается с вами так, как будто
грязь. Она также заранее ловко устраивает свой аварийный выход, болтая.
Эгей.

Во время враждебного разговора с Ясоном Медея рассказывает о причинах его задолженности.
ей (16). Он настаивает на том, что богиня Афродита ответственна за его успехи.
и пытается «доказать», что он сделал для нее больше, чем наоборот, ложно
перечисляя преимущества его отказа, в том числе в виде возмутительной демонстрации
лицемерные «семейные ценности», что «я могу достойно воспитать своих детей / Из
мое положение, и, производя их больше / Чтобы быть вашими братьями, мы
привлечет семьи / Вместе и все будут счастливы »(18)! Один эффект потерян для
читатели переводов, что шипение Медеи на Ясона потеряно: «esosa se
esosa hos isasi hosoi «(Хадас 32).

Последующий разговор Медеи с Эгеусом предстает в форме «агона» — скорострельного огня.
обмен — предположение, что Медея что-то рассчитывает. Она соглашается дать
Эгей немного виагры, если он примет ее в свой дом, если она будет изгнана
из Коринфа (23).

Наркотики и яды были предметом торговли Медеи и раньше, но у нее есть
дети несут принцессе ядовитую одежду; какой удар!

Джейсон — задница. Характеристика восхитительна.Когда Медея вдруг играет
покладистый идиот, он его покупает — это то, чего он ожидает от женщин (28-29).

Хор болтает о несчастьях, связанных с детьми, и о том, как отстойна твоя жизнь.
в гостях (35-36). Затем Посланник сообщает Медее, насколько хорошо ее план сработал:
принцесса примерила платье и диадему, которые прикрепились к ней.
плоть и выжег в нее яд. Когда ее отец пытался помочь, он тоже был
впитался в горящую тающую каплю плоти. (Символично, что атрибуты
весь режим «Папина маленькая хорошенькая принцесса» оказался ядовитым.)
Далее Медея идет за своими детьми. За кулисами мы слышим их взволнованный панический визг
тихие голоса, так что Медея недостаточно быстро разделывает их на мой вкус, но она
проходит через это. Отцы убивают своих детей каждый день, но когда
женщина становится детоубийцей, это большие новости и искры месяцев самодовольных
кудахтанье из ханжеского набора. Этот спектакль открывает множество гендерных проблем.
и вопросы о сексизме.

Медея — внучка солнца, поэтому он без забот посылает волшебную колесницу
за справедливость.Божественная воля в конце спектакля загадочна и противоречива.
В ее последнем разговоре с Джейсоном остается что-то вроде интеллектуального
тупик: я полагаю, мы не можем мириться с действиями Медеи, но мы не можем отклонить
ее мотивы тоже. Она утверждает, что дети «умерли от болезни, которую они
поймали от своего отца «(44). Особенность в том, что они оба мальчики,
где обычно можно было бы ожидать общих стереотипных мальчиков и девочек.
Ясно, что «болезнь» — это греческое мужество!

Джейсон остается ослом до конца, и это ура, что он умрет в старости,
как правильно предсказывает Медея, когда кусок его гниющего корабля, Арго,
падает ему на голову (45), несомненно, когда он под ним всасывает пивное небо
и думает о днях его славы.

Эта пьеса должна избавить публику от самодовольной гордости
превосходство греческой маскулинности и заставить их задуматься о последствиях и
отвратительная маргинализация в результате их правовой системы. Лечение Медеи
заставляет ее нарушать «самые священные законы общества». Ее насилие
угнетенные, так что это сдержанное и, наконец, неконтролируемое и крайнее.

Цитируемая работа

Еврипид. Медея . Нью-Йорк: Dover Publications, Inc., 1993.

Хадас, Моисей и Джон Маклин, ред.Вступление. Медея . Десять пьес Еврипида .
Нью-Йорк: Bantam Books, 1981. 31-32.

Орфей

Медея Еврипида | Еженедельник «Классическая мудрость»

Медея Еврипида

Перевод Яна Джонстона

Написано 431 г. до н. Э.

В аду нет ярости, как презираемая женщина. Следуйте за волшебной Медеей, которая отомстит своему мужу, который бросил ее ради другой женщины.

Dramatis Personae

Медсестра : служанка Медеи.
Наставник : слуга, приставленный к детям Джейсона.
Медея : жена Ясона.
Хор : группа коринфских женщин.
Креонт : царь Коринфа.
Джейсон : муж Медеи.
Эгей : царь Афин.
Посланник : слуга Джейсона.
Дети : Два маленьких сына Медеи и Ясона.
Служители Креонта и Ясона.

[За пределами дома Ясона и Медеи в Коринфе.Няня, рабыня, служащая Медее, стоит одна]

МЕДСЕСТРА
Ох, как бы мне хотелось, чтобы этот корабль Арго
никогда не плавал в землю Колхиды,
мимо Симплегад, тех темных танцующих скал
, которые разбивают лодки, плывущие через Геллеспонт.
Я бы хотел, чтобы они никогда не рубили сосны
в тех горных лесах на Пелионе,
, чтобы делать весла для рук тех великих людей
, которые отправились по приказу Пелиаса
за золотым руном.Тогда моя госпожа,
Медея, никогда бы не уплыла
к башням в стране Иолка,
ее сердце страстно любило Джейсона.
Она никогда бы не убедила тех женщин,
дочерей Пелия, убить своего отца.
Она не переехала сюда, чтобы жить в Коринфе,
с мужем и детьми —
в изгнании очень любили те, на чью землю она переехала.
Она всячески помогала Джейсону.
Вот когда жизнь наиболее безопасна и безопасна,
когда женщина и ее муж стоят как одно целое.
Но этот брак изменился. Теперь они враги.
Их прекрасная любовь стала больной, больной для Джейсона,
оставив своих детей и мою любовницу,
лежит на королевской брачной постели.
Он женился на дочери царя Креонта,
года, который правит этой страной. Что касается Медеи,
эта бедная дама в своем позоре вскрикивает,
повторяет свои клятвы, вспоминая огромное доверие
в той правой руке, которой он клялся в любви.
Она взывает к богам, чтобы они засвидетельствовали
, как Ясон расплачивается за ее услуги.
Она просто лежит. Она не будет есть — ее тело
она сдается боли, истощается,
всегда в слезах, с тех пор как она обнаружила
, как ее муж обесчестил ее.
Она не поднимала глаз от земли,
и не поднимала головы. Она прислушивается к советам,
даже от друзей, как если бы она была камнем,
или волной океана, за исключением того, что время от времени
она крутит свою белую шею и плачет,
плачет про себя о своем дорогом отце, своем доме,
ее собственная земля, все те вещи, которые она оставила позади,
, чтобы прийти сюда с человеком, который теперь ее бросает.
Ее страдания научили ее
преимуществам того, что она не отрезана от собственной родины.
Теперь она ненавидит своих детей. Когда она их видит,
в ней нет радости. И я боюсь,
, что она может затеять новые шалости.
Ее разум мыслит крайностями. Я ее хорошо знаю.
Она не потерпит плохого обращения.
Я боюсь, что она может схватить острый меч
и нанести удар себе в живот, иначе она войдет
в дом, в тишине, к той кровати,
и убьет короля и жениха Ясона.
Тогда ее ждет еще более ужасная катастрофа.
Она опасная женщина.
будет нелегко для любого мужчины, который вступит в драку с ее
, подумать, что она побеждена, а он победил.

[ Входят дети Медеи и Ясона со своим наставником ]

А вот и ее дети. Они закончили играть.
Они понятия не имеют о проблемах своей матери.
Молодые умы не любят зацикливаться на боли.

НАУЧНИК
Старый раб из дома моей госпожи,
, почему ты здесь, стоишь у ворот,
совсем один, жалуешься себе
на то, что случилось? Почему Медея
решила остаться без тебя?

МЕДСЕСТРА
Старый слуга детей Ясона,
, когда участь господина плохо выпадает,
, что плохо и для верных слуг —
это касается и их сердец.Мое горе
было настолько велико, что я хотел приехать сюда,
, чтобы поговорить с землей и небом, рассказать им
о зле, нанесенном моей госпоже.

НАУЧНИК
Несчастная дама! Она еще не перестала плакать?

МЕДСЕСТРА
Перестала плакать? Завидую твоему невежеству.
Ее страдание только началось —
она еще не прошла через него.

НАУЧНИК
Бедняжка —
, если я могу так говорить о моих учителях —
она ничего не знает о своих последних бедах.

МЕДСЕСТРА
Что это, старик? Не жалейте меня новостей.

TUTOR
Ничего. Мне жаль, что я что-то сказал.

МЕДСЕСТРА
Давай, не скрывай этого от товарища-раба.
Я могу молчать, если нужно.

НАУЧНИК
Ну, я проходил мимо скамеек
, где старики играют на Пейрене,
у святого источника, и я слышал, как кто-то сказал
(я притворился, что не слушаю)
, что Креонт, король этой страны ,
намеревается отправить детей из Коринфа,
вместе с их матерью.Я понятия не имею,
, правда это или нет. Надеюсь, это не так.

МЕДСЕСТРА
Но, конечно же, Джейсон не позволил бы своим детям
уйти в изгнание, даже если он поссорится
с их матерью?

TUTOR
Старые преданности исчезают,
вытесняются новыми отношениями.
Джейсон не друг людям в этом доме.

МЕДСЕСТРА
Если мы должны добавить эти совершенно новые проблемы
к нашим старым, прежде чем мы разберемся с ними,
, тогда мы закончим.

TUTOR
Но послушайте,
сейчас неподходящее время, чтобы ваша любовница узнала об этих вещах.
Так что молчи. Ничего не говори.

МЕДСЕСТРА
Дети, вы слышите, что за мужчина
ваш отец для вас? Мое проклятие на него!
Нет. Он мой хозяин, но плохой человек
для своей семьи. В этом он виноват.

TUTOR
Чем не смертный человек? Разве вы не знаете, что
всех мужчин любят себя больше, чем своих соседей.
И некоторые поступают правильно, а другие
просто хотят получить какую-то выгоду.Но этот отец,
со своей новой женой, не любит своих детей.

МЕДСЕСТРА
Давайте, дети, заходите в дом.
Все будет хорошо. [Учителю] Вы должны держать их подальше —
как можно дальше — и не приближать их
к их матери, когда она в таком состоянии.
Я видел, как она смотрела на них дикими глазами,
, как будто она хотела как-то их ранить.
Я знаю, что ее гнев не прекратится,
не раньше, чем она на кого-то его направит.
Надеюсь, он попадется на врагов, а не на друзей!

MEDEA [плачет из дома]
Я не могу вынести этой боли, этого страдания.
Что мне делать? Хотел бы я умереть!

МЕДСЕСТРА
Мои дорогие дети, вы слышите плач своей матери.
Ее сердце расстроено. Ее гнев тоже растет.
Так быстро бегите в дом.
Держитесь подальше от глаз. Не пытайся навестить ее.
Она свирепая, упрямая по натуре. Заботиться.
Так что иди внутрь как можно скорее.

[Воспитатель и дети входят в дом]

Очевидно, что облако горького горя
, поднимающееся в ней, — это только начало.
По мере того, как ее нрав становится еще более напряженным,
он скоро загорится. Она страстная душа,
трудно сдержать. Что она будет делать дальше,
, теперь ее сердце укушено этими ранами?

MEDEA [изнутри дома]
Боль этого страдания — эта сильная боль.
Разве я не вправе плакать? О, дети мои,
проклятых детей ненавистной матери —
да умрете вы со своим отцом, весь его дом,
пусть все погибнет, рухнет в руины.

МЕДСЕСТРА
Какая печаль. Бедная женщина!
Зачем связывать своих детей с теми гадостями, которые совершил их отец? Почему ты их так ненавидишь?
Я в ужасе, что детям будет больно.
Гордость правителей — это чего опасаться —
они часто приказывают людям, но редко слушают.
И когда их нрав меняется, это тяжело переносить.
Лучше привыкнуть к жизни
равноправным обычным человеком. В любом случае,
Я не хочу себе грандиозной жизни —
, чтобы состариться в некоторой безопасности.
Говорят, умеренная жизнь лучше всего, а
— гораздо лучший выбор для смертных.
Слишком много не приносит пользы.
И когда боги сердятся на какой-то дом,
чем больше у него богатства, тем больше он разрушается.

[Входит в хор коринфских женщин]

ЛИДЕР ХОРА
Я слышал ее голос, я слышал крики
той грустной дамы из Колхиды.
Она еще не успокоилась? Старая медсестра, скажи мне.
Я слышал от какой-то домашней прислуги там
, что она кричала. Я не нахожу удовольствия
в страданиях этого дома. Мы были друзьями.

МЕДСЕСТРА
Этот дом закончен — уже готов.
Для Ясона, связанного новым брачным узами
с дочерью короля. Что касается моей хозяйки,
ее слезы смывают ее жизнь там,
— в доме. Она не находит утешения
в словах кого-либо из своих друзей.

MEDEA [кадр из дома]
О, почему меня не может поразить молния?
Какой смысл жить дальше?
Я хочу, чтобы смерть пришла и смела меня —
позволь мне избежать этой жизни, полной страданий!

ПРИПЕВ
О Зевс, Земля и Солнце —
вы слышите, как эта молодая жена
поет о своих страданиях?
Бездумная дама,
почему тоскует по брачному ложе смерти
, которого все люди избегают?
Смерть наступит достаточно скоро
и положит конец всему.
Не стоит об этом молиться.
А если ваш муж
посвятил себя новой кровати,
зачем сердиться на это?
Зевс будет умолять вас в этом.
Не трать свою жизнь напрасно,
слишком много оплакивать своего мужа.

MEDEA [внутри]
О великая Фемида и благородная Артемида,
, видишь ли ты, что мне приходится терпеть,
, когда я тот, кто связал этого проклятого человека,
моего мужа, твердыми обещаниями мне?
О, как я хочу видеть его и его невесту
избитыми, разрушенными — и весь их дом —
за те злодеяния, которые они осмеливаются причинить мне,
, когда я не сделал ничего, чтобы спровоцировать их!
О отец и город, я оставил вас
в своем позоре, когда я убил своего брата.

МЕДСЕСТРА
Вы слышите, что она говорит, как она называет
Фемиде, которая слышит наши молитвы, и Зевсу,
, который охраняет, мол, обещания, которые клянутся мужчины.
Она обязательно сделает что-нибудь серьезное.
, прежде чем ее ярость закончится.

ЛИДЕР ХОРА
Я бы хотел, чтобы она позволила нам увидеть ее лицом к лицу,
, и послушать, что мы должны ей сказать.
Это могло бы успокоить ее дикий нрав,
ярость в ее сердце.Я бы хотел иметь шанс,
, проявить добрую волю к даме, которая мне нравится.
Иди, — , приведи ее сюда, из дома.
Скажи ей, что она будет среди своих друзей.
И поторопись, пока она не причинила кому-то вреда —
эта сила в ее горе заставит ее действовать.

МЕДСЕСТРА
Хорошо, но боюсь, что
мою любовницу не уговорю. Тем не менее, в качестве услуги вам,
, я посмотрю, что я могу сделать.Прямо сейчас она бросает взгляд
на слуг, когда они подходят к ней близко
, чтобы что-то ей сказать. Она как бык
или львица с детенышами — вот как она выглядит.
Эти люди из давних времен — вы не ошибетесь
, назвав их дураками без особой мудрости.
Придумали песни для торжеств,
застолий и банкетов, вдохнув в жизнь
восхитительную музыку. Но они не нашли ничего
в музыке или множества струн
лиры, которые положили бы конец горечи человеческой жизни,
— боли в жизни,
печали, вызывающих смерть, и ужасающих бедствий
, которые разрушают целые семьи.Какое благословение
было бы для людей, если бы музыка
могла излечить эти печали. Когда люди пируют,
почему люди должны петь? Это пустая трата времени.
Люди, которые хорошо едят, в любом случае счастливы —
они получили удовольствие от еды.

[Медсестра выходит в дом]

ПРИПЕВ
Я слышал плач Медеи,
полный печали, полный слез,
ее резкие обвинения против Ясона,
муж, который ее предал.
Страдая от такой несправедливости, она восклицает,
зовет богов, называя Фемиду,
дочь Зевса, богиню тех обещаний
, которые перенесли ее через океан,
в Элладу, через черные соленые моря,
через место, которое немногие люди проникнуть,
пролив, который охраняет Понтийское море.
Медея Еврипида

Отношения Ясона, Креонта и Медеи — Пример бесплатного эссе

Во время романтических отношений мужчины обещают женщинам более необычные вещи, чтобы завоевать их расположение.Иногда эти мужчины могут даже дать клятву, чтобы завоевать доверие женщин. Однако некоторые из этих обещаний не выполняются и, таким образом, знаменуют начало недоверия и горя. Трагическая история Медеи показывает последствия нарушенных клятв. Трагедия раскрывает суть верности взятым брачным клятвам. Трагедия постигает Джейсона, потому что он не смог сдержать клятву, которую дал ее жене. Это задание направлено на анализ последствий, с которыми могут столкнуться мужчины, если они не выполнят обещания, которые они дают в отношении трагедии Медеи.

В пьесе Креонт, хотя у него есть сила, чтобы помешать Ясону предать свою жену, он решает поддержать его. Он способствует преступлению Ясона против своей жены, изгнав Медею в ссылку. Ясон решает развестись с женой Медеей ради принцев Глауце. Первая причина, по которой Джейсон приводит, это то, что он хотел жениться на королевской семье, чтобы достичь эпического статуса в обществе. Медея была варваркой, поэтому общество Ясона смотрело на нее свысока. Джейсон женится на Глаусе даже после протеста и противодействия со стороны Медеи.Медея запрещает ему жениться на служанке, если он хочет; возможно, вскоре он, следовательно, пожалеет о своей свадьбе. Несмотря на причитания Медеи, Ясон не решается и с помощью Креонта женится на Глаусе. Эта трагедия показывает, что мужчины иногда нарушают свои клятвы в погоне за вещами, которые улучшат их экономический или социальный статус.

Неверность Джейсона своей жене и нежелание Креонта навязывать моральное суждение Джейсону — наказание, которое каждый скучал, было безосновательным. Решение Медеи убить Глаус, потому что она была новой женой Джейсона, неудачно.Вместо того, чтобы убивать жену своего нового мужа, ей следовало найти более мирное решение проблемы. Медея воплощает в себе последствия необдуманного решения. Медея убила и царя, и свою дочь, чтобы показать свою месть принцессе за ее согласие выйти замуж за своего мужа.

Джейсону предстоит самый болезненный жизненный опыт. Медея решает убить всех своих сыновей, чтобы причинить боль Ясону. Для нее боль от убийства детей не была чем-то большим по сравнению с радостью наблюдения за Джейсоном, мучительным болью и сожалениями.Наказание Медеи, примененное к ее мужу из-за его неверности, неоправданно (Смит, 42). Морально и этически неправильно брать человека, не применяя всех полюбовных способов решения проблемы.

Несмотря на это, как для Креонта, так и для Ясона было критически важно развить критическое понимание личности Медеи и последствий их действий. Король защитил бы ее дочь от Джейсона, выступил бы против отношений Джейсона и Глауса и поддержал бы Медею вместо того, чтобы изгнать ее.Ясон и Креонт не извлекли уроки из своих ошибок, вместо того чтобы решить проблему на ранних стадиях. Оба мужчины защищаются от Медеи, мнение которой должно было показать женскую силу в патриархальном обществе. Именно из-за их неспособности распознать гнев Медеи и ответить на него, они вынуждены заплатить высшую цену — смерть. Креонт убит вместе со своей дочерью, а Ясон вынужден жить в агонии от потери всех своих детей.

Для мужчин критически важно соблюдать свои клятвы и, самое главное, свои супружеские обещания.У неверности есть свои последствия, некоторые из которых очень серьезны. Мужчинам важно понимать, что исповедь — это не слабость. Трагедия, произошедшая с Креонтом и Ясоном, может случиться с любым человеком, не желающим сдерживать свои клятвы. Несмотря на действия Ясона и Креонта, решение Медеи убить короля, принцессу и ее детей, чтобы заставить Ясона испытать боль за его действия, не оправдано.

Вам понравился этот пример?

Syracuse Stage представляет бесплатное онлайн-чтение «Медеи» в переводе местного автора Чарльза Мартина

Syracuse Stage представит бесплатное онлайн-чтение трагедии Еврипида «Медея» в новом переводе местного автора Чарльза Мартина (University of California Press , 2019).Чтения назначены на 5 июня в 19:30. и будет доступен в любое время до 7 июня на сайте театра. Онлайн-панельная дискуссия «Медея и момент» с участием Мартина, актеров и других намечена на понедельник, 8 июня, в 19:00, также доступна на веб-сайте Stage. Мартин и его жена Джоанна Келлер прожили в Сиракузах 15 лет. Лауреат множества литературных премий. Он говорит, что «Медея» — это пьеса, которая находит отклик в современном мире.

Беседовал Джозеф Уилан

JW : Что повлияло на ваше решение работать над «Медеей»? Что вам в этом нравится? Как вы думаете, что об этом говорит современная аудитория?

CM : В «Медее» так много аспектов, которые нравятся современной аудитории.Прекрасно реализован образ Медеи. Это женщина, которую бросил ее муж (вместе с детьми), и она является лицом без гражданства, политическим беженцем. У нее есть все претензии на наши симпатии, и все же весь сюжет пьесы — это изощренность ее мести супругу, который ее предал, Джейсону. Она совсем не жертва. Наши симпатии сильно напрягаются, поскольку она убивает не только новую невесту и тестя Джейсона, но и своих собственных детей. Драматург поменьше, чем Еврипид, сделал бы ее более привлекательной фигурой, но он, вероятно, поставил финал, в котором она убивает своих сыновей и улетает с их телами.Еврипид не позволит нам легко уйти. Муж Медеи Ясон тоже «круглый» персонаж; мы понимаем, что он хвастливый нарцисс и дурак в придачу, но к концу пьесы, когда он потерял все, что имеет ценность в его жизни, мы не можем не поставить под сомнение моральную вселенную, которая оставила его опустошенным: сделал он действительно этого заслуживает? Даже второстепенные персонажи в Medea интересны сами по себе и появляются на сцене не просто как функционеры, а как люди, которых, как вам кажется, вы уже встречали раньше, возможно, по дороге в театр.

JW : С какими источниками вы обращались? Каков был ваш подход? Вы работали с греческого или пользовались переводами?

CM : Когда Т.С. Элиот слышал, что В. Йейтс передавал Софокла «Эдипа в Колоне», он якобы сказал что-то вроде: «Йейтс не знает греческого; откуда он это переводит? » Я охотился и пробирался сквозь греческий язык, и всякий раз, когда я застревал, я полагался на переводы прозы и пару комментариев. Я всегда мог найти кого-нибудь, кто сказал бы мне, что означает греческий язык, но английского языка его было на мое усмотрение.Другими словами, проблема не в том, что вы переводите, а в том, что вы переводите.

JW : Я могу ошибаться, но я считаю, что это ваш первый перевод пьесы. Если да, то как вы руководствовались записью или формированием каждого отдельного голоса?

CM : Перевод стихов дает вам столько игрушек, с которыми можно поиграть. Один из моих любимых — рифма. Персонажи рифмуются друг с другом, когда они согласны (или притворяются), и иногда они рифмуют на друг друга, когда один из них пытается подавить другого.Пытаться найти правильную строку, правильное предложение для каждого персонажа — что он или она скажет по-своему, было постоянной проблемой.

JW : Есть еще одна пьеса, над которой вы хотите поработать?

CM : Недавно я видел на театре военных действий постановку некоторых сцен из «Аякса» Софокла. Это заставило меня прочитать всю пьесу, в которой много говорится не только о страданиях мужчин на войне, но и об обращении с женщинами.

JW : Вы будете искать что-нибудь конкретное, когда будете смотреть чтение?

Одна из моих любимых сцен в пьесе — это сцена между медсестрой Медеи и наставником ее сыновей.Возможно, потому что они единственные люди в пьесе, которые, кажется, действительно заботятся о детях, я нахожу их сцену очень трогательной. Я с нетерпением жду этого.

Хотя «Медея» будет доступна бесплатно, Syracuse Stage просит помощи в сборе денег для организаций, ведущих местные усилия по борьбе с расизмом. Желающие сделать пожертвование могут сделать это на https://syracusestage.org/donatenow.php.

Еврипид, 1

ГЛАВА ОДИН

Еврипида, 1
Медея, Гекуба, Андромаха, Вакханки

Под редакцией ДЭВИДА Р.СЛАВИТТ И ПАЛМЕР БОВИ

Университет Пенсильвании Press

Прочитать обзор

Медея

Переведено

Элеонора Уилнер с Азаром Ины

В ролях

МЕДЕИ
НАСТАВНИК детям Медеи
ДЕТИ Медеи и Ясона
МЕДЕЯ

ХОР коринфских женщин
КРЕОНТ, король Коринфа
ИАСОН, муж Медеи
ЭГЕЙ, король Афин
ПОСЛАННИК

НЕ ГОВОРИТ

Охранники

Слуга

(Действие пьесы происходит в греческом городе-государстве Коринф,
год, перед домом Медеи.Медсестра входит из
в дом.)

МЕДСЕСТРА

Если бы только Арго никогда не расправил паруса и не пролетел
по волнам в далекую Колхиду, пройдя через
темные Симплегады, те сталкивающиеся скалы, которые закрывают
синие проливы на востоке. Если бы только сосновый лес
был
не были срублены, чтобы построить корабль и рубить весла
, которые увезли героев в это чужое место.Если бы только Ясон
и его люди не были посланы приказом царя Пелия
искать охраняемое змеями Золотое руно.
Для
тогда Медея, моя госпожа, не пошла бы на корабль
из-за Иолха с высокими стенами, ее сердце было зажато любовью
к Ясону. И она не обманула бы дочерей царя Пелия
, чтобы они убили его, не сделала бы
своим домом.
вместе с Ясоном и их детьми здесь, в Коринфе, навсегда отрезал
год от страны и колыбели ее рождения.

Однако сначала ее жизнь здесь была удачной — с мужем,
детьми и сочувствием коринфян
изгнанников среди них. Делиться всем с Джейсоном
было ее счастьем. Жизнь — это безмятежное море, когда
какой
женщина хочет соглашается с тем, что ищет ее муж.

Но теперь вода довольства взбудоражена, все враждебны Медее
, любовь — ее враг, и все, что ей дорого
, больно.Ибо Ясон бросил своих детей и жену,
, и застелил постель на королевских простынях: он женился.
дочь
Креонта, царя Коринфа.
Медея горит от стыда.
Обесчещенная, она взывает к богам, чтобы они засвидетельствовали его предательство,
вызывает клятву, которую он дал своим
собственная правая рука; Отброшенный
, она громко кричит о том, что она дала ему,
и как он служит ей взамен. Поскольку она узнала о его дезертирстве
,

еда не слетела с ее губ, она полностью отдалась
ужасному отчаянию, вскрикнула и растопила время в слезах.
Погибшая от боли, она не поднимает глаз и не поднимает лица с земли.

Так же хорошо, как переместить камень или повернуть
волны назад словом, чтобы дотянуться до нее. Она ни с кем не разговаривает с
, с
, но сама себе плачет и бормочет о своем любимом отце,
о своем потерянном
страны и ее родственников, всего того, что она предала за него
, который теперь бесчестит ее. Ее собственное разорванное сердце теперь свидетельствует
о том, что она сделала, когда покинула дом.

И ее дети — она ​​отступает при виде них.
Я боюсь, какие ужасные планы она может скрывать; железо
тяжесть гнева слишком велика, чтобы ее можно было вынести внутри.
Боюсь, что она и сейчас точит меч, а значит сама
чтобы проткнуть ей живот своей соперницы, когда она лежит
на свадебном ложе, или убить короля и Джейсона, все —
и оставить кровавый след после ее оскорбленной гордости
.Она грозна. Никто, кто пересечет ее
, не может надеяться
приветствовать утренний свет победоносным и кукареканье.

Но посмотри. А вот и ее мальчики, вернувшиеся домой после игр,
безмятежных.

горе их матери. Так обстоит дело с молодыми —
для них, горе — не более чем мимолетное облако.
Входят Наставник с двумя детьми Медеей и Ясоном.

УЧИТЕЛЬ

Престарелый раб, няня и слуга в доме, что
ты здесь делаешь, сетуя на себя? Что хорошего в том, что
изливает страдания себе в уши?
Неужели Медея, наша госпожа, хочет, чтобы ее оставили совсем одну?

МЕДСЕСТРА

Старый Наставник, долгое время служивший сыновьям лорда Джейсона, вы знаете,
, как сердце верного слуги разрывается, когда удача хозяина
заканчивается при неудачном броске кости.Преодолевая горе,
Мне пришлось выйти сюда, чтобы
Расскажи о печали моей леди единственной аудитории из
, которая у меня есть: безмолвной земле, пустому небу.

УЧИТЕЛЬ

Она все еще безутешна? Еще не подал в отставку?

МЕДСЕСТРА

Хотел бы я разделить ваше счастливое невежество. Ее боль только начала набирать высоту
— как строительная волна, она не достигла
той вершины, где она сломается и рухнет.

УЧИТЕЛЬ

Бедный дурак (хотя я и соблазняю богов так говорить о моих лучших
), это наша госпожа — невежественная, старая няня;
Она не знает, что плохие новости следуют за плохими.

МЕДСЕСТРА

Скажи мне, старик. Не оставляй меня в напряжении.

УЧИТЕЛЬ

Это ничто.Я сказал больше, чем должен.

МЕДСЕСТРА

Клянусь твоей бородой, я умоляю тебя, и как твой товарищ раб,
Я прошу тебя — скажи мне. Если это секрет, я буду держать его в секрете.

УЧИТЕЛЬ

Это то, что я слышал, как говорят старики, те
, которые сидят за игровыми столами возле святого Пиерийского источника.
Делая вид, что не слушает, я слышал, как один сказал, что Креонт,
король Коринфа, собирался изгнать этих двух детей
и их мать из нашей земли. Я не знаю, правда ли сказка
или нет, но боюсь, что это может быть так.

МЕДСЕСТРА

Я понимаю, что он с ней покончил; но позволит ли Джейсон
изгнать своих сыновей, как мусор?

УЧИТЕЛЬ

Старые брачные узы становятся неудобством, когда мужчина
уезжает.Боюсь, что Джейсон больше не будет защищать этот дом.

МЕДСЕСТРА

Мы не прошли через одну бурю, а другая разрывается.
Слишком рано — я слышу стон самих бревен; наша гибель верна.

УЧИТЕЛЬ

Никому не говорите новости, которые я подслушал. Ваша хозяйка должна
не знать.

МЕДСЕСТРА

Дети, вы слышите, как мало заботится о вас ваш отец?
Я его проклинаю — нет, что я говорю? Он мой хозяин.И все же,
, как быть верным тому, кто не проявляет верности своим собственным?

УЧИТЕЛЬ

В конце концов, он всего лишь человек. У него
новых королевских невест; эти мальчики ему мешают.
Разве вы не знаете, что для мужчин любовь к себе превыше всего?

МЕДСЕСТРА

Теперь, мальчики, заходите внутрь. Все будет хорошо.А ты,
, держишь их подальше от матери в ее гневе; Я видел, как
она свирепо посмотрела в их сторону, и мое сердце дрогнуло.
Она будет сдерживать свой гнев, пока,
тигр, она оказывается
без корма. Затем молитесь, чтобы это ее враги
питались ею, а не теми, кого она любит.

MEDEA (внутри)

Ай! Презренная, изгнанная, больная печалью,
самых несчастных из женщин! Я! Аааа! Если бы я только мог умереть!

МЕДСЕСТРА

Как я уже говорил вам, дорогие, ваша мать доводит до ярости истерзанное горем сердце
.Быстро войдите в дом и держитесь подальше от нее
. Не подходи к ней сейчас. Она ловит свой гнев
с помощью укола. Остерегайся ее бушующей печали
и ее дикие манеры!
Быстро — иди внутрь, как можно быстрее.
(Уходят в дом Наставник и дети.)
Плач и вопли поднимаются от нее, как дым от горящего дома
. И когда свежая рана подливает масло в огонь,
Я боюсь, что пламя из печи ее истерзанной горем души
обожжет всех нас. Что она не сделает?

MEDEA (внутри)

Aiee! Как бы я ни был несчастен, я больше не могу этого терпеть!
Самая горькая скорбь не может вместить меру моего горя.
О дети ненавистной матери, проклятые самим вашим рождением,
да погибнете вы вместе со своим отцом, да рухнет этот дом
в руины
, пусть рабы сметут его пыль в мусорное ведро!

МЕДСЕСТРА

Ай! Эй, я! Отец — это грех. Почему дети
должны нести вину? Почему вы их ненавидите? О, дети, я боюсь за вас
; пустой ужас преследует мое сердце. Для тех, у кого мощность
опасны: привыкли, что им подчиняются, ничего
проверяет
их своенравие.Они колеблются от настроения к настроению, теряют
груза в штормовом трюме. Позвольте мне состариться, быть уверенным и непритязательным, привыкшим к не более чем моей доле; средний путь
лучше всего и сохраняет жизнь на ровном месте. Богатства
свыше
и привилегии не предназначены для смертных — нет. Когда
боги
падают на тех, у кого больше всего, они разрывают их до костей.
(Входит хор)

ХОР

Это был ее голос,
ее крик,
несчастная женщина из Колхиды —
я снова услышал это.Она еще
не спокойна? Нет ли бальзама
, который бы ее успокоил? Старуха
, скажи мне правду.
Даже в моем доме с двойными воротами
я слышал
те песнопения
плача;
Я слышал ее крик —
но в чем дело?
Я не могу радоваться,
, несчастью
этого дома, потому что
я разделил там чашу дружбы.

МЕДСЕСТРА

Дом не более чем ракушка.Его бывший владыка отправился в
году на королевское брачное ложе. Изгнанный, его бывшая жена,
моя любовница, держится в своей комнате и продлевает время
со слезами
и ужасными криками, и не утешится словами
друзей.

MEDEA (внутри)

Aiee! Да поразит меня молния!
Зачем тащить себя, сломанная,
по пустым дням? Если бы смерть пришла за мной,
, и освободила бы меня от моей ненавистной жизни, тогда — о, сладкий покой!

ХОР

О Зевс и плодородная Земля
и ясное Солнце
! Вы слышали
вопли этой молодой жены
от боли?
Но ты, глупая женщина
— зачем тебе
спать с
Смерть?
Эта кровать ждет нас
слишком скоро …
Какая глупость приглашать ее
вне времени.А что касается
мужей, которые бросили
своих жен, чтобы жениться на
своих собственных интересах, Зевс
сведет этот счет.
Ваш муж
не заслуживает ваших слез;
ваше горе намного превосходит
его достоинств.

МЕДЕЯ

О могущественная Фемида, устанавливающая правильный баланс,
и правящая ночью Артемида, послушай меня! Видишь,
меня обидели, связали твердыми клятвами с проклятым мужем.
Да доживу я, чтобы увидеть его и его новую невесту — ее королевский дом
и поезд — землю
в мелкую муку
, пригодную для кормления свиней, потому что они обидели меня без причины,
Я, который никогда не был их врагом.
О отец, о город моего рождения,
Мне стыдно — помогать
Джейсон жив, я убил своего брата.

МЕДСЕСТРА

Вы слышите ее молитвы, как она взывает к дочери Зевса,
Фемиде, хранительнице клятв, мстителю за нарушенные мужские клятвы?
Эти молитвы властны — немалая месть.Кто знает
, что она предпримет перед этим
ярость тратится?

ХОР

Если бы только она вышла из
и позволила нам встретиться с ней — лицом к лицу;
возможно, наши слова могли бы повернуть
волну ее гнева, возможно,
мы могли бы если не стереть,
хотя бы успокоить ее гнев,
предотвратить то, что исходит из ее сердца,
Пусть наше добро никогда не подведет
наших друзей. Идите сейчас
и уговорите ее выйти из дома;
скажи ей, что здесь друзья;
идите быстро, мы боимся, что она нанесет вред
тем, кто внутриКак армия
, начавшая наступление,
ее горе
движется вперед
к своей причине.

МЕДСЕСТРА

Я попробую. Хотя я сомневаюсь, что смогу вырвать ее
из стойкости ее гордости. Тем не менее, я буду служить вам, и
уговорю ее, если смогу — хотя она рычит и сердито смотрит на
, как львица с детенышами, на любого слугу, который подойдет близко
и
пытается говорить.
Если бы были песни, чтобы укротить
горечь смертного горя: за его помощь начались войны,
великих домов были разрушены, шлюзы насилия открылись.
Орфей, хотя и мог смягчить сердца зверей
и богов, не имел песни, чтобы успокоить ярость человеческого горя.
Как и он, наши старые барды были беспомощны перед лицом
гнева; их гармония звучала на банкетах
и на фестивалях, где счастье изобилует, где
торты пропитаны медом, а песни лишены.
Если бы эта сладкая музыка была изобретена — и более мудрые люди
настроили бы лиры на более необходимую тональность —
, чтобы починить
раненое сердце и сделай из лирики
целебный бальзам.
(Выйти медсестры в дом.)

ХОР

Мы слышали мучительную музыку
ее криков,
, как она зовет его
, которого она теперь презирает —
Джейсон: предатель, нарушитель
клятв, осквернитель
их брачного ложа.
Мы слышали ее зов
на Фемиду, Богиню
Клятв,
дочь
Олимпийского Зевса;
Фемида, которая
придает значение словам
мужчин. Своей доброй волей
Медея пришла
в Элладу через море,
выдержала поглощение
соляной тьмы; проплыл
через узкие проливы
Черного моря,
прошел, куда прошли
немногие.
(Медея и кормилица входят из дома.)

МЕДЕЯ

Женщины Коринфа, вы вызвали меня, и я получил
человек.Я бы не хотел получить ваш больной отчет Я знаю, как легко миром ошибиться с номером
. Хотя есть
много высокомерных, которые не сомневаются — будь то в
г.
на открытом рынке или за их стенами — чтобы господствовать над всеми
, но есть и те, кто живут спокойной жизнью, избегают публичности
, и из-за неуверенности и сладкой сдержанности они получают
репутацию равнодушных, мыслящих самих себя
выше
обыкновенный лот. Справедливость не в глазах людей:
приговор предшествует знанию.Прежде чем станет известен истинный характер человека
, люди верят в худшее; они ненавидят
так легко и по малейшему признаку — хотя
человек
не сделал им ни малейшего зла. Прежде всего,
иностранец не должен сопротивляться общей воле, но
должен соответствовать желанию города — хотя я не имею в виду
, чтобы хвалить или извинять своенравного
гражданина, которому недостает вежливости. Но в моем случае удар
как будто из ниоткуда свалил. Я уничтожен: моя радость
в жизни кончилась.У меня только одно желание: я хочу умереть.
Ибо тот, с кем была связана моя жизнь и все, оказался
худшим.
мужчин. И теперь позор — все, что у меня есть.
Из всех разумных созданий земли мы, женщины,
самые несчастные. Во-первых, приданое: на такие непомерные расходы мы должны купить мужа — заплатить
, чтобы взять хозяина за
наши тела. И по прошествии времени года
, если он окажется ложным, мы дважды подвергнемся насилию. Для нашей первоначальной потери
(которую празднует обычай) умножается на
оценка стоимости: это оскорбляют нашу гордость,
попирают.
под ногами.Все наши надежды и стремления опираются на
на одно: окажется ли муж, которого мы берем
, хорошим или больным. Ибо брак — это единственный выбор, который у нас есть, а развод полностью дискредитирует женщин.
Выходим из дома мы
знал, дорогой комфорт знакомых
способов. Мы должны войти в мир мужа, приспособиться к
странным обычаям, привычкам его дома и выяснить —
о, это самое трудное — как лучше всего справиться с его прихотями за маленькую
в нашем доме.
Прошлое подготавливает нас к этой задаче удовлетворения его.
Если после всей нашей работы сломить собственную волю на его колесе
и, изучив искусство, соединить желание с необходимостью —
, если тогда мужчина еще не устал от нас, не обижается
на брачное иго : значит, в женском клубе
нашей жизни можно позавидовать.
Иначе лучше умереть.
Мужчина, когда ему скучно дома или его раздражает
бремя
домашней жизни, выходит на улицу,
или в бани, обсуждает философию спорта, отвлекает себя,
, играми и друзьями, и делает то, что ему нравится.
Наша жизнь однообразна: на одного человека мы вынуждены
зафиксировать наш взгляд. Мужчины говорят, что мы ведем легкую жизнь,
в безопасности дома, в то время как они рискуют всем ради копья.
Что они знают? Я лучше трижды выдержу
в битве со щитом и копьем, чем один раз рожу.

Но хотя мы разделяем женскую участь, ваша история и моя история расходятся. У вас есть город и святилище отцовского дома
, вы все же наслаждаетесь жизнью и греетесь в тепле
и компании друзей.Пока я, лишенный города
и родственников,
утра по возмущению моего мужа оставил незащищенным-нежелательным
в детстве, оставленный на холме стервятникам и ссорящимся собакам.
Ибо я был добычей, принесенной из чужой страны, осиротел
на расстоянии; У меня нет мамы нет
брат, нет семьи, чтобы предложить
убежище от крушения моих надежд. Поэтому я прошу вас об одном одолжении.
Если я найду средства и возможность наказать своего неверного мужа
— сестер, сохраните мою тайну. Ибо хотя женщина
отворачивается при виде
залитого кровью поля войны,
и содрогнуться от холодного стального клинка — когда ее презирают в любви,
ни один воин, каким бы жестоким он ни был, не имеет мыслей столь же кровожадных, как ее.

ЛИДЕР ХОРА

Я сохраню твой секрет, Медея. Ваше дело правое, потому что с вами поступили неправильно. Ваш муж должен быть наказан. Я понимаю
ваше горе, и что оно ищет облегчения, поскольку потоки текут вниз,
срывая все камни, которые могут преградить им путь.

Но вот идет Креонт и, без сомнения, в
г. он приходит, чтобы принести какой-то новый указ.Что это может быть?
(Входит Креонт со своей охраной.)

CREON

Ты, Медея, возмущающая наш мир злобой на
своего мужа — приказываю тебе немедленно покинуть эту землю,
уйти в изгнание, а твои дети — с тобой. Сразу говорю —
, потому что этот указ принадлежит мне, и я сам увижу, как ты ушел,
за пределы этой земли, прежде чем я вернусь домой.

МЕДЕЯ

Aiee! Я совершенно уничтожен! Мои враги идут на всех парусах —
из сужающихся проливов слепой неудачи, я не вижу выхода
.
Разве мои страдания недостаточно невыносимы? Я вас спрашиваю: почему?
Креонт, я спрашиваю вас, почему вы хотите меня изгнать.

CREON

Что ж, я вообще не вижу причин скрывать тот факт,
, что я боюсь за свою дочь, того, что вы можете сделать с ней
, какой смертельный вред, поскольку у вас есть все
средства — ваша смекалка, ваше мастерство в злые искусства,
и, конечно, рекорд
показывает, на что вы способны.
Уязвленный потерей брачного ложа вашего мужа, вы осмеливаетесь
угрожать причинить вред невесте, ее мужу — даже мне!
Это тот отчет, который многие приносят — ну,
унции профилактики и так далее … лучше
что ты должен ненавидеть меня сейчас,
, чем я буду мягким и доживу до того, чтобы потом покаяться в этом.

МЕДЕЯ

Ах, Креонт. Это не первый раз, когда моя репутация
задела меня и заставила других неверно оценивать мои честные цели.
Разумный человек не должен слишком много учить своих детей,
делать их слишком мудрыми, потому что их обучение мало заработает
более
, чем злоба их товарищей, которые будут обвинять их
во всем злобе — праздности, интригах, во всем, что может изобрести их зависть
. Если ты принесешь дуракам новые идеи,
они тебя за это возненавидят; все, что они не понимают,
они считают
бесполезным или даже хуже. И если ваша репутация опережает
тех, кого город признает своими умнейшими людьми,
, то вы становитесь раздражением, шипом в нежной коже порядка.
Я разделяю судьбу, о которой говорю — моя
сообразительность и образованность
вызвали ко мне неприязнь некоторых, другие считают меня
замкнутым, или слишком далеко вперед, слишком грозным — и все же,
моя мудрость невелика, я не могу поднять армию или ветер,
У меня нет силы — и
ты все еще боишься меня. Какой вред я могу вам нанести
? Креонт, не бойся меня; Я не являюсь преступником в заговоре
против моих правителей. Какая у меня была бы причина? Вы не сделали мне
несправедливости.Я ненавижу своего мужа, а не тебя и не твою
везение. Вы выдавали свою дочь замуж за человека
, на которого ваше собственное сердце поставило печать. Выбор душевный,
и толковый; вы действовали хорошо. Пусть брак, пусть все
процветают в грядущие дни. Только позволь мне остаться здесь, в Коринфе.
Ибо, хотя меня обидели, я не гневаюсь — я отложил жалобу
,

, и я теперь подчинюсь и уступлю своему начальству.

CREON

Ваши слова успокаивают меня, но я не смею им доверять.
Боюсь, вы только притворяетесь; под этими уступчивыми словами,
в глубине своего сердца, вы замышляете причинить нам вред. Ваши сладкие слова
только добавили силы тому, что я подозревал вначале.
Легче защититься от страстной женщины —
или от мужчины, — чем достаточно мудрого, чтобы держаться
своего собственного совета. Больше никаких аргументов: немедленно отправляйтесь в ссылку —
Мое постановление закреплено; нет моего врага не осталось в
Коринф.

МЕДЕЯ

О нет.Прошу вас за колени и за вашу новобрачную дочь
!

CREON

Бесполезно; Меня не победить. Женщина, вы тратите свои слова.

МЕДЕЯ

Но вы изгоните меня и откажете просителю?

CREON

Да.Должен ли я поставить тебя перед любовью, которой я обязан?

МЕДЕЯ

О отечество! Теперь мои мысли наполнены тобой.

CREON

И мой. Рядом с моими детьми моя земля ближе всего моему сердцу.

МЕДЕЯ

О, какое проклятие любовь!

CREON

Ну, все зависит от обстоятельств.

МЕДЕЯ

Зевс, отметь хорошо, кто виноват во всем этом горе!

CREON

Чума забирает тебя, женщина — вперед! И избавь меня от этого бремени.

МЕДЕЯ

Мои страдания. Больше мне не нужно.

CREON

Через минуту мои слуги силой вышвырнут вас.

МЕДЕЯ

Нет нет. О, пожалуйста, умоляю тебя, Креонт, пока нет.

CREON

Женщина, ты как муха, жужжащая мне в ухе.

МЕДЕЯ

Я принимаю твое изгнание.Я искал отсрочки не из-за этого.

CREON

Разъяренная женщина, что тогда? Зачем все еще цепляться за мою руку,
, используя священное требование просителя, чтобы изменить мою волю?

МЕДЕЯ

Я прошу хотя бы один день, сегодня, чтобы обеспечить изгнание
моих детей, которых бросает их отец.
Но и вы, родитель, естественно, пожалеете их;
ты будешь пастырем моих ягнят.Для себя я ничего не забочусь; Ссылка
для меня не к месту и не к месту. Я скорблю о своих детях
, к их отъезду я приготовлю дорогу.

CREON

У меня нет склонности играть роль тирана,
, хотя я дорого заплатил за милосердие.
Я знаю, что удовлетворить вашу просьбу — серьезная ошибка, но
я согласен. Но если завтрашнее солнце найдет вас и
ваших сыновей на этой земле, тогда вас сразу же
предадут смерти.Мое слово по этому поводу окончательное. Оставайтесь тогда
на этот последний день. Слишком мало времени, чтобы причинить вред, которого я боялся.
(Уходит Креонт и охрана.)

(C) Издательство Пенсильванского университета, 1998 г. Все права защищены. ISBN: 0-8122-1626-1

.