Интересные книги с захватывающим сюжетом
Хочется сбежать от повседневности? Мы знаем отличный способ – погрузитесь с головой в интересную книгу! Главное, найти историю, которая захватит с первой страницы и не отпустит до последней, заставив забыть обо всем. Мы собрали самые интересные книги с интригующими сюжетами в одну подборку. Теперь дело за вами – выбирайте и читайте взахлеб! А когда дочитаете одну книгу, принимайтесь за следующую!
Наш топ 50 самых интересных и читаемых книг основан на отзывах и рейтингах книголюбов. Подборка не ограничена одним жанром. Мы искали необычные, лихо закрученные сюжеты в ужастиках, триллерах, детективах, фантастике, фэнтези и даже классической литературе. Вот несколько рекомендаций для тех, кто не знает, с чего начать.
В этом году на экраны выйдут сериалы по психологическому триллеру Гиллиан Флинн «Острые предметы» и роману Элены Ферранте «Моя гениальная подруга». Успейте прочитать книги. «Острые предметы» – это пугающих семейная сага, полная заточенных лезвий и жестоких убийств. Готовы узнать, каково жить рядом серийным маньяком? «Моя гениальная подруга» – честная история дружбы, взросления и соперничества двух подруг Ленуччи Греко и Лилы Черулло. С первых глав вы перенесетесь в Неаполь 50-х годов и проживете целую жизнь с девушками, как будто вы – их третья подруга.
Самая интересная книга для поклонников сказок – знаменитая поттериана Джоан Роулинг. Приключения юного волшебника и его друзей откроют для вас портал в мир магии. Если вы смотрели фильмы, но не читали книги, срочно исправьте эту оплошность. Оставьте магловские проблемы, хватайте волшебную палочку и трансгрессируйте вместе с бесстрашными героями!
Любители детективного жанра оценят классический роман Агаты Кристи «Скрюченный домишко». В этой истории преступник – тот, кого меньше подозреваешь. А еще из детективов предлагаем новый роман Ю Несбё «Макбет». Это неожиданная интерпретация шекспировской трагедии.
Для фанатов научной фантастики мы выбрали «Задачу трех тел» Лю Цысиня. Представьте, человечество установило контакт с инопланетной расой. Наши космические соседи умны, но недружелюбны. Они только что погубили собственную планету и хотят обосноваться на Земле. Люди разделились на два лагеря. Одни устали и готовы сдаться, другие – будут сражаться до последней капли человеческой крови. Интересно, кто победит?
Захватывающего чтения вам и интересных сюжетов!
10 фильмов с неожиданным концом и интересным сюжетом.
Практически каждому любителю киноиндустрии больше всего приходятся по вкусу зарубежные фильмы приключения с интересным сюжетом. В которых он сложно запутан, не банален и держит в напряжении до последней минуты.
Если вы любите фильм приключения с неожиданным концом и интересным сюжетом, этот список топ-10, был составлен специально для вас.
Фильмы с интересным сюжетом смотрят и стар и млад с большим удовольствием и радостью. В этой статье представлены только зарубежные киноленты.
«Другие» (2001) США, Испания, Франция
Мистический, хороший интересный фильм с захватывающим сюжетом, способный сохранять напряжение до последних минут.
Двое детей и их мать отправляются на остров в Англии, где они планируют дожидаться своего мужа и отца с войны.
Дети болеют странной болезнью из-за чего в доме нельзя открывать любую дверь, пока не закрыта другая.
Но все меняется, когда к ним на работу устраивается прислуга.
Если после просмотра остается легкое послевкусие, требуется время на осмысление, то это точно фильмы с интересным сюжетом и развязкой. Именно после просмотра таких картин осознаешь, что-то новое.
«Черный лебедь» (2010) США
Драма, заслуженно получившая премию «Оскар» за лучшую женскую роль. Высший рейтинг.
Хороший сюжет повествует о жизни артистов балетной труппы.
Лучшая ученица и прима лебединого озера обзаводится талантливой соперницей, которая способна лишить главную героиню всех партий.
И когда необходимо перевоплотиться на сцене, главная героиня делает это в жизни.
Ответственное выступление решит всё. Картина порадует вас непредсказуемой развязкой.
«Бойцовский клуб» (1999) США, Германия
Клерк, который страдает от бесконечной бессонницы и унылой жизни встречает загадочного торговца мылом, с полностью искаженной философией.
Он считает, что главное в жизни не совершенствование, а саморазрушение.
Это так захватывает главного героя, что уже спустя некоторое время они избивают друг друга до крови и получают от этого высшее блаженство.
Желание приобщить и других мужчин к этим радостям толкает их на открытие «Бойцовского клуба».
Но шокирующее открытие меняет все и приводит к непредсказуемым последствиям. Этот киношедевр не только с непредсказуемой развязкой, но и с захватывающим сюжетом. После него появились настоящие бойцовские клубы…
«Остров проклятых» (2009) США
Картина буквально будоражит рассудок и полностью пронизана таинственностью.
Эта история о двух федеральных маршалах, которые расследуют загадочное исчезновение пациентки психиатрической больницы для самых опасных преступников в Америке.
Практически с самого начала характеризуется высоким накалом и неожиданными событиями, которые трудно предсказать.
Если посмотреть объективно, то именно зарубежные ленты привлекают больше внимания, выигрывают в качестве сценария.
«Экзамен» (2009) Великобритания
Фильм-головоломка, в котором восемь кандидатов на очень успешную работу должны пройти экзамен.
Сочетает приключенческие свойства и загадки с неожиданными ответами.
Им предстоит ответить всего на один вопрос, но проблема в том, что им его никто не задал.
Сумеют ли главные герои догадаться, каким именно был вопрос и дать на него правильный ответ?
«Три дня на побег» (2010) США, Франция
Психологическое кино, смотреть которое интеллектуальное удовольствие.
Главный герой имеет все, о чем только можно мечтать — успешную работу, счастливую семью.
Но все меняется, когда утром в их дом врывается полиция и заявляют, что его жену обвиняют в убийстве.
Сумеет ли он, рискуя всем, спасти ее и доказать невиновность или все было зря, и она признается в своей вине?
«Три дня на побег» возглавляет список фильмов с очень высоким рейтингом. Он отличается непредсказуемой сюжетной линией.
«Лучшее предложение» (2012) Италия
Загадочный триллер авантюра готовый пополнить приключенческие сценарии и удивить развязкой.
В нем разгадка кажется совсем на поверхности, но нити сюжета запутаны так ловко, что приходится смотреть с высоким напряжением до последней минуты.
Это история о директоре успешного аукционного дома.
Он за свою долгую карьеру провернул множество афер и накопил огромную коллекцию великих шедевров.
Но все меняется, когда в его жизни появляется таинственная незнакомка, она просит оценить ее внушительное имущество, которое досталось ей по наследству.
«Иллюзия обмана» (2013) Франция, США
Ещё один интересный сюжет фильма с неожиданными продолжениями, имеющий лучший рейтинг.
У этой истории уже появилось продолжение, но стоит начать именно с него.
Кинофильм о фокусниках, которые организовывают грандиозные шоу и пользуются огромным успехом у публики, а также одновременно грабят банки.
Ограбления происходят на глазах у полиции, но у них нет ни единой улики, чтобы начать расследование.
«Иллюзия обмана» по праву входит в список «10 фильмов с интересным сюжетом» с высоким рейтингом.
«Законопослушный гражданин» (2009) США
Прокурор идёт на договор с преступниками, в результате которого их выпускают из-под ареста.
Мужчина, потерявший семью от их рук, решает сам устроить правосудие, и отомстить прокурору.
После того, как главный герой отправляется за решетку, он ставит ультиматум — не выходя из тюрьмы, он будет убивать, если его требования не выполнят.
Рекомендуем смотреть дома или в кинотеатре. Проект богат захватывающим лейтмотивом и пропитан высоким напряжением.
Ему никто не верит, пока люди не начинают действительно гибнуть….
Входит в список топ 10 и занимает высокий рейтинг.
«Иллюзионист» (2006) США, Чехия
С первых минут увлекает неожиданными событиями.
Когда в Вену прибывает весьма необычный фокусник, он заставляет людей поверить в магию.
Им начинает интересоваться кронпринц и даже удостаивает фокусника своим присутствием на представлениях.
Захватывающим моментом в картине является то место когда в зале появляется невеста кронпринца Софи.
И вот в жизни иллюзиониста происходит перелом, корни которого тянутся далеко в прошлое.
Лента с очень захватывающим сюжетом и непредсказуемой развязкой, после которой хочется включить и смотреть опять.
Относится к категории приключенческие кинокартины.
Книги с неожиданной концовкой. Коло
>
Дозвілля
>
- Книги с неожиданной концовкой
Реклама
27 серпня 2019, 18:00
Практически каждое художественное произведение может похвастаться оригинальным сюжетом, однако часто концовку можно предсказать уже в середине книги. К счастью, есть произведения, финал которых предугадать невозможно, и когда они заканчиваются, читатель остается в приятном недоумении. Книжный магазин предлагает лучшие издания с непредсказуемым концом, прочесть которые можно на одном дыхании.
ТОП 7 книг с невероятным финалом
1. Чак Паланик «Невидимки». Произведения Паланика отличаются необычными сюжетами. Его книги многие считают шокирующими и провокационными, однако практически никто не остается к ним равнодушен. Один из ключевых талантов автора – умение завершать свои истории неожиданными поворотами событий. «Невидимки» – книга без содержания, сюжет которой постоянно перескакивает с одних событий на другие между временем и пространством, и только в конце история рассказчицы, написанная ее собственной кровью, собирается воедино.
2. Иэн Макьюэн «Искупление». Книга входит в топ лучших изданий последних 25 лет по версии Times, что вовсе неудивительно, учитывая ее местами замысловатый, необычный сюжет. История девочки, ставшей свидетельницей жестокого изнасилования и по-своему, в силу малолетнего возраста, оценившую увиденное, получает неожиданный финал. Мысли и действия героини становятся причиной череды событий, и лишь спустя многие годы приходят к логическому завершению.
3. Кристофер Прист «Престиж». Книга об иллюзионистах, вдохновленных теориями Теслы, во многом и сама является фокусом писателя. Невероятные сценические номера всегда должны завершаться «престижем» – эффектным финалом, приводящим в восторг переполненный зал. Постоянное соперничество и конкуренция между фокусниками заставляет их придумывать все более изощренные номера, финал которых может привести к самым неожиданным последствиям.
4. Борис Акунин «Азазель». Самая первая книга серии о странном сыщике Фандорине отличается запутанным сюжетом, и как бы не пытался читатель разгадать его вместе с главным героем, у него ничего не получится. История держит в напряжении от первой до последней страницы, а после ее завершения срочно хочется приступить к чтению продолжения.
5. Фэнни Флэгг «Добро пожаловать в мир, малышка». Несмотря на всю свою внешнюю силу и успешность главная героиня в душе остается маленькой, напуганной и невероятно одинокой девочкой по прозвищу Малышка. Девушке не удается навсегда распрощаться с детством из-за трагических событий прошлого, и именно они не дают ей быть полностью счастливой в настоящем. Решить загадку судьбы Малышки-Дены читателю удается лишь в самом конце, который будет весьма неожиданным.
6. Джоди Пиколт «Время прощаться». Малышка Джэнни очень остро переживает таинственное исчезновение своей матери, поэтому спустя десятилетие начинает ее поиски самостоятельно. На помощь она зовет детектива, расследовавшего дело много лет назад, и девушку с экстрасенсорными способностями. Чем больше информации собирает Дженни, тем запутаннее становится история, странным образом связанная с прошлым семьи девочки. Шокирующую разгадку найти будет не так-то просто…
7. Деннис Лихэйн «Остров Проклятых». В тюремной больнице исчезает пациентка, и разобраться с ситуацией прибывают судебный пристав и его напарник. В ходе расследования они понимают, что добиться правды от работников медучреждения и жителей острова, на котором расположилась психушка, ему не удастся – придется рассчитывать на себя. Сюжет усугубляет ураган, обрывающий любую связь с большой землей и превращающий реальность в ночной кошмар.
Как написать успешный фэнтези-эпик | Книги, Мастер-класс
Циклы и сериалы — не прерогатива фантастики, в мировой литературе скопилось изрядное количество «историй с продолжениями». Некоторые интересны и увлекательны, другие более-менее читаемы, третьи нагоняют тоску и зевоту с первого же тома.
О том, откуда взялись книгосериалы, какова их природа, чем они интересны — как читателю, так и писателю, как сотворить более-менее вменяемый эпик и какие сложности поджидают его автора, мы попросили рассказать писательницу Веру Камшу, автора знаменитых фэнтези-циклов «Хроники Арции» и «Отблески Этерны».
Эта статья публиковалась в МИРФ №67 (Март 2009). Недавно Вера Камша анонсировала окончание своего самого знаменитого цикла — «Отблески Этерны». Самое время вспомнить, что автор думает о создании и завершении книжных эпопей.
Видимо, первым автором фантастического сериала была Шахразада, спасавшая свою жизнь и попутно открывшая перспективнейший творческий метод:
- Заинтриговать.
- Прервать на самом интересном месте.
- Продолжить, не переставая интриговать.
- Прервать на еще более интересном месте.
- И так, пока не умрет ишак, эмир или Ходжа Насреддин. То есть пока не закончится история, или читатель и примкнувший к нему издатель не утратят интерес к сериалу (бывает), или автор не утратит интерес к своим героям (тоже бывает).
Шахразады хватило, как минимум, на 1001 ночь, причем потребитель был настолько доволен, что сделал смертницу любимой женой и вообще начал вести себя прилично. Такова волшебная сила хорошего сериала.
В первый же день после ужина вдова достала толстую книгу и начала читать мне про Моисея в тростниках, а я просто разрывался от любопытства — до того хотелось узнать, чем дело кончится; как вдруг она проговорилась, что этот самый Моисей давным‑давно помер, и мне сразу стало неинтересно, — плевать я хотел на покойников…
Гекльберри Финн
Гекльберри ткнул точнехонько в одну из основных причин популярности циклов и сериалов. Незавершенность истории вызывает чувство сопричастности — еще ничего не решено, все происходит сейчас, у тебя на глазах. Разница между единичным романом и сериалом в чем-то напоминает разницу между трансляцией матча и его записью. Несопоставимый уровень вовлеченности и азарта плюс неопределенность, кого-то раздражающая, а кого-то притягивающая.
Незавершенность истории вызывает чувство сопричастности — еще ничего не решено, все происходит сейчас, у тебя на глазах
Отдадим дань и столь неотъемлемой части человеческой природы, как любопытство. Подглядывание с последующим перемыванием косточек веками оставалось популярнейшим развлечением. Потом на смену сплетням у колодца пришли книги и газеты, а затем и телевидение. Люди начали воспринимать сильных мира сего и вымышленных персонажей, как соседей, которых можно обсуждать, осуждать и одобрять:
— Я так и знала, что барон Одеколон бросит мадам Тарарам!
— Бедненькая!. .
— А поделом! Нечего было перебегать дорожку мадемуазель Аппарель.
— Генерал Интеграл — болван!
— И не говори, кто же так Андуин форсирует?!
— Но он же ничего не форсировал.
— Все равно болван, надо было форсировать! Вот Наполеон у Немана…
— Зато капитан Никошпан — молодец. Сразу понял, что нужно зайти с бубей…
И все бы хорошо, но новости устаревают, а завершенные истории лишают комментаторов свободы маневра. Убийца — дворецкий, и против этого не попрешь! Другое дело, если убийцу только ловят, это дает возможность скоротать вечерок над логической задачкой, утверждаясь в собственном интеллектуальном превосходстве и над убийцей, и над полицией. Финал с разоблачением подобных удовольствий лишает.
Третий довод в пользу сериалов — привязчивость человеческая. Красочный затягивающий мир и симпатичные герои не желают отпускать, хочется раз за разом возвращаться к знакомому озеру или дождливым вечером забегать на чай к добрым знакомым, хочется знать, как у них дела, схватить их за руку, когда они делают глупость, предупредить, отругать, выпороть, а то и закрыть собой.
Привычка вкупе с любопытством и эффектом сопричастности и есть та почва, на которой росли, растут и будут произрастать истории с продолжениями. Другое дело, что для хорошего урожая одного чернозема мало.
Однако за время пути собака могла подрасти!
Неизвестный работник ж-д. транспорта из г. Житомира
Кто как, а я для себя делю сериалы на плановые, стихийные и искусственные. Первые, как следует из названия, изначально задумывались дилогиями и выше, стихийные разрастаются в процессе работы — стало жалко расставаться с героями, пришел в голову лихой сюжетный поворот, и так далее.
Искусственные взращиваются под давлением обстоятельств в лице издателей, читателей и вполне законного авторского желания разработать найденную жилу. При этом причина, по которой сериал стал сериалом, никоим образом не связана с его качеством. Вынашиваемый годами проект может сдохнуть на первой же книге, а самочинно пустившееся в рост или раздутое на заказ станет шедевром.
Сериалы можно поделить на плановые, стихийные и искусственные
С плановыми сериалами все просто и понятно. Стихийные от воли автора не зависят. Бедняга попадает в положение человека, честно купившего взрослого фокстерьера и обнаружившего, что это щенок ирландского волкодава и он, между прочим, растет и требует места и калорий. Избавиться? Но оно же твое, родное и любимое! Остается кормить, выгуливать и объясняться с соседями на предмет столь приятной неожиданности. При этом кто-то ирландцами восхищается, а кто-то не менее искренне считает, что собака должна быть левреткой, в крайнем случае, фоксиком, и это противоречие неустранимо.
Особняком стоят сериалы искусственные, когда не предполагавшая продолжения книга (фильм) имеет успех, который просто глупо не развить. Ладно, если финал открытый, а ну как нет? Если герои умерли или, того хуже, переженились по страстной любви, что для самих героев, конечно, хорошо. А вот для зрительниц и читательниц… Впрочем, нет истории, кроме разве что полного конца света, которую нельзя так или иначе продолжить. Собственно, конец света тоже не беда, к нему всегда можно написать приквел.
Он улетел, но обещал вернуться. Милый, милый…
Фрекен Бок
Изъять героя из водопада, залечить перерезанное горло, оставив изящный шрам, сосредоточить мировое Зло в утерянном пещерным чудиком колечке, отыскать неучтенного потомка — все в воле автора, а что не может автор, смогут соавторы и продолжатели. Лично я была уверена, что в финал «Crataegus sanguinea» иголки не вставить, а Раткевичи не только нашли, за что ухватиться, но и вытянули из этого уже четыре повести, и это далеко не конец.
Особенно концептуально получалось продолжать у Александра Волкова, сперва пересказавшего «Удивительного волшебника из страны Оз» Фрэнка Баума, а затем под градом читательских просьб сотворившего целую эпопею. Казалось бы, в первой книге все линии связаны — Элли с Тотошкой возвращены в Канзас, три волшебных существа получили, что хотели, и стали правителями, злых колдуний и добавленного Волковым людоеда истребили, о чем писать-то?! Александр Мелентьевич нашел. Сложил кротость жевунов, дразнившую Страшилу ворону, раздавленную Гингему, живое небелковое и — готово. Продолжение, да какое!
Попробуем поставить себя на место автора. Задача: продолжить историю Элли и ее друзей
Чужой творческий процесс есть тайна, но попробуем поставить себя на место автора. Задача: продолжить историю Элли и ее друзей, не повторяясь и не перечеркивая «Волшебника». Страшилу с Железным Дровосеком в Канзас не затащишь, значит, отправляем Элли в Волшебную страну. В гости? По воле случая? На помощь? Точно! Нужно помочь друзьям.
Переходим к следующему вопросу: что случилось с друзьями? Поссорились? С Железным Дровосеком, пожалуй, поссоришься… Стихийное бедствие? Элли не МЧС, тут добрых волшебниц просить надо. Враг? Перспективно, но откуда, не из-за гор же?! О! Мрачное наследие прошлого, значит, ищем в Голубой или Фиолетовой стране.
Мигуны — оружейники, да и Железный Дровосек не промах, а у жевунов — самоуправление, к тому же от Гингемы осталась пещера с вещами и совами. Оттуда что-то может вылезти, хотя это слишком банально. А если у колдуньи был ученик или слуга? Если он что-то унаследовал? Нет, не годится: туфельки достались Элли, а два артефакта на одну придавленную колдунью перебор. Нужно что-то свеженькое, да и как злодей будет захватывать власть?
А как захватывают все уважающие себя тираны? Либо путч, либо агрессия. Хунта в Изумрудном городе? Длиннобородый солдат в роли Пиночета? Не проходит. Остается война, но откуда будущий диктатор возьмет армию? Из жевунов солдаты никакие… Зато в этом мире есть железный дровосек, есть соломенное пугало, так почему бы не быть … деревянным солдатам?! Очень удобно, но тогда наш будущий агрессор получается столяром. Остается оживить дуболомов… Хм?! Дуболомы, какое прелестное имя для деревянных вояк, а оживлять будем нет, не магией, хватит с нас колдунов, а… Порошком будем оживлять! Специальным, и чтоб в руки нашего фюрера попал случайно.
Так, проблему врага решили, как власть брать будем? Нужен предатель, ну, с этим просто: разобидим кого-нибудь на недодавшего бонусов Страшилу. Есть! Изумрудный город взят, на троне — злыдень, Железного Дровосека захватим на марше, пора звать на помощь.
Магическая и мобильная связь с Канзасом не предусмотрена, ищем гонца, способного в кратчайший счет перебраться через горы и пустыню, отыскать и узнать Элли. При этом гонец должен сначала как-то связаться с узниками. Узник… «Сижу за решеткой в темнице сырой… Вскормленный в неволе орел молодой, мой верный товарищ, махая крылом…» Ну, орел, это перебор, но птичка нам и впрямь нужна, а с какой птичкой лучше всего ладит воронье пугало? С вороной! Той самой, что посоветовала ему добыть мозги! Вот вам и отсыл к первой книге.
Идем дальше. Птичка долетела, Элли рвется на помощь. Встает вопрос транспортировки и родителей. Одну девочку не отпустят. Сбежать тайком, бросить и так испереживавшихся папу и маму? Элли не из таких, да и что они с вороной вдвоем смогут?
Первая мысль — Гудвин! Увы, при ближайшем рассмотрении экс-волшебник обнаруживает полное отсутствие боевого духа. Ему ли, убегавшему от Тотошки, воевать с дуболомами? Нужен новый герой, достаточно безумный, чтобы поверить Элли, и достаточно сильный и смелый, чтоб добраться до Волшебной страны и вступить в бой с дуболомами. Кто он? Дровосек? Циркач? Моряк!!! Моряки мало чему удивляются, моряки ищут приключений, моряков любят читатели. А чтобы Элли отпустили с новым героем, сделаем его родственником. Дядей. Теперь все на месте, можно прокладывать маршрут, разрабатывать стратегию и тактику.
Так ли работал Волков, мы, конечно, не узнаем, но подобный подход (на мой взгляд) наиболее удобен: плясать от исходного текста, сохраняя характеры и додумывая необходимые связки.
Эх… Нет ничего невозможного, когда есть хороший план.
Портос, пока еще не барон
Особого рецепта написания циклов не существует, нынешние многотомные эпопеи делаются по тем же принципам, что и авантюрные романы теперь уже позапрошлого века. Не только «Три мушкетера», но и «Граф Монте-Кристо» являли собой романы-фельетоны, публиковавшиеся поглавно в газетных «подвалах» первой полосы и нацеленные на вполне конкретную аудиторию. На послереволюционную Францию или Англию эпохи промышленной лихорадки, где резко выросло число грамотных людей. Не просто умеющих читать и писать, но способных ориентироваться в истории и географии, интересующихся, и всерьез, политическими и этическими вопросами. Не настолько, чтобы грызть философские трактаты, но достаточно, чтобы постановка серьезных проблем на страницах приключенческого романа привлекала, а не отталкивала.
Романы-фельетоны давали публике то, что та хотела: увлекательную историю, разбитую на кусочки-блоки того размера, который можно с удовольствием прочесть на досуге (а досуга в эпоху становления капитализма у людей деловых немного) и при этом соотнести с собственным миром.
«Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» публиковались по одной главе, как сериалы с продолжением
Нам, нынешним, это странно — а ведь тогдашнее «бульварное чтиво» поднимало кучу актуальных проблем и при этом имело относительно коллективную форму, предвосхищая нынешние телесериалы. Фельетоны читали вслух всей семьей или хотя бы обсуждали по мере выхода. А теперь внимание: из этого следовала одна важная особенность, которую нынче зачастую упускают — каждый блок должен был не просто быть интересен, а захватывающе интересен. Кто-то выезжал за счет лихих сюжетных выкрутасов, те же, кого читают и помнят до сих пор, старались насытить текст всем — происшествиями, портретами, философскими мыслями, эмоциональной нагрузкой. Плюс узнаваемая с первого взгляда стилистика.
«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, — словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем — будь то в хорошем или в дурном смысле — говорили не иначе, как в превосходной степени»
Диккенс — «Повесть о двух городах», самое начало. Первая фраза, а уже ни с кем не перепутать. Так «сугубо развлекательная» литература и становится классикой, переживая писания претендующих на элитарность современников.
А вот в России жанр не прижился, потому что до кампании по ликвидации безграмотности для него просто не имелось аудитории. Лермонтов попытался написать приключенческий роман вроде скоттовских «Пуритан», получился «Герой нашего времени». Гениально, но из другой оперы. Аналоги «Парижских тайн» у нас были — начиная с Булгарина с его «Иваном Выжигиным», но «Графа Монте-Кристо» с обилием поднимаемых им философских и политических проблем не случилось, а этическую проблематику при переносе на нашу почву, кажется, вовсе не заметили.
Зато сейчас мы регулярно наблюдаем, как читатели со страстью обсуждают именно этическую сторону дела. Такое впечатление, что жанр восполняет некую нехватку «кальция» в организме. Что до других аспектов, то размеры блока нынче увеличились от главы до книги, требования же, по существу, остались прежними. И аудитория та же — занятые люди, которым хочется между делом не просто занять мозги, но и получить определенную пищу для оных.
Тем временем Джепп трудился, не покладая рук. Мне было немного обидно, что Пуаро занял такую пассивную позицию. Меня — уже не впервые — стало мучить подозрение, что он сдает, и доводы, которые он приводил в свою защиту, не казались мне убедительными.
Капитан Гастингс
Плюс без минуса не ходит. То, что держит циклы на плаву, их же и топит. Читатель открыл книгу, обнаружил дивный новый мир, возлюбил героев, загорелся сюжетом и жаждет продолжения. Считает дни до его выхода, теребит продавцов, в одиночку или с собратьями по фэндому гадает, что будет. Дождался. Получил. Прочитал. А дальше? А дальше очень часто приходит разочарование. Первый бал бывает лишь единожды, мир уже открыт и местами обжит, повторения чуда не случилось, и кто в этом виноват? Правильно, автор. А еще он виноват в том, что сюжет пошел «не так».
Когда читаешь книгу от начала и до конца, принимаешь происходящее в ней, как данность. Для нас Констанция умерла, миледи отрубили голову, Портос женился на прокурорше, Арамис постригся, Атос оставил службу и уехал в провинцию. А давайте представим, что думали первые читатели «Трех мушкетеров», когда Атос наставил пистолет на бывшую жену и… И нужно ждать следующего фельетона. Сколько мсье и мадам жаждало убийства, а сколько — примирения супругов? И сколько было недовольных тем, что Атос всего лишь отобрал у жены открытый лист?
Разочарование в том, что ставшие интересными и нечужими персонажи поступают не так, как думалось и хотелось, естественно, но это не предел. Я не единожды слышала жалобы на то, что мушкетеры взяли и постарели. Понять претензию можно: в семнадцать девических лет трудно сохранить верность враз ставшему пятидесятилетним Атосу, а ведь он еще и пить бросил, и сына где-то раздобыл! Непорядок. Лучше б он навек скрылся за горизонтом, прекрасный, страдающий и пьющий. Тогда о нем было бы можно мечтать, дописывая в уме «свою» книгу. Да и неудачное спасение английского короля в «Двадцать лет спустя» в глазах многих «не тянет» супротив спасения французской королевы в первой книге.
Занятно, что трилогии и выше обычно счастливее дилогий. От третьей книги уже не ждут откровений, ее раскрывают с известной долей скептицизма и опять обманываются, но уже в другую сторону, только восторг «первого бала» сменяется радостью встречи с вернувшимися из отлучки друзьями. Разумеется, это не закон, но закономерность.
Восторг первого впечатления сменяется радостью встречи с вернувшимися героями
Нужно быть достаточно смелым человеком, чтобы писать дилогии, а уж писать их, приучив читателей к гигантским эпопеям за своей подписью! Для этого надо быть Перумовым, рискнувшим сменить не только масштабы, но и направление. Дилогия «Империя превыше всего» соединила космооперу, антиутопию, альтернативную историю и крайне редкую по нынешним временам действительно научную фантастику. Автор рискнул и выиграл, но мне отчего-то кажется, что, написав третий роман, эдакое «Руслан Фатеев двадцать лет спустя» он бы выиграл еще больше.
Распорядиться потенциалом цикла (если он позволит вам это сделать) можно по-разному. Проще всего написать бестселлер и продолжать его, продолжать, продолжать… Во все стороны. До полного исчерпания. Правда, для этого нужно написать бестселлер.
Можно (но лишь в случае, как говаривали в не столь давние времена, «планового хозяйства») повышать планку от книги к книге. Идти от простенького, но миленького провинциального бала у Лариных к великолепию Николаевского бала в Петербурге, а то и к Воландовскому весеннему балу полнолуния. Это труднее, но в случае удачи «эффект разочарования» будет снят за счет качества, а автор станет хозяином цикла, а не его заложником. Еще труднее не оказаться заложником героя, особенно любимого читателями.
Бывают девочки, которые смотрят футбол, потому что там «тааааакие мальчики», и считают замену хорошенького футболистика на какого-нибудь Пеле провалом матча. Вряд ли тренер, выстраивая стратегию игры, принимает этот фактор в расчет, а вот авторы порой на уступки идут, меняют изначальный замысел и начинают выпекать приключения приглянувшегося героя. Правильно ли это? Смотря с какой стороны поглядеть. Лично мне кажется, если у тебя есть своя линия, гни ее до упора, и в любом случае не пиши через «не могу» — возненавидишь и героя, и читателей, а отсюда шаг до нервного расстройства и полшага до мутации в литературного наемника, которому и кормящие его читатели плохи, и живущие своим умом коллеги нехороши. Остается только материться.
С героями связана и еще одна проблема. По ходу написания персонаж начинает дурить и портить книгу. Именно портить. В планах и набросках выглядело загляденье, подошел к нужному месту — не то. Всерьез о подобном конфузе рассуждать можно долго, а если в шутку, выходит примерно следующее:
Автор (А): Что ж ты, гад эдакий, творишь, мы же так не договаривались!
Герой (Г): Хочу и буду!
А: Убью.
Г: Муа-ха-ха! Ничего ты мне не сделаешь! Я тебе нужен, нужен, нужен.
А (уныло): Нужен. Слушай, будь человеком, по-хорошему прошу!
Г: А пошел ты!
А (неуверенно): Убью гада!
Г: А вот не убьешь, не убьешь, не убьешь! (высовывает язык) Куда ты без меня?! Да я в первом томе на 78 странице сказал такое, а во втором томе на 521 про меня предсказали такое…
А: Ну, пожалуйста, веди себя прилично. У тебя же предки, гены, сверхзадача…
Г: Нанялся я тебе донкихотствовать! Каждый за себя, понял?!
А (уныло): Так ведь убью.
Г: Куда ж ты без меня? Я — герой! Меня все любят.
А: Ну… вообще-то это я — автор. Ты должен меня слушаться. Ты — благородный, умный, гордый. Ты не можешь быть неблагодарной тварью.
Г: А тебя не спрашивают!
А (безнадежно): Убью гада!
Г: Врешь ты все! Я у тебя один!
Из кустов вылезает другой герой
Другой герой (Д.Г.): Нэзаменимых нэт! Я за нэго.
А (радостно): Правда-правда?
Д.Г: Таки-да (берет несколько аккордов на рояле). Кончай ее, Сэмен!
А (со вздохом облегчения): Заряжай! Целься!! Пли!!!
Маловато будет!
Орел-мужчина
Каждому варвару (кендеру, вуки, головану) очевидно, что долгоиграющие истории, как и любые другие, держатся на идее, героях, сюжете и декорациях, о чем можно рассуждать долго и нудно. Специфика в том, что нужно удержать интерес читателя на протяжении длительного периода, не наскучив и не позволяя о себе забыть. Первый, само собой разумеющийся рецепт, это регулярная подпитка, но помогает она не всегда. Читатели, пусть и со скрежетом зубовным, годами ждут нового Мартина, а выходящие регулярно новинки загибаются на третьей, если не на второй книге.
Единого мнения о том, сколько книг должно быть в цикле, нет и быть не может. Кому-то и трилогия велика, а кому-то и десяток томов маловат, а вот сюжет, герои и способ изложения на размер влияют. Как убедительно показано все в той же перумовской «Империи», наиболее функциональны не гигантские монстры, а Туча. Так и в сериальном деле. Там, где гигантская эпопея, будь она хоть трижды «Войной и миром», иссякнет, книги о разовых приключениях постоянных героев будут успешно множиться.
Гигантская эпопея иссякнет, а книги о разовых приключениях героев будут успешно множиться
Достоинства очевидны: чтобы понять, в чем дело, не нужно держать в голове предыдущее многокнижье — цикл можно начать и бросить в любом месте. Удовлетворена и тяга к стабильности: все в порядке — мистер Вульф по-прежнему носит желтую пижаму и бурчит, мистер Гудвин валяет дурака, кокетничает с дамами и дразнит полицейских. Орхидеи цветут, Фриц священнодействует на кухне, преступление раскрыто, банковский счет пополнен. Можно ужинать, как героям, так и читателю. Лепота.
С точки зрения автора удобств тоже в количестве. Можно вводить новых персонажей, не думая о том, что их придется тащить из книги в книгу. Отработал свое — до свиданья. Можно не бояться самоповторов: в единой вещи, как бы велика она ни была, стандартные выходки начинают приедаться.
Другое дело «разовый» роман: читатель встретит старых друзей и улыбнется им, как родным. Дескать, сколько лет, сколько зим, а вы, мсье Пуаро, совсем не изменились! В «разовых» романах можно прыгать во времени в обе стороны, не отчитываясь за пропущенные куски, отделываться одной фразой там, где пришлось бы увязывать множество концов, не вести строжайший учет поминаемых героев и событий. Пиши да радуйся, но на всякую пышку найдется шишка.
И дело не в том, вернее, не только в том, что для создания Ниро Вульфа требуется Рекс Стаут, подобный проект при кажущейся свободе имеет серьезные ограничения. Чтобы раз за разом успешно и однотипно приключаться, герой должен иметь приключательную профессию. Для него идеально подходит карьера гениального сыщика, чуть меньше кого-нибудь странствующего, действующего по схеме пришел-увидел-победил-выпил (получил денежку, полюбил даму), пошел дальше.
Увы, не всем героям дано бесконечно бродить туда-сюда, становиться королями, бросать это дело, снова бродить и снова становиться. Создавший синеглазого киммерийца Говард в 1935 году застрелился, а Конан так и идет из книги в книгу, побеждая не только чудовищ и время, но и откровенную халтуру, выпекаемую финансово озабоченными продолжателями. Харизма, никуда не денешься. Иное дело типовой Ванька, которого цикл за циклом прибивает ко двору короля Халтура. В конце ему светит либо смерть, либо женитьба, частенько отягощенная попаданием в цари. Все. Конец обеда. Жить герою долго и счастливо, но за кадром, а автору браться за новую работу.
Карьерный рост наряду с окончательным воссоединением возлюбленных — кошмар создателей всех «биографических» сериалов. Предполагается (и читатель ждет), что полюбившийся персонаж победит и будет за то вознагражден. Хорошо, если ему по жизни не надо ничего, кроме гонорара и орхидей, а если надо? Если он состоит на службе, причем в хорошей и правой (как минимум, с точки зрения автора) империи? Как форестеровский Хорнблауэр и легионы космолетчиков. Тогда количество книг ограничивается количеством допустимых в данном мире повышений. Как у пушкинской старухи, прошедшей от разбитого корыта до царицы. Следующий шаг: трансформация в морские владычицы невозможен, вернее, чреват возвращением к разбитому корыту.
Между прочим, сюжет перспективнейший. Неожиданное лишение склочной героини трона с осмыслением, осознанием и последующим отвоевыванием короны можно растянуть томов на -дцать. Авторам сугубо положительных и при этом непобедимых персонажей хуже. Приходится так или иначе выводить разогнавшегося героя за скобки и ветвить сериал в разные стороны.
Запоминается последняя фраза. Важно войти в нужный разговор, но еще важнее искусство выходить из разговора.
Штирлиц
Штандартенфюрер был умен, потому и не попался. Создать мир и героев, которых примут и полюбят, трудно, но красиво из этого мира уйти еще труднее. Потому что жалко. Потому что это не нравится читателям. Потому что это не нравится издателям. Потому что с концом книги кончается и кусок твоей, вполне себе реальной жизни. Неудивительно, что многие эпопеи так и не обретают четкого финала. Даже если основная интрига иссякла, а герои ушли за горизонт.
Я желаю счастья Перну, Кринну и далекой-далекой Галактике, пусть драконы летают, а дети и предки Люка Скайуокера и герои Копья совершают подвиги, но поговорим о концах, которые-таки концы. Вариантов множество: от «все умерли» до « все поженились», но главное, на мой взгляд, не сам финал, а остающееся послевкусие. Очень разное. От досады до светлой грусти или желания взять флаг и полезть на какую-нибудь баррикаду.
Многие эпопеи так и не обретают четкого финала
Замечено, что чем длиннее сериал, неоднозначнее герои и активнее аудитория, тем больше недовольных концом саги. Даже те, кто громко требовал окончания, когда это, наконец, случается, ощущают потерю. Что-то закончилось, его больше не будет. Вот не будет и все! Караул! «Разбудите Фесса!!!»
Закончилась и та самая неопределенность, позволявшая пробраться в мир сериала и там обжиться. Пора снимать доспехи и вылезать из звездолета, бал окончен, свечи погасли, осталась лишь хрустальная туфелька. А то и калоша 46 размера! Автор все испортил! Ну, пусть не все, но почти все… Не тех убил, не тех поженил, не так победил.
И чем непредсказуемей сюжет, чем больше вариантов исхода, тем больше будет недовольных, потому что реализован только один вариант. Кто-то от этого в восторге, а кто-то… Истерия, сопровождавшая выход последнего «Гарри Поттера», памятна всем. Если отбросить откровенные пакости вроде сжигания книг и проклятий в адрес Ролинг, останется детская обида и боль потери. Потому что покидать воздушные замки подчас трудней, чем каменные.
И все-таки заканчивать нужно, и заканчивать честно. Финал может быть открытым, закрытым и промежуточным, но он не должен быть скомканным. Не дело, когда основная линия теряется, новые герои делают что-то свое, а в конце парой сухих фраз сообщают, что сэр рыцарь снес-таки башку сэру дракону. При этом первые три тома сэр дракон усиленно злодействует, вследствие чего сэр рыцарь едет его убивать, попадая во всякие переделки. В четвертом томе сэр рыцарь выпивает с вольными стрелками, едет дальше и исчезает. Следующие четыре тома вольные стрелки разбираются с местным шерифом и почти привязывают его к могучему дубу, но тут к ним выскакивает олень. На него спускают собак, олень убегает, оказывается зачарованным принцем, который следующие три тома…
Финал может быть открытым, закрытым и промежуточным, но он не должен быть скомканным
В самом расширении мира и появлении новых героев нет ничего плохого, но заявленные главными линии должны быть завершены. Не обязательно смертью, свадьбой и коронацией. Это может быть многоточие, но не отписка. Идеальный, на мой взгляд, финал у тетралогии Симонова «Живые и мертвые». Кто-то погиб, кто-то жив, но война еще не кончена. Чем она кончится, уже очевидно — не очевидно, кто до этого доживет. Так бывает в жизни, так все чаще бывает и в книгах.
За кадром должно остаться ощущение пространства, а не каменной кладки, а герои… Они заслужили право на нечто большее, чем «стали жить-поживать и добра наживать». Кстати, приоткрытый финал изрядно смягчает читательский негатив, так как личная книга, которую поклонник цикла не только читал, но и в уме «дописывал», остается цела и продолжает расти. Поэтому не убивайте и не жените всех, оставьте что-то тем, кто пришел в ваш мир по вашим следам и пока не готов прощаться.
Ну а если конец окончателен и бесповоротен, то… «Атос, Портос, до скорой встречи! Арамис, прощай навсегда!..» Воистину, «никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя» (Исаак Бабель).
За кадром должно остаться ощущение пространства
***
Убедительная просьба не рассматривать эти заметки как поучение. Не судите сороконожку за то, что она неконцептуально объясняет, с какой ноги и почему зашла. Она не энтомолог, она сороконожка, ее дело передвигаться, а не обосновывать. И, кстати, не стоит ходить с тех же ног, если вы лошадь или страус.
Лучшие книги в жанре научной фантастики: выбор «Популярной механики»
Лю Цысинь «Шаровая молния»
Лю Цысинь — мэтр китайской фантастики — известен по трилогии «В память о прошлом Земли», которая рассказывает о катастрофических последствиях «первого контакта» с внеземным разумом. Теперь на русском вышел более ранний роман автора, «Шаровая молния». Особенно интересно ее читать после прочтения трилогии. Лю Цысинь позиционирует роман как идейный приквел «Задачи трех тел» (общих сюжетных линий у романа и трилогии нет — только некоторые пересекающиеся темы). В книге можно проследить, из чего выросли размышления писателя, появившиеся в трилогии. Здесь он также рассуждает о роли человечества во вселенной и технологиях и выстраивает любопытные допущения на основе известных научных наблюдений. Кто бы мог подумать, что изучение шаровой молнии можно преподнести так занимательно! Да и теория оказывается очень неожиданной. Роман немного портят скудно прописанные персонажи и хаотичный темп — в целом, все те же изъяны, что можно увидеть и в трилогии. Зато место действия и отдельные эпизоды вышли крайне интересными — например, эксперименты по воссозданию и проявлению шаровой молнии. Но больше всего книгу красит здорово обыгранная проблематика — открытия ученых на службе военных. Есть ли у кого-то право применять оружие, от которого нет защиты? Какова цена победы? Что испытывают ученые, чьи разработки погубили тысячи жизней? За поиск ответов на такие вопросы «Шаровой молнии» можно простить ее изъяны.
Том Светерлич «Исчезнувший мир»
Немало наиболее ярких фантастических романов последних лет могут похвастаться тем, что объединяют в себе элементы сразу нескольких направлений. К числу таких книг принадлежит и «Исчезнувший мир» Том Светерлича. С одной стороны, роман предлагает достаточно необычный взгляд на тему путешествий во времени. Подобная технология в мире книги появилась уже в XX веке, и правительственные спецслужбы их вовсю используют в своих интересах. Правда, будущее не фиксировано — путешественники каждый раз отправляются лишь в одну из его возможных версий, а их бесконечное количество. И стоит путешественнику вернуться обратно, как та реальность, в которой он побывал, перестанет существовать. Но из этого будущего можно почерпнуть немало полезной информации, которая пригодится в настоящем. Например, какие могут появиться технологии, что за трагедии потенциально ждут человечество. Или на основе данных многолетнего расследования можно узнать, кто оказался виновным в запутанном преступлении, чтобы его было проще раскрыть в современности. Именно с последней возможностью связана вторая составляющая «Исчезнувшего мира» — детективная. Завязкой романа служит жестокое убийство морпеха, который прежде работал на спецслужбы, и исчезновение его дочери. Главная героиня, агент Шеннон Мосс отправляется в будущее, чтобы найти там информацию, которая помогла бы отыскать и спасти девочку. Однако дело оказывается куда более запутанным, чем кажется на первый взгляд.
Наконец, третьей важной темой «Исчезнувшего мира» служит приближение Конца света. Все варианты далекого будущего сулят человечеству неминуемую гибель, более того, с каждым новым путешествием Апокалипсис хронологически оказывается все ближе к настоящему времени. И постепенно Шеннон Мосс начинает понимать, что ее расследование связано с грядущим Концом света.
Роберт Каргилл «Море ржавчины»
На первый взгляд «Море ржавчины» может показаться всего лишь лихим постапокалиптическим боевиком пусть и с достаточно необычным главным героем. События романа разворачиваются в будущем, где роботы полностью уничтожили человечество, и, как следствие, именно один из них выступает протагонистом. Вернее, одна — ее зовут Неженкой, и некогда она была персональным помощником, а теперь промышляет добычей редких запчастей. Источником их служат вышедшие из строя или готовые вот-вот сломаться роботы. Правда, в отличие от откровенных мародеров, которые действуют на просторах пустошей, прозванных Морем ржавчины, Неженка придерживается своего рода кодекса чести и никогда не убивает своих жертв, предпочитая дождаться их «смерти».
Сюжет романа начинается с того, что Неженка сама оказывается на волосок от «гибели» и в надежде спастись ввязывается в опаснейшую авантюру. Каргилл — голливудский сценарист, работавший в частности над «Доктором Стрэнджем», поэтому неудивительно, что у автора получился очень кинематографичный роман, изобилующий событиям, боями и напряжёнными сценами, которые буквально просятся на большой экран.
Но за фасадом динамичного боевика скрывается более глубокая история, чем можно предположить, начиная читать «Море ржавчины». Книга насыщена флэшбеками, посвящёнными временам, когда искусственные интеллекты ещё не уничтожили человечество. И в этих частях Каргилл очень интересно показывает непростые взаимоотношения людей и разумных машин, роль последних в нашей цивилизации и те подводные камни, которые могут сопровождать создание полноценного искусственного интеллекта. Да и сами образы роботов удались автору на славу — Каргилл очень здорово показывает, что они мыслят иначе, нежели люди, но в то же время создает выразительные образы, способные вызвать у читателей искренние эмоции.
Каждая новая книга Олега Дивова — настоящий подарок для любителей умной фантастики. Колоритные персонажи, блестящий юмор, едкая сатира и «вкусный язык» — главные козыри автора, и в «Техподдержке» Дивов тоже не стал удерживать их в рукаве. «Техподдержка» напоминает трехслойный пирог — это в равной степени приключенческий боевик, злободневная сатира и мрачное предсказание о не вполне светлом будущем, к которому мы движемся уверенной походкой. Любители боевиков насладятся захватывающей и остроумной историей похождений простого маркетолога Лехи Филимонова, которому не повезло проводить предпродажную презентацию экспериментального боевого шагохода «Избушка» для африканского диктатора в разгар попытки государственного переворота. В таких условиях любой дурак в боевого пилота переквалифицируется, а уж тем более маркетолог, в маркетологи дураков не берут. Главное — знать, где кнопка «автопилота» включается. Вторым слоем стала сатира на современное общество с повсеместным хаосом, геополитической борьбой, частными военными корпорациями и секретными войнами, итоги которых решаются сводками вечерних новостей. А третий слой — мрачный прогноз о том, что дальше будет только хуже, и как именно хуже это будет. Радует лишь одно — за Россию в этом будущем краснеть не придется.
Яцек Дукай «Идеальное несовершенство»
В последнее время в России растет интерес к польским авторам. Оно и понятно, польская фантастика последние годы переживает настоящий ренессанс, и каждый год читатели получают по пять-шесть текстов высшего класса. Поляки терпеть не могут модные тренды, ненавидят повторяться и стремятся перещеголять один другого в причудливости миров, непредсказуемости сюжета и колоритности персонажей. Но одно имя выделяется даже на фоне остальных авторов: Яцек Дукай, один из самых продаваемых местных писателей и едва ли не единственный, кто удостоился на родине собственной авторской серии. Дукай обгоняет по продажам всех польских авторов за исключением разве что Сапковского, и это при том, что читать его книги весьма непросто. Дукай весьма требователен к себе и своим читателям, поэтому не просто насыщает свои тексты огромным количеством идей, философских концепций и научных теорий, но даже придумывает новые лексические конструкции для каждого нового романа. Для «Идеального несовершенства», например, Дукай разработал целую систему склонений, окончаний, местоимений для нового пола пост-человеческих существ, сознание которых давно утратило необходимость в телесной оболочке. Действие романа разворачивается в XXIX веке, когда в космосе находят давным-давно пропавший звездолет, а доктора получают возможность оживить одного из погибших космонавтов. И пока космонавт Адам Замойский пытается привыкнуть к жизни в будущем, на него открывается настоящая охота, поскольку Адам каким-то образом оказывается ключом к спасению мира от невообразимой опасности. В «Несовершенстве» Дукай рисует картину будущего через тысячу лет. Искусственный интеллект, постчеловеческие сущности и виртуальная реальность, равно как и изменившиеся под влиянием этих факторов культура, мода, язык и социальная структура — Дукай отразил едва ли не все идеи, которые возникают у современных творцов научного прогресса. И при этом не забыл об увлекательном, головоломном и непредсказуемом сюжете и интересных персонажах.
Оригинал материала опубликован на сайте «Популярной механики».
«Мои рассказы мне снятся».
Психоанализ Дениса Драгунского
В издательстве АСТ вышла новая книга рассказов Дениса Драгунского «Третье лицо». «Как понять, что это любовь на всю жизнь? Подождать до завтра» – этот афоризм Драгунского стал подзаголовком книги.
Денис Драгунский – один из самых плодовитых современных российских писателей. За последние 13 лет он выпустил 22 книги. Филолог по образованию, Драгунский в течение жизни много раз менял род деятельности: преподавал греческий язык, писал пьесы и киносценарии, защитил кандидатскую диссертацию по теории национального самосознания, занимался политической журналистикой, был главным редактором газеты «Правое дело» и журнала «Космополис». Критики называют его мастером короткой прозы, однако на счету автора есть и четыре больших романа. Многие рассказанные им истории парадоксальны, а финалы их непредсказуемы.
Денис Драгунский рассказал Радио Свобода о своей новой книге, о секретах творчества и о многом другом.
– Книга «Третье лицо» вышла в день, когда мне исполнилось 70 лет. Она является юбилейной не только для меня, но и для издательства АСТ, для редакции Елены Шубиной, потому что это 15-я моя книга, изданная там. Она относится уже к той серии моих книг, где я начал немножко давать себе волю в смысле объема. Первые книги – и «Нет такого слова», и «Плохой мальчик», и «Господин с кошкой», и «Вид с метромоста», и «Пять минут прощания», и «Взрослые люди», и даже «Окна во двор» – это все сборники, где рассказы были крайне короткими, у меня был такой новеллистический шик, чтобы все вместить максимум в пять, а лучше в четыре тысячи знаков. Но потом я все-таки решил позволить себе более просторное дыхание, и эта книга, может быть, самая просторная из всех. Но при этом все мои книжки, как, наверное, и книги многих других писателей, это разборки с самим собой. Я все время задаю сам себе вопросы и пытаюсь на них ответить.
– Какие же вопросы в этой книге были актуальны для вас?
Я был мальчик из коммуналки в подвале
– Всегда актуален вопрос моей погруженности в свою социальную среду и в семью, приключений мальчика из хорошей семьи, который попадает в обыкновенную атмосферу. И поэтому там есть такие рассказы, например, как «Маркиза и черт», где героиня никак не может перейти в реальную жизнь из родительского мифа. Рассказ «Вдовы и сироты» примерно про это же самое. Понимаете, я все время жил в состоянии социальной напряженности. В моей жизни и семье все было благополучно, я никогда не испытывал серьезных трудностей. Но в детстве я был мальчик из коммуналки в подвале, а сверху был знаменитый дом в Романовом переулке, где жили маршальские и министерские дети, к которым я ходил в гости, и они ко мне спускались. С одной стороны, у нас была полная дружба, никто никому не на что не намекал, но, с другой стороны, социальная разница очень чувствовалась. Потом, когда мой отец стал известным писателем, я переехал, жил в очень хорошем, богатом доме, и там я, наоборот, уже чувствовал, что был как бы возвышен по отношению к каким-то другим ребятам.
Вот эта социальная составляющая играла для меня большую роль. Мне всегда ставили лыко в строку, что у меня знаменитая фамилия, и почему-то считалось, что моя судьба значительно легче, чем судьбы других (хотя, может быть, именно поэтому она и была отчасти труднее). Я помню, как Вика Токарева мне говорила, когда я еще был филологом и немножко драматургом-инсценировщиком: «Только не вздумай писать прозу. Если тебя напечатают, то все скажут: ну, с такой фамилией, конечно, как же не напечатать!» – «А если меня не напечатают, и я буду непризнанным гением?» – «Непризнанным гением ты не будешь. Тогда скажут: ну, наверное, такое дерьмо пишет, что даже фамилия не помогла».
Я не люблю разделять любовь и секс, для меня это та матрица, на которую раскручивается все остальное
Конечно, для меня всегда актуальна и тема любовных взаимоотношений, обязательств, влечения тел, душ. Вот в рассказе «Третье лицо», давшем заглавие всему сборнику, разбирается такой эксклюзивный случай, который я назвал, – «изнасилование через третье лицо»: девушка отдается молодому человеку, а он не знает, что ее заставили это сделать. Вот эти проблемы – секса, любви – мне кажутся весьма важными. Я не люблю разделять любовь и секс, для меня это одно и то же, та матрица, на которую раскручивается все остальное.
– А в чем была для вас сложность этого перехода к реальной жизни от не очень реальной, детской, юношеской, в мир, где уже приходится жить не на шутку?
– В том-то и была сложность, что какой-то кусок жизни я жил именно «на шутку», то есть жил, чувствуя себя не то чтобы каким-то принцем, но человеком, которому много разрешено, которого все любят. Фрейд это назвал, по-моему, вслед за Цвейгом – «океаническое чувство»: когда человек чувствует себя океаном, который все объемлет и всем владеет, на нем качаются разные кораблики жизни, а он их на себе баюкает или топит, когда ему надо. Это переживания младенца, над которым склоняется мать, и стоит ему чего-то захотеть – ему сразу дают поесть, меняют пеленки… А у детей из хороших семей это затягивается. Они слишком долго чувствуют себя любимыми, всемогущими. Возможно, и у меня было что-то подобное. Я, кстати, никогда раньше об этом не говорил, просто вы, видимо, такая психотерапевтичная дама, что вам мне захотелось рассказать (смеется).
Этот переход происходил тяжело. Я получал бесконечные тычки от жизни, понимал, что я вовсе не такой прекрасный и вовсе не все меня любят и хотят со мной общаться. Но при этом задача заключалась в том, чтобы не озлобиться, не впасть в депрессию, не заскучать. И главное – не отступить, двигаться дальше, идти своей дорогой. Я в детстве подолгу жил на даче, у нас там был огромный лес, которого я совершенно не боялся, и он от многого в жизни меня спас. Я не боялся ходить по лесу ночью, у меня был карманный фонарик, а иногда и без фонарика я знал каждую дорожку. Я всегда понимал, что должен найти свою дорожку: эта дорожка есть, и она меня приведет, куда надо. И это было действительно трудно, потому что жизнь – это огромная цепь разочарований, щелчков и зуботычин, и нужно все это пережить.
Я же сначала был многообещающим юным художником, у меня в школьное время даже были две выставки, одна в «Комсомольской правде», а другая в детской библиотеке, и об этом даже писали в газетах и журналах, печатали репродукции. Но из меня не вышло никакого толка: как только начали пробиваться усы, куда-то делся мой талант. Я сидел за мольбертом – и у меня просто ничего не получалось.
Один известный режиссер 52 раза говорил мне: «Позвони в начале следующей недели»
Потом, в университете, я занимался филологией, выбрал очень узкую специальность – греческую палеографию, византийский манускрипт. Я занимался этим очень хорошо, а потом бац – и мне не дали характеристику в аспирантуру, научная карьера накрылась! Тогда я пошел преподавать современный греческий язык. А потом меня соблазнили деньгами, и я стал писать инсценировки: сначала по отцовским произведениям, потом и по другим. Дальше я начал писать собственные пьесы и сценарии, и из них даже несколько штук были поставлены. Но и тут я тоже понял, что из этого ничего не получается, что режиссеры не гоняются за моими сценариями и пьесами. У меня даже есть про это юмористический рассказ. Один известный режиссер 52 раза говорил мне: «Позвони в начале следующей недели» («это гениально, обязательно беру, позвони в начале следующей недели, и мы встретимся, будем расписывать»). И с этим делом я тоже был вынужден расстаться. Хотя одна моя инсценировка с огромным успехом 17 лет шла в Театре Моссовета.
Затем была политическая журналистика, политология, я возглавлял два издания, но потом тоже постепенно происходило завершение проектов, и это всегда было весьма болезненно. Было очень больно таскать на помойку 25 сценариев и пьес, но все-таки я их выбросил. Сейчас я бы уже не стал этого делать: настриг бы из них чего-нибудь для своей нынешней работы, но, увы…
– Писать прозу вы начали довольно поздно, в 57 лет. Можно ли сказать, что в этом проекте вы наконец-то себя нашли?
– Можно. Во всяком случае, пока у меня нет ни разочарования, ни желания бросить все и заняться чем-нибудь другим.
– А как это произошло, как вы начали писать?
– Ну, конечно, не вдруг. Я что-то пописывал, все-таки я был сценарист, драматург, писал в большом количестве статьи и колонки, у меня был довольно большой опыт хорошего сжатого письма. А произошло это очень смешно. Заканчивался 2007 год. Я принадлежал к партии «Союз правых сил», шел с ней на выборы, был кандидатом в депутаты Госдумы, возглавлял саратовский региональный список, и мне было обещано проходное место. Но в последний момент, как мне объяснили, в Кремле решили нашу партию на выборы не пускать, и мы вместо обещанных 5,5% для прохода получили 1%. Ну, и все! И тогда я сел и написал в своем ЖЖ первый рассказ, второй рассказ, третий рассказ… В общем, я резко ушел из политики в литературу, сказал: все, хватит.
– Меня удивило, что в прозе вам помог журналистский опыт, ведь в одном из ваших интервью вы говорили: «Идти в копирайтеры и журналисты не советую, там особый мир, нужны особые таланты, менее всего связанные с писательскими».
– Сейчас – да. Тогда – нет, тогда писали лучше, и журналисты были другие. Первую свою статью я написал в 1989 году, это была такая публицистика с научно-философским налетом. Потом я работал в «Итогах» у Пархоменко, с первого номера и до 1998 года. Это была другая журналистика, мы работали над словом: и мы сами редактировали свои тексты, и заведующие отделами, и каждый материал внимательно читал Сергей, часто вносил стилистические правки. В общем, не было того безобразия, которое сейчас происходит в журналистике. Было все как надо. У нас был огромный отдел проверки, корректура, ни в чем нельзя было ошибиться. Мне лично этот опыт помог писать коротко. Я написал в «Итогах» 88 еженедельных колонок по событиям мировой политики, каждая размером в три тысячи знаков, и в каждой надо было разместить события за неделю, чтобы все было четко и понятно.
– Что такое для вас идеальный литературный стиль? Для меня, например, это когда, что называется, не видно швов, и ты читаешь как дышишь.
У любых тонких стилистов мне видится какой-то налет второсортности
– А для меня идеальный литературный стиль – это когда не видно не только швов, но и слов, то есть когда видишь лишь то, о чем написано. В этом смысле Чехов – идеальный писатель. Как сказал один хороший человек, «Чехов – это писатель, которого не видно». А у любых тонких стилистов мне видится какой-то налет второсортности. При этом я очень люблю Пруста: он писатель на самом деле простой и экономный. Я бы сказал: прост как Пруст (смеется).
– Еще одна не так давно вышедшая ваша книга – роман «Дело принципа». Его действие происходит в начале ХХ века, перед Первой мировой войной. Почему вы выбрали именно это время? Оно для вас в чем-то родственно нынешнему?
– Нет, я не ставил таких задач. Я просто хотел влезть в шкуру рассказчика, который был бы полной моей противоположностью: чтобы это была женщина, чтобы ей было 15, а не 65 лет, чтобы она была аристократка, богачка, а не как я, внук шофера и машинистки, чтобы это было в другой стране. Мне хотелось проникнуть во все это, превратиться, для меня это была метаморфоза. В этой книге я не решал никакой историософской задачи, она, может быть, решилась как-то сама по себе. Я больше люблю этот роман за его фактуру, за описание всей этой дворянской скорби, поместья, обедов, колясок, приключений с этой буйной мамашей героини, революционеркой, убежавшей из семьи, с юным Гаврилой Принципом, которого эта мамаша усыновила…
Для меня этот роман про обреченность, про то, что ничто не вечно, все имеет конец. Вот эта огромная могучая Австро-Венгрия, как и это древнее аристократическое семейство, к которому принадлежит моя героиня, были обречены исчезнуть, как ни бултыхайся. Поэтому убийство-самоубийство этой девочки, то есть то двойное убийство, которое она совершает, для меня – абсолютно естественный конец. Кроме того, это в каком-то смысле и самоубийство Европы, ведь война 1914 года действительно была ее самоубийством. Европа так развивалась, так росла, и вдруг на нее напало какое-то бешенство, и стали воевать эти страны, которые вполне могли добиться какого-то союза, сотрудничества в рамках Лиги наций, но почему-то так яростно друг друга ненавидели.
– Интересная закономерность: действие ваших рассказов происходит в основном в современности, а романов – в более или менее далеком прошлом. Получается, что большие формы уводят вас дальше во времени?
Хотелось понять, где корень сплетается с почвой, попытаться их разделить
– Видимо, в романах мне просто хочется исследовать корни: откуда растут все нынешние проблемы. Как вот эта квартира в романе «Автопортрет неизвестного», в которой в советское время последовательно жило три разных семьи и которая сама уже стала действующим лицом. Хотелось разобраться в этих сплетениях, понять, где корень сплетается с почвой, попытаться их разделить. Но это такое лестное для меня самого толкование. А какой-нибудь критик скажет: «Да ты просто не потянешь роман о современности! О ней же тяжело писать, надо быть в нее погруженным, а не сидеть месяцами дома, списывая это на пандемию».
– И где же удалось найти корни происходящего сейчас?
– Для того чтобы остаться самим собой, нужно быть очень жестоким человеком, как дедушка героини в «Деле принципа», который не пожалел и сжег дотла деревню: либо я, либо они! – и тогда мы сохраним нашу семью, наш род, нашу дворянскую честь. Но любое кровопролитие вызывает отмщение. И в конце концов героиня встречает молодого человека, которого она потом убивает, и сама гибнет вместе с ним, и он оказывается последним из этой сожженной деревни. Никогда не получается истребить всех врагов, всегда обязательно останется последний мститель.
А что касается «Автопортрета неизвестного», там эти корни в каком-то своего рода первородном грехе советской интеллигенции. Эти люди гибнут из-за того, что ни во что не верят. Иван Солоневич, монархист, автор знаменитой книги «Россия в концлагере», писал: «Почему мы, миллионы здоровых мужчин, не додрались с большевиками, почему мы с ними примирились? Мы должны были драться до последнего. Пускай лучше бы мы все погибли, но вот этого «кровавого кабака» в России не допустили бы». Но нет, допустили. И вот первородный грех русской интеллигенции в том, что они продали все, что можно было продать. И все, что происходит в этом романе, все кошмары, которые обрушиваются на этих людей, связаны именно с тем, что в них существует изначальное зерно вот этой гнили.
Мы все храбрые, когда сидим на диване
Там же есть намек на то, что эти герои: и генерал-полковник Смоляк, и министр Перегудов, и авиаконструктор Бажанов – ни во что не верят. Они с потрохами сдаются западным разведкам, становятся, что называется, предателями родины. А почему? Потому что родину они предали еще раньше. Там одна из героинь говорит герою: «Ведь твоей жене сапогами ребеночка из живота выбивали! Но ты же генерал, у тебя же есть именное оружие, ты же через КГБ можешь найти этих гадов: ну, пришел бы, пристрелил их и пошел под трибунал честным человеком». Нет. Потому что люди, к сожалению, так устроены. Мы все храбрые, когда сидим на диване, а когда надо чем-то пожертвовать, мы не храбрые. Потому что нет этой дворянской чести. Не помню, кто это сказал: дворяне, аристократы – это люди, которые каждую минуту готовы умереть. А мы, мещане, любим просто жить своим домком, «да щей горшок, да сам большой».
– Довольно странно слышать слово «мещанин» применительно к вам!
– Но сословно-то я же не аристократ.
– Самый для меня загадочный ваш роман – это «Богач и его актер». Там так и остается непонятным, что происходило: то ли кино, то ли сон, то ли смерть героя… А про что это для вас?
– Про идентичность, про человеческое чувство «я». Чисто технически этот роман вышел из моего рассказа объемом в четыре тысячи знаков: я решил расписать его пошире, дать ему дыхание, и получился роман на 15 авторских листов. Это про жалкого человека, которому судьба один раз подарила шанс, но он не смог им воспользоваться в силу множества обстоятельств (в том числе своего военного детства, убийства, которое он совершил в 12-летнем возрасте), и вот он по-актерски перевоплощался в этого богача, Якобсена, а когда все это кончилось, вся его жизнь кончилась тоже.
– В сущности, он – так называемый «маленький человек»: помните, было такое определение в советском литературоведении? Несмотря на то, что он известный актер, по сути своей он – тот же Акакий Акакиевич, беспомощный, жалкий никудышник.
– В общем, да. Его на короткое время вознесли на вершину мировой литературы, театра и кинематографа, откуда он потом совершенно естественным образом скатился, без всяких интриг или иной помощи со стороны.
– Приведу еще одно ваше высказывание: «Роман, как и вся литература, – это самолечение автора. Роман – длительный психоанализ, а новелла – разовое посещение психотерапевта». Если можно, поясните, что это за механизм, как все это происходит?
– Я пытаюсь влезть в чужую шкуру, проиграть чью-то жизнь. Конечно, это отличается от психоанализа, для которого обязательно нужен партнер, терапевт. Я начинаю разговаривать с воображаемым самим собой и приписываю какие-то черты этому воображаемому самому себе или воображаемому собеседнику, который становится героем, начинаю проецировать на него свои комплексы, трудности, фантазировать о нем. В ходе этого процесса и происходит некий своего рода катарсис, наступает момент просветления, я наконец понимаю что-то про себя.
Герои стали жить как бы своей жизнью и только в определенный момент поведали мне свой секрет
Именно таким психоанализом был для меня роман «Автопортрет неизвестного». Там Юля, героиня, которая внутри романа пишет свой роман, в конце концов оказывается внебрачной дочерью одного из персонажей, непосредственной участницей событий. Но что интересно: я это для себя понял, только описывая ее последний разговор с Игнатом – редактором, который помогает ей писать роман. Клянусь, я этого не знал! Там одна из героинь рожает внебрачного ребенка, девочку. Игнат начинает расспрашивать Юлю: а что произошло, а куда подевался ребенок, а что было с ним дальше? И тут наконец до меня дошло!
– То есть само повествование вывело вас на этот сюжетный ход? Не это ли называют магией творчества?
– Наверное. Получается, что эти герои стали жить как бы своей жизнью и только в определенный момент поведали мне свой секрет. Я-то имел в виду, что Юля с мужем просто купили эту старую квартиру, которая сначала принадлежала загадочно исчезнувшему академику, потом художнику, потом министру, а потом его сыну, который тоже погиб при невыясненных обстоятельствах, и квартира после этого стояла пустая. Вот они ее купили, и ей захотелось написать такое жизнеописание квартиры, роман о ее обитателях.
Денис Драгунский со своими книгами
– Ваши рассказы – это множество разных сюжетов, чаще всего с неожиданным концом (к романам это тоже относится). Неожиданный конец – это просто ваша авторская марка, ни с кем не перепутаешь и никогда не знаешь, чем кончится! А как возникают сюжеты? Это какие-то истории из жизни вашей и знакомых, или это чистый вымысел, или смесь того и другого?
Все мои рассказы – фантастическое «Лего» из реальных кусочков
– Все мои рассказы – фантастическое «Лего» из реальных кусочков. Там очень много того, что действительно было со мной. И часто, когда я пишу «мой приятель рассказывал», я имею в виду самого себя. А в каких-то случаях мне действительно кто-то что-то рассказывал. Кроме того, у меня есть некоторые нарочитые перевертыши известных литературных произведений. Например, рассказ «Господин с кошкой» – это переделка «Дамы с собачкой» (я вообще очень люблю переделывать Чехова, а Бунина еще больше). Гуров, в очередной раз простившись с возлюбленной, сидит в клубе, и вдруг входит фон Дидериц. У меня много таких рассказов: я люблю вот так переворачивать сюжет. Но главным образом это, конечно, мои воспоминания о молодости. Еще очень важная вещь для меня – сны. Я часто просыпаюсь уже с готовым рассказом: они мне снятся.
– У вас же была целая книга с описанием снов: «Ночник».
– Да. Сны за целый год: там я честно записывал все, что мне приснилось.
– Вы много, практически ежедневно, пишете в соцсетях, в фейсбуке. Что вам как писателю дает эта деятельность, блогерство?
– Публикуя там свои рассказы, я получаю быстрый отклик от читателей, понимание их реакции. Вообще, публикуя любой пост, литературный, морально-этический или политический, я по реакции понимаю, чем дышат люди. Я в соцсетях с 2007 года, можно было бы уже привыкнуть, но все равно всякий раз удивляюсь: две мысли в одной заметке – это ведь не так уж много, но люди не всегда могут сопоставить эти две мысли и тем более сделать самостоятельный вывод. Люди, как правило, вообще не дочитывают пост до конца, они реагируют на первые две фразы. Все это называется «дыхание зала».
– А это каким-то образом влияет на ваше творчество?
Женщины за сорок мне ставят лайки, общаются со мной, приходят на презентации
– Конечно. Это как бы второй элемент диалога. Я же пишу не только для себя. Если бы я писал для себя, я не издавал бы книжки, на них же много не заработаешь. Я все-таки хочу, чтобы это прочитали, а стало быть, мне важно, чтобы меня правильно поняли. Хочу уяснить, как мне нужно писать, чтобы меня понимали.
– Кто ваш основной читатель?
– Женщины за сорок. Именно они больше всего дают обратную связь, ставят лайки, общаются со мной, приходят на презентации.
– Цитирую вашу страничку в фейсбуке: «Писатель – такая же профессия, как и все остальные. Сочинение романов или стихов не требует высказываться по любому поводу, а тем более – играть роль народного трибуна». Тут вы, похоже, разоблачаете один из базовых российских мифов: «Поэт в России больше чем поэт» (прозаик – конечно же, тоже). Причем это даже не советская, а гораздо более ранняя традиция. Что, просто время трибунов окончательно прошло, на ваш взгляд? Или это вообще не нужно?
– А там у меня было продолжение. «Но писательство (как и слесарное дело, как и военная служба) не дает никакого особого оправдания для тех, кто жмурится, затыкает себе уши и прикусывает язык». И, скорее всего, все это было написано именно для этого: с одной стороны, ты не обязан быть трибуном, а с другой – это плохая отговорка: я пишу, и поэтому мне наплевать на все, что происходит.
Мне кажется, что идея литературоцентризма русской культуры второй половины XIX века, постниколаевской эпохи, это советская выдумка. Достаточно посмотреть в «Брокгаузе» статью «Журналы», и вы увидите, что журналов тогда выходило раз в 50 больше, чем сейчас в России и в СССР. Были правоведы, философы, краеведы, богословы, психологи, этнографы, литературоведы, искусствоведы – да кто угодно! И все они писали в журналах. Но потом начали всех причесывать под одну гребенку, запретили думать, что в России была русская философия, русская психология и все остальное, оставили только Добролюбова, Писарева, Чернышевского и Плеханова, а остальных объявили какими-то подголосками царизма: реакционер Катков и мракобес Победоносцев с «совиными крылами» (а это, кстати, замечательный журналист и интересный мыслитель). А в России все это было!
Сейчас лидерами общественного мнения становятся фэшн-блогеры
Нужды в трибунах сейчас действительно нет. Это связано с появлением интернета и социальных сетей. Digital revolution, цифровая революция – это действительно революция. Сломались все иерархии. В этом мире сейчас все равны. И, скажем, движение #MeToo тоже связано с этим. Мир, построенный на основе вертикальных информационных систем, сломан. Сейчас каждый может высказаться. Раньше считалось: тот, кто наверху, имеет право на все: имеет право спать с секретаршами или студентками, имеет право заниматься плагиатом, потому что он главный, в его руках все, и никто ему не возразит, не пискнет. А сейчас, когда есть Фейсбук, Твиттер, Телеграм и все, что хотите, нет уже никакого ограничения на высказывание собственного мнения о своих болях, бедах и обидах, и практически уже нет главных, нет лидеров. Самое смешное, что сейчас лидерами общественного мнения становятся какие-то фэшн-блогеры, то есть те, кого больше смотрят, но смотрят не с целью научиться жизни, а просто для развлечения, чтобы полюбоваться на какие-то модные тряпочки.
– Это вы сейчас говорите о «России интернета». Но не забудем, что есть еще и «Россия телевизора»: это скорее старшие поколения россиян, для которых лидеры общественного мнения – это первые лица телеэкрана, они же – первые лица государства.
– Да, и то болезненно-напряженное внимание, которое власть сейчас уделяет попыткам контролировать интернет, связано именно с тем, что интернет вышел из-под контроля, и они почувствовали, что это для них опасно. Однако загнать его под контроль очень трудно, я бы сказал, практически уже невозможно. В биологии это называется «закон Долло» – закон необратимости эволюции: когда млекопитающее начинает жить в воде, оно все-таки не превращается снова в рыбу, а становится морским млекопитающим. Так и здесь: если интернет и вот эта свобода уже появились, как ее ни калечь, ее уже не загонишь обратно в Советский Союз, где были две телевизионные программы и газета «Правда». Поезд ушел, и надо работать с тем, что есть.
– «Мир изменился и никогда уже не будет прежним» – это уже стало общим местом, а особенно часто об этом говорили минувшей весной, в начале пандемии нового коронавируса. Что вы об этом думаете?
Разнузданного потребительства и развлекательства будет становиться все меньше и меньше
– Конечно, мир изменился. Но он меняется постоянно. Думаю, мир изменится так же, как он изменился в пору нефтяного кризиса: потребление станет более скромным, вот такого ни зачем не нужного, разнузданного потребительства и развлекательства будет становиться все меньше и меньше. Очень много бизнесов уже погорело: ресторанных, развлекательных, туристических. Но мир не погиб. Сколько было туристов в Италии, Испании, в других странах. Вот пандемия: перестали ездить – и что? Разве Франция и Испания заросли паутиной или там все поумирали с голоду? Нет.
– А сильно ли изменилась литература за последние десятилетия, скажем, со времени появления интернета и соцсетей?
– Думаю, да. Вообще, путь литературы – это освобождение от цензуры, внутренней прежде всего. Смотрите: из литературы первой половины XIX века мы абсолютно ничего не знаем про интимную жизнь женщин, хотя женской прозы в то время было очень много, а также писем, дневников, мемуаров, но там, грубо говоря, ни единой прокладки! А как только помер Николай I и началось освобождение крестьян – так и понеслось!
Альбер Камю
Путь литературы – освобождение от внутренних запретов, например социальных. Мне нравятся писатели, которые кажутся плохими людьми: например, маркиз де Сад, Лотреамон, Батай. Это освобождение даже от политической цензуры. Дальше – Селин, Дриё ла Рошель. С другой стороны, с левой, освобождался от политической цензуры Альбер Камю. А социальные сети, со своей стороны, освобождают литературу, открывая все новые глубины и бездны: сейчас можно говорить о том, о чем раньше было нельзя.
– У Набокова в «Даре» был такой побочный персонаж «со слишком добрыми для литературы глазами». Может ли писатель позволить себе быть добрым? Или наблюдательность, необходимое для творчества качество, заведомо предполагает некий критический взгляд, язвительность, акцентирование внимания на не самых приятных чертах?
Можно быть добрым человеком в жизни и суровым, хитрым и наблюдательным в текстах
– Об этом хорошо сказал Корней Чуковский: Чехов, Бунин, Толстой – себялюбцы, эгоисты, злые люди, один был добрый человек в русской литературе – Короленко, но он проиграл как писатель. А Чехов, кстати, сказал про Короленко замечательную фразу: надо, чтобы он изменил жене – может, писать станет лучше? Но я думаю, что доброта в жизни и доброта в литературе – это все-таки разные вещи. Редко встречаются люди, которые пишут как живут, а живут как пишут. Взять того же Маяковского: смотрите, какой он громокипящий в своих произведениях, просто агитатор-горлан-главарь! А в жизни это был невротик, весь в фобиях и страхах, ходил с проспиртованной тряпочкой и протирал ею руки после каждого рукопожатия. Так что, думаю, можно быть добрым человеком в жизни и суровым, хитрым и наблюдательным в текстах.
– У вас есть мечта? Чего хочется?
– Написать побольше. Есть целая серия книг, которые я еще хочу написать, а лет мне много. Поэтому мечта моя очень проста – ну, помимо простых мечтаний, как у всех людей: чтобы был мир во всем мире, чтобы близкие были здоровы и благополучны. Вот я буквально на днях сбрасываю издателям новый сборник рассказов и сажусь писать толстую книгу, которая будет называться «Подлинная жизнь Дениса Кораблева».
– Без вопроса на эту тему, наверное, не обходится ни одно ваше интервью, ведь вы – не просто сын известного детского писателя Виктора Драгунского, но и прототип его «Денискиных рассказов». Так какой же была подлинная жизнь Дениса Кораблева?
– Она была наполнена самыми разными ежедневными открытиями, из которых приятными была, может быть, лишь одна десятая. Это была жизнь, полная страхов, изумления, несправедливостей, жизненных неудобств, бесконечных очарований и разочарований. Но при этом она была изумительно прекрасна в смысле общения, в смысле родителей. Хотя и с ними было все не так просто, они совершенно не были сусальными, идеальными родителями: случались и проблемы! Но, конечно, во многих отношениях мне повезло. Меня, например, не били и особенно не ругали, а если и ругали, то обычно со смехом.
– Как вы себя чувствуете здесь и сейчас: в Москве весной 2021 года?
– Недавно в разговоре с одним своим давним знакомым я вспомнил фильм Луиса Гарсии Берланги «Палач». Там палач заболевает и не может казнить преступника. Тогда приглашают для этой цели одного молодого человека, а он не хочет, говорит: давайте подождем, пока тот выздоровеет, – ну, сколько он может болеть: две недели, месяц, да и приговоренный лишний месяц проживет – разве это плохо? А начальник тюрьмы отвечает: плохо, потому что для приговоренного самое главное сейчас – поскорей отделаться, не мучиться ожиданием.
И вот сейчас, в состоянии этого предвоенного психоза, который раздувается в СМИ, и все усиливающихся репрессивных мер мне хочется сказать: ну, давайте уже наконец! Объявите военное положение в стране или начните массовые репрессии – сделайте уже что-нибудь! Хватит мучить-то… Напряженное, зависшее, томительное ожидание чего-то еще худшего – вот такое у меня было настроение, когда я прочел про запрет просветительской деятельности. Ну, что еще теперь можно запретить?.. Идет какая-то ужасная архаизация.
💎 «Гранатовый браслет» за 8 минут. Краткое содержание повести Куприна
: Бедный чиновник влюбился в замужнюю княгиню, семь лет писал ей письма, отправил дорогой подарок и застрелился. Заплаканная княгиня поняла: «любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо неё».
Деление пересказа на главы — условное, в оригинале — 13 глав без названий.
Подготовка к именинам и сбор гостей
Северное побережье Чёрного моря. Семнадцатое сентября, день именин княгини Веры, выдалось тихим и по-летнему тёплым.
Вера Николаевна Шейн — княгиня, красивая, высокая, с «нежным, но холодным и гордым» лицом, верная жена
Княгиня ещё не покинула дачи — её московский дом ремонтировался. Кроме того, её муж, князь Василий, едва сводил концы с концами, и Вера радовалась, что им не придётся тратиться на большой парадный обед.
Василий Львович Шейн — князь, муж Веры, светловолосый, любит жену
Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения.
Продолжение после рекламы:
На именины должны были съехаться только самые близкие друзья. Первой, днём, приехала Анна, младшая сестра Веры, жена богатого и глупого человека.
Анна Николаевна Фриессе — младшая сестра Веры, невысокая, смуглая, весёлая, беззаботная, любит флирт и острые ощущения, мужа терпеть не может
Сёстры, очень привязанные друг к другу, внешне были совсем непохожи. Вера своей высокой гибкой фигурой и холодной аристократичной красотой пошла в мать-англичанку. В невысокой, смуглой Анне проявилась кровь отца — татарского князя.
Брифли существует благодаря рекламе:
У Веры детей не было, и она обожала хорошеньких, малокровных деток Анны — мальчика и девочку.
Анна была расточительна, любила флирт, азартные игры и презирала мужа, хотя тот до сих пор обожал её. Вместе с тем, она была добра, глубоко религиозна и никогда не изменяла нелюбимому мужу.
К пяти часам съехались остальные гости, среди которых были известная пианистка, брат Веры и генерал Аносов, которого сёстры называли дедушкой.
Яков Михайлович Аносов — мужественный генерал, комендант крепости, друг покойного отца Веры, «тучный, высокий, серебряный старец»
Этот близкий друг их покойного отца и крёстный Анны был мужественным человеком, прошёл множество военных кампаний, а теперь служил комендантом крепости в городе К. За всю свою военную карьеру он ни разу не ударил солдата. Теперешняя должность Аносова была символичной — насквозь больного старика назначили комендантом за боевые заслуги. В городе он славился своими чудачествами и добрым отношением к сидящим на гауптвахте офицерам. Аносов был одинок — его жена сбежала с актёром, детей не было. Переехав в К., генерал сблизился с детьми боевого друга, навещал их каждый вечер и рассказывал о сражениях и подвигах.
Продолжение после рекламы:
Неожиданный подарок
После праздничного обеда князь Василий взялся развлекать гостей. У него была способность придумывать смешные истории, основанные на реальных событиях, и рассказывать их с очень серьёзным видом. Дополнением к этим сатирическим рассказам служил альбом со смешными рисунками и стихотворными комментариями к ним.
В этот момент служанка передала Вере пакет, принесённый во время обеда. В нём оказались записка и футляр с браслетом из низкопробного золота, украшенным гранатами и странным зелёным камнем. Подарок прислал давний воздыхатель княгини, которого она никогда не видела, знала только его инициалы — Г. С. Ж. Все гранаты были взяты с браслета, принадлежавшего бабке воздыхателя, а зелёный камень — очень редкий зелёный гранат — наделял женщин даром предвиденья, а мужчин охранял от насильственной смерти.
Вера вернулась к гостям в тот момент, когда князь Василий рассказывал историю «Княгиня Вера и влюблённый телеграфист», в которой девушка стала объектом страсти неизвестного воздыхателя, но в итоге выбрала «красивого Васю Шейна». Сегодня шутки мужа княгине почему-то не понравились.
Истории генерала Аносова и рассказ Веры о таинственном воздыхателе
Вечером, провожая гостей, Вера шепнула мужу, чтобы он заглянул в футляр и прочёл записку. Ведя Аносова к его экипажу, сёстры заговорили с ним о любви. Генерал считал, что люди разучились любить, а женятся только ради выгоды.
Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчёты и компромиссы не должны её касаться.
Брифли существует благодаря рекламе:
Настоящей любви генерал не встречал, но рассказал сёстрам два интересных случая. Первая история была о том, как жена полкового командира, старая, опытная и властолюбивая развратница, соблазнила молоденького прапорщика. Очень быстро мальчик ей надоел, она его бросила, а прапорщик ужасно страдал и ревновал. Однажды она спросила, смог бы прапорщик броситься под поезд из любви к ней. Он бросился, но ему помешали покончить с собой. Прапорщик лишился обеих кистей, стал попрошайкой и замёрз «где-то на пристани в Петербурге».
Вторая история — о молодой и красивой женщине, которую муж любил так сильно, что терпел её любовника, труса и лодыря. Фактически они жили втроём. Когда полк отправили на войну, муж всю кампанию опекал и берёг любовника своей жены, боясь, что та уйдёт от него. Все сочувствовали этому храброму человеку и обрадовались, когда любовник умер от тифа.
Любящих женщин Аносов тоже встречал и был уверен, «что почти каждая женщина способна в любви на самый высокий героизм». Это мужчины виноваты, что любовь из смысла жизни превратилась в маленькое развлечение.
Потом Аносов спросил Веру, что это за история с «влюблённым телеграфистом». Она рассказала о безумце с инициалами Г. С. Ж., маленьком чиновнике из казённого учреждения, который преследовал её ещё до замужества, писал любовные письма, пока Вера не попросила его остановиться. После этого он писал ей лишь на Пасху, Новый год и её именины.
Рассказала княгиня Вера и о сегодняшней посылке. По мнению генерала, этот человек либо был ненормальным маньяком, либо жизненный путь его Верочки «пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины».
Встреча с Г. С. Ж
Вернувшись в дом, Вера увидела, что её брат Николай возмущён этим подарком.
Николай Николаевич Мирза-Булат-Тугановский — брат Веры, служит в суде, жёсткий и решительный
Он решил найти воздыхателя и прекратить его ухаживания. Николаю, работавшему в суде, хотелось привлечь к этому делу жандармов, но князь Василий попросил не вмешивать в это дело посторонних.
Г. С. Ж., оказавшийся мелким чиновником по фамилии Желтков, жил на последнем этаже дешёвого многоквартирного дома.
Г. С. Желтков (пан Ежий) — мелкий чиновник, давний воздыхатель Веры, 30-35 лет, бедный, высокий, худощавый, «с нежным девичьим лицом» и голубыми глазами
Николай и князь Василий вернули ему гранатовый браслет и потребовали оставить Веру в покое, пригрозив обратиться к властям. В первый момент Желтков растерялся и смутился, но расслабился, услышав угрозу.
Не обращая внимания на Николая, он заявил князю Василию, что семь лет безнадёжно и вежливо любил Веру и будет любить её, даже если его вышлют из города или посадят в тюрьму. Единственный для него способ отказаться от этой любви — умереть.
Разве можно управлять таким чувством, как любовь, — чувством, которое до сих пор ещё не нашло себе истолкователя.
Затем он попросил у князя Василия разрешения поговорить с Верой по телефону и вышел. Вернулся Желтков с глазами, полными слёз. Забыв о светских приличиях, он сказал, что Шейны больше не услышат о нём — он растратил казённые деньги и теперь вынужден скрываться.
Вера попросила его прекратить эту историю, и он обещал. Последней просьбой Желткова было написать прощальное письмо княгине. Князь Василий, полный жалости к несчастному влюблённому, позволил ему это.
Вторая соната Бетховена для фортепьяно
Вечером князь рассказал жене все подробности встречи с Желтковым. Утром Вера прочла в газете, что Г. С. Желтков покончил с собой «по причине растраты казённых денег», а с вечерней почтой пришло его последнее письмо.
Случилось так, что меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей — для меня вся жизнь заключается только в Вас.
Желтков писал о своей любви — единственном, что интересовало его в этой жизни, желал Вере счастья и просил в память о нём сыграть вторую сонату Бетховена для фортепьяно. Заплаканная Вера показала письмо мужу и попросила разрешения поехать в город и посмотреть на Желткова.
Веру встретила домохозяйка Желткова, полька-католичка. Она рассказала, что тихий и добрый Желтков за восемь лет стал ей почти сыном. Она ничего не знала о растрате, иначе не пожалела бы своих сбережений, чтобы покрыть долг. Гранатовый браслет Желтков отдал ей и попросил повесить его на икону.
Вера долго смотрела на Желткова, умершего с безмятежной улыбкой на губах, и понимала, «что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо неё». Затем она положила ему под шею большую красную розу и поцеловала холодный, влажный лоб.
Поздно вечером Вера попросила свою подругу-пианистку сыграть ей что-нибудь. Она не сомневалась, что та выберет вторую сонату Бетховена. Музыка словно рассказывала княгине о великой, но несбывшейся любви маленького, простого человека. Вера плакала, слушая сонату, а потом почувствовала, что Г. С. Ж. простил её.
Это была ложь: пять книг с поворотами сюжета, которые меняют ваше восприятие
Был период, когда одна из моих сестер смотрела только первый час одного из моих любимых фильмов, Обычные подозреваемые . Она тоже несколько раз смотрела первый час, но каждый раз, когда она начинала смотреть фильм, по совершенно законным причинам каждый раз ей приходилось останавливаться до того, как она дойдет до конца.
«Молли», — сказал я после того, как это случилось второй раз, с, на мой взгляд, замечательной сдержанностью, — «тебе действительно стоит досмотреть это до конца. ”
«Я сделаю это», — сказала она. Насколько я помню, она ела хлопья и судоку, не обращая ни малейшего внимания на мой тихий нервный срыв.
«Тебе действительно стоит досмотреть до конца ».
«Ага», — сказала она и отметила другой номер на странице, глухая к моим внутренним крикам. «Я буду.»
Обожаю хорошие повороты. Мне нравится момент, когда история совпадает, и вы можете видеть события через две разные линзы — линзу того, что вы предполагали, и линзу того, что вы теперь знаете, — и все тонкие подсказки и контрасты между двое становятся видимыми.Это две истории по цене одной: история, которую, как вы думали, вы читаете, и вторая история, спрятанная внутри первой, как жеоде. Даже когда я вижу поворот, который приближается, до того, как он произошел, все равно интересно наблюдать за пересечением этих двух историй.
Лучший друг хорошего повествования — это умно ненадежный рассказчик, поэтому в большинстве составленных ниже романов есть ненадежный рассказчик (или два, или три). Ненадежные рассказчики и то, как они мешают восприятию читателя, сами по себе забавны, но не обязательно то же самое, что поворот «изменить все»: A Scanner Darkly и As I Lay Dying имеют крайне ненадежные рассказчики, но читатель все время знает, что происходит.Вместо этого я хотел, чтобы этот список был сосредоточен на книгах, в которых мир переворачивается для читателя с ног на голову.
Моя сестра в конце концов закончила Обычные подозреваемые . Ей это понравилось, хотя потом она сказала мне, что знала, что будет поворот, «потому что ты не хочешь замолчать». Даже если сказать, что у истории есть поворот, может в некотором смысле испортить поворот, но я постарался как можно скрыть природу поворотов в рассказах ниже.
Так намного веселее.
Gone Girl Джиллиан Флинн
Милая и красивая Эми пропала без вести, и все признаки указывают на убийство. По мере накопления доказательств становится все более очевидным, что это сделал ее муж Ник . .. но, конечно, в этой истории есть нечто большее, чем кажется. Gone Girl — захватывающий роман с несколькими поворотами «измени все» и двумя очень обманчивыми и ненадежными рассказчиками, воюющими друг с другом.
Девушка со всеми дарами М. Р. Кэри
Первые несколько глав Девушка со всеми дарами помещают нас в очень необычную школу с очень необычными учениками, где что-то происходит не так. Умный подход к мифологии зомби — это не только «решение» ситуации персонажей не то, что вы ожидаете, но и само решение по-новому определяет, в чем на самом деле является «проблема» апокалипсиса истории.
Убийство Роджера Экройда Агата Кристи
Тайны убийства, кажется, здесь обманывают, поскольку по определению финал должен удивить.Но книга Агаты Кристи Убийство Роджера Экройда — это особый случай, когда личность виновника не только переопределяет ваше понимание улик, которые обнаружил Пуаро, но и ваше понимание всего, что вам рассказали в романе, так что далеко.
Убить мертвых Танит Ли
Парл Дро — охотник за привидениями, который невольно берет на себя последователя по имени Миал Лемьял. Остроумные диалоги и жуткие призраки настолько увлекательны, что легко отвлечься от намеков на то, что что-то в таинственном охотнике за привидениями — и его случайном помощнике — не то, чем кажется.
Поворот винта Генри Джеймс
Гувернантка пытается защитить своих подопечных от опасности, которую видит только она. Поворот винта отличается от других романов в этом списке тем, что в нем нет шокирующего момента поворота. Хотя читатель понимает, что в истории, которую нам рассказывают, что-то не так, в любом случае нет убедительных доказательств того, что на самом деле происходит . В каком-то смысле повесть сводится к тому моменту осознания, когда читатель может увидеть обе возможные интерпретации одновременно и восхищаться, как они прекрасно сочетаются с событиями повествования.
К. А. Хиггинс пишет романы и рассказы. Она заняла второе место в Премии Dell Magazines 2013 года за выдающиеся достижения в области научной фантастики и написания фэнтези и имеет степень бакалавра физики Корнельского университета. Ее первый роман, Lightless , выходит 29 сентября года с Дель Рей.
Нет смысла в финале: какие книги потеряли сюжет? | Книги
Повороты сюжета — или их отсутствие — ближе к концу книги могут сильно раздражать читателей.«Жизнь слишком коротка, чтобы ее можно было проводить за чтением плохой прозы», — сказал недавно читатель fingerlakeswanderer в нашем еженедельном блоге «Советы, ссылки и предложения», заставив себя закончить чтение книги, опасаясь, что она «станет слишком ленивой как читатель и откажется от нее. книги слишком рано »:
Я читал «Восток» Кристофера Боллена, одну из тех больших толстых летних детективных книг, и я без проблем пролистал первую треть книги. Потом начал таскать. Только мое желание знать детективы было причиной того, что я пролистал около сотни страниц истории о никуда не денемся, а затем почувствовал себя вознагражденным, когда последние 200 страниц снова превратились в ура, чтобы читать.А потом. Последние сорок страниц меня до чертиков раздражали. Убийца оказался человеком, о котором читатель не мог догадаться, потому что был один намек на существование этого человека. Мне казалось, что я пролистал 500 страниц прозы, чтобы мне сказали, что «все это было сном», или «убийца был призраком», или что-то в этом роде.
«Я ошибаюсь, полагая, что у загадки должен быть смысл — или, по крайней мере, правдоподобный — для того, чтобы книга в целом имела успех?» спросил этот читатель.Вот еще несколько книг, разочаровавших наших читателей.
У меня была аналогичная реакция на книгу Поля Теру «Мертвая рука». Я чувствовал себя полностью обделенным — я не могу вспомнить ни одного случая в своей жизни, когда я хотел бы швырнуть книгу о стену. — озгонго
Это не загадка, но я почувствовал нечто подобное после того, как прочитал «Большого брата». В этом случае поворотный финал был правдоподобным, но он делал историю банальной и менее интересной, чем если бы поворот не произошел.–Ameliaposte
Я думал, что эта книга была очень забавной, но финал был настолько нелепым, что я чувствовал себя глупо из-за того, что книга мне так понравилась. Интересно, где был редактор Флинна? Разве редактор не хотел спорить с ней по поводу ее концовки? –Fingerlakeswanderer
И от наших подписчиков в Твиттере:
@GuardianBooks Финал «Музыки случая» — самый близкий к тому, что я когда-либо подходил к тому, чтобы бросить книгу через комнату …
— Уэйн Гудерхэм (@wb_gooderham) 30 сентября 2015 г.
@GuardianBooks Общество литературы о спине кролика. Мне понравился этот стиль, и я наслаждался им до конца, что было фарсом!
— Polly (@pollyvgrice) 30 сентября 2015 г.
@GuardianBooks Жизнь Пи, совсем потеряла меня к концу, как будто он не знал, где ее взять. Ужасный эпилог imo
— Антоний (@ajhtibbs) 30 сентября 2015 г.
@ GuardianBooks Тайная история Тартта.98% — это совершенно, совершенно потрясающе, а кульминация потрясающая, но мечтательный эпилог кажется неуместным.
— Блог Twins on Tour (@TwinsOnTour) 30 сентября 2015 г.
@GuardianBooks «Суббота» Иэна Макьюэна — создала такое чувство угрозы — чтобы все растворились в невероятности финала …
— Гордон Харрисон (@ Kildare24) 30 сентября 2015 г.
Разделяете ли вы это разочарование по поводу плохих финалов? Концовка испортила для вас всю книгу? Выскажите свое мнение в комментариях, и мы опубликуем некоторые из ваших вкладов в статье.
Неожиданный конец литературного прогресса? | Книги
Нет ничего научного в высказывании о том, что, хотя две вещи являются всего лишь совпадением, третья является тенденцией, но все три последних сборника рассказов, которые мне довелось прочитать, были полны открытых повествований, разрывающихся трансцендентностью.
Все началось с лирического произведения Колина Барретта «Молодые скины», получившего в прошлом году награду «Гардиан» за первую книгу. Действие этих историй происходит в основном в графстве Мейо. Эти истории повествуют о том, как вышибалы, бродяги и торговцы наркотиками пересекают улицы вымышленного городка — угроза насилия всегда на их плече.В ночь вручения награды судьи и его редакторы выстроились в очередь, чтобы похвалить не только его потрясающий голос, но и его ловкость в повествовании.
«Барретт отлично справляется с неожиданностями», — сказала Энн Энрайт. «Вы работаете над чем-то суровым и трудным, но к концу каждая история превращается в нечто почти лирическое и открытое. Это настоящая письменность.
Элиза Робертсон — еще одна писательница, которая, кажется, хочет немного по-настоящему писать. Она выиграла приз Содружества в 2013 году за скользкую историю о соперничестве братьев и сестер «Мы шли по воде», в которой окончательная катастрофа постепенно раскрывается в серии отголосков, которые начинаются во втором абзаце.Похожий процесс наращивания происходит в Wallflowers, первом сборнике короткометражных художественных произведений, опубликованном в Великобритании только в прошлом месяце. Потоп, о котором было объявлено в первой строке вступительной истории, должным образом наступает, когда история подходит к концу на странице 17, но мало что предлагает с точки зрения какого-либо решения. В поездке по пометке колибри к концу Worried Woman’s Guide непросто выразить мораль.
Одна из историй еще одного январского дебюта, «Алфавита птиц» С.Дж. Ноде, предлагает рецепт такой фантастики, когда главный герой удаляется в сад, чтобы написать «запоздалый дневник» праздника, который он провел двумя годами ранее.
«Он пытается вспомнить, выяснить, что произошло во время поездки, если вообще что-то, и какое это имеет отношение к тому, что происходит здесь сейчас».
«Любой, кто откроет для себя новые концовки пьес, откроет новую эру» … Антон Чехов пишет А.С. Суворину в 1892 году. Фотография: Неизвестный / Беттманн / CORBIS
В Loose другой персонаж отчаялся от отношений без каких-либо «исправлений». форма », чувствуя, что этого недостаточно, что ему нужны« правильные начала и окончания, структура ».Мастер из Германии показывает красивую комнату на третьем этаже разрушенного замка, неподдерживаемую «коробку в коробке», окруженную головокружительным пространством с «лестницей из подвала, исчезающей во тьме внизу… [и] голубями, мелькающими в столбах света» наверху . Сложные отношения главного героя учит его: «В красивой комнате можно задерживаться как можно дольше. Не нужно открывать дверь », что« нужно научиться жить с открытыми окончаниями ».
Нет ничего нового в уроке, который можно проследить до «неоспоримого отца современного рассказа», Антона Чехова, и немало писателей 20-го века, которые последовали примеру Чехова и отказались связать свои рассказы в большой , большой лук.Но пустой припев всех этих пустых концовок Барретта, Робертсона и Науд отправил меня обратно к Вирджинии Вульф, и ее описание того, как Чехов оставляет нам ощущение, что «мы переполнили наши сигналы … как будто мелодия остановилась без ожидаемых аккордов. закрыть ».
Авторская стратегия, которая сейчас настолько широко распространена, что стала почти нормой в художественной литературе, была настолько «незнакомой» еще в 1925 году, что Вульф предположил, что читателям «нужно очень смелое и бдительное чувство литературы, чтобы заставить нас услышать мелодию».В наши дни популярная и жанровая фантастика по-прежнему полна «объединившихся влюбленных, сбитых с толку злодеев, разоблаченных интриг», которых она вызывает, но как насчет того, как она описывает эффект, который она описывает, настраивая наш слух на странные мелодии Чехова на остальную часть нашей читательской жизни?
«Как только глаз привыкает к этим оттенкам, половина« выводов »художественной литературы растворяется в воздухе; они выглядят как прозрачные пленки с светом позади них — ярким, ярким, поверхностным. Общее приведение в порядок последней главы, бракосочетание, смерть, утверждение ценностей, столь громко провозглашенных, столь сильно подчеркнутых, стали самыми элементарными.Мы чувствуем, что ничего не решено; ничто не скреплено правильно. С другой стороны, метод, который сначала казался таким случайным, неубедительным и занятым пустяками, теперь оказывается результатом изысканно оригинального и требовательного вкуса, смелого выбора, безошибочного построения и контролируемого честностью, которой мы не можем найти никакой матч, кроме самих россиян ».
Еще в 1925 году смелое и живое литературное чутье Вульф уже настолько привыкло к изощренной неубедительности Чехова, что общепринятые выводы, которые можно найти в большей части окружавшей ее художественной литературы, растворились «в воздухе».Что бы она сделала с нашей эпохой, когда в литературных журналах и шорт-листах преобладают рассказы, которые многим ее современникам могли показаться «случайными, неубедительными и занятыми пустяками»? Можете ли вы рассматривать нынешнюю моду на открытые концовки как показатель литературного прогресса? Или хотя бы литературная прогрессия. Я не предлагаю вам сравнить современных писателей с классиками и сказать, что один лучше другого, скорее, что прямое определение Энрайтом открытых историй как «настоящего письма» может означать, что литературная культура покрыла некоторую почву с 1920-х годов.
Говоря по телефону из Южной Африки, Науде вспоминает множество современных писателей и критиков, которые считают, что драматургия традиционной художественной литературы стала в значительной степени неуместной.
«Модернизм и поздний модернизм часто пытаются выйти за рамки этого», — говорит он. «Они часто пытаются избежать пустого представления и найти что-то более аутентичное, имеющее какой-то новый авторитет». По мере того, как сверхъестественное ушло из повседневной жизни после Просвещения, продолжает он, писателям становилось все труднее наполнять художественную литературу смыслом.«Невозможно писать, не пытаясь понять, где находится авторитет, и я не уверен, что его можно найти в более традиционных формах романов или рассказов начала 21 века».
Его менее убедило предположение, что этот сдвиг свидетельствует о каком-либо литературном прогрессе.
«У разных читателей разный темперамент», — говорит он. «Всегда найдутся читатели, возможно большинство, которые хотят иметь четкое повествовательное решение и читать, чтобы испытать определенный вид побега.Есть и другие читатели, которых больше интересует, что нового и какие новые способы бытия можно исследовать с помощью новых форм или новых способов письма ».
«Смелое и бдительное чувство литературы» … писательница Вирджиния Вульф. Фотография: AP
Писателям, которые следуют примеру Чехова, определенно может быть труднее «поймать ухо» публики, «привыкшей к более громкой музыке и более жестким меркам», как предлагает Вульф, но я не уверен в разделении — между теми, кто ценит то, что она назвала его «рассказами совсем ни о чем», и те, кто этого не делает, действительно отражает богатство нашей читательской жизни.Моя собственная, такая как она есть, простирается от С.Дж. Науде до Ника Харкауэя, от Элизы Робертсон до Аластера Рейнольдса и охватывает довольно много промежуточных участков. Иногда я ищу тонкие гармонии, проблеск мимолетной мелодии, иногда я ищу что-то более выразительное.
Возможно, все эти музыкальные метафоры являются чем-то вроде подсказки. Может быть, развить вкус к Чехову больше похоже на попадание в новую группу. Наша музыкальная культура плейлистов — лоскутное прослушивание, основанное на YouTube, Spotify и iTunes — кажется беззастенчиво эклектичной, без боязни смешивать высшее и низкое.Точно так же, как страсть к Бартоку не исключает острого признания Бейонсе, нет ничего, что могло бы сказать, что ухо к тонким резонансам Чехова должно помешать читателю постукивать ногой под волнующие ритмы Энн Леки. Если мы обнаружим у Чехова, что «как мелодия звучала, так и он написал ее», как предполагает Вульф, то, возможно, все, что требует литература о прогрессе, — это то, чтобы авторы продолжали петь любую песню, которую они слышат, — лишь бы они не попали в нее. фальшивые заметки.
За ее глазами и идеальный поворот сюжета
«Это отличный пример поворота, напоминающего нам не торопиться с суждением, смотреть за пределы поверхности вещей», — говорит Уотерс.«Это также очень расстраивает! На самом деле, я был слегка травмирован этой историей и так и не смог полностью выздороветь».
Формы этой легенды известны во всем мире. В санскритской версии, датируемой примерно 300 годом до нашей эры, собака — мангуст. Но повороты сюжета даже старше этого, как отметила Натали Хейнс, классик и автор «Кувшина Пандоры», книги о влиянии греческого мифа на популярную культуру.
Оригинальные повороты сюжета
«Греки определенно придумали поворот сюжета», — говорит она.«Это называется peripeteia — что означает внезапный поворот или изменение судьбы — Аристотелем в« Поэтике », его исследовании того, как работает драма, и он говорит об Эдипе, когда упоминает об этом».
Эдип Тираннос — Царь Эдип — трагедия Софокла, которая первоначально была исполнена на Диоинзии, большом ежегодном фестивале в Афинах, вероятно, в 429 г. до н.э. Срок давности на спойлеры наверняка уже прошел.
В драме Софокла Эдипу, царю Фив, рассказывается, что для того, чтобы снять проклятие с города, он должен найти неизвестного убийцу предыдущего царя, Лая, на вдове которого, Иокасту, он женился.Эдип покинул свой родной город Коринф, чтобы избежать исполнения пророчества о том, что он убьет своего отца и женится на матери. Однако выясняется, что Эдип был усыновлен парой, которую он считал своими матерью, отцом и настоящими родителями — поворот сюжета! — Лай, которого он убил, не осознавая, кем он был, и Иокаста.
«Итак, в начале пьесы у нас есть нераскрытое убийство, а к концу мы знаем детектив», — говорит Хейнс. «Это поворот в детективной драме, потому что детектив обнаруживает, что преступник, которого он ищет, — это… он сам.Этот сюжет будет использоваться снова и снова — например, в фильме [Роберт Де Ниро 1987 года] Сердце ангела.
«Момент, когда Эдип видит, кем он является на самом деле — человеком, которым он так старался не быть, — разрушителен. Я рассказывал историю пьесы десятки раз зрителям, и люди всегда ахают, когда вы доходите до этого момента. . Потому что все доказательства есть, но они не могут поверить, что это правда.
«Возможно, стоит упомянуть, что даже при том, что это считалось шедевром в свое время и сейчас, Ветхий Завет не выиграл конкурс трагедий в том году в Дионисии.Он занял второе место после пьес человека по имени Филокл. Так что повороты сюжета не всегда популярны, даже если они потрясающие ».
Кажется, эти моменты #WTF восхищали и разделяли публику уже не менее 2500 лет.
Любите книги? Присоединяйтесь к BBC Culture Book Club на Facebook, сообществе фанатиков литературы со всего мира.
Если вы хотите прокомментировать эту историю или что-нибудь еще, что вы видели на BBC Culture, зайдите на нашу страницу Facebook или напишите нам на Twitter
А если вам понравилась эта история, подпишитесь на еженедельник BBC.com предлагает информационный бюллетень , который называется The Essential List. Тщательно подобранная подборка историй из BBC Future, Culture, Worklife и Travel, которые доставляются вам на почту каждую пятницу.
Сара Пинборо, автор книги «За ее глазами», рассказывает об этом противоречивом повороте.
Чтобы испортить вызывающий разногласие поворот: в книге рассказывается о лондонской секретарше по имени Луиза, которая во время тайной дружбы связывается со своим начальником психиатра Дэвидом. его загадочная жена Адель.Но психологический триллер оказывается скрытой сверхъестественной драмой, и темы зависти, обиды и двойной жизни принимают неожиданный оборот, когда выясняется, что Луиза и Адель обладают способностью отделять свои души от своих тел.
На самом деле, Адель вовсе не Адель, а скорее ее бывший товарищ по реабилитации Роб, который много лет назад использовал астральную проекцию, чтобы поменяться с ней телами, избавиться от настоящей Адели и завладеть ее жизнью. Роман заканчивается тем, что Роб повторяет трюк, когда он хватает тело Луизы, безжалостно убивает ее (пока она заперта в теле Адели, если вы отслеживаете) и использует свою новую форму, чтобы сбежать с ничего не подозревающим Дэвидом.
Так что да, это мрачно и странно.
Те руководители телевидения думали, что это слишком. «Они хотели более счастливого конца», — говорит Пинборо. «Я думаю, они хотели, чтобы Луиза выжила. Вы знаете, я понимаю. Но да, этого не должно было случиться».
Вместо этого Пинборо продал права британской продюсерской компании Left Bank Pictures, которая предполагала более лояльную адаптацию. «За ее глазами» с Симоной Браун в роли Луизы, Евой Хьюсон в роли Адель, Томом Бейтманом в роли Дэвида и Робертом Арамайо в роли Роба был выпущен в виде ограниченного сериала из шести частей.17 на Netflix. Хотя кастинг Брауна привел к переосмыслению Луизы, а два подлых поступка Роба из книги были исключены, в остальном сериал тесно связан с повествованием книги.
Выступая ранее в этом месяце во время видеочата из своего лондонского дома, Пинборо обсуждала эти изменения от страницы к экрану, обсуждение концовки и то, как, по ее мнению, некоторые недоброжелатели неверно истолковывают повороты сюжета.
(Это интервью отредактировано для большей ясности.)
Q: Итак, они не изменили концовку, но они изменили другие вещи. Некоторые актеры, например, не совсем соответствуют персонажам в книге. Как вы на это отреагировали?
A: Они все такие красивые! Теперь я не могу видеть [персонажей] по-другому. В книге Луиза определенно была старше Адель, тогда как сейчас они примерно одного возраста. И, очевидно, в книге Луиза была коренастой блондинкой, и теперь у нас есть эта красивая цветная женщина.Когда я писал книгу, это было шесть-семь лет назад, и я дал ей очень стереотипные женские неуверенности, например: «Я немного полноват, я слишком много пью, слишком много курю». В то время как Симона настолько красива, что они не могли заставить ее беспокоиться о своем весе, поэтому они просто сделали ее более неуверенной в своей жизни, что, я думаю, сработало очень хорошо. У нее действительно есть трепетность характера Луизы и элемент желания угодить.
Q: Были ли какие-то другие изменения в романе, которые вам запомнились?
A: Я очень рад, что они не убили кошку [как Роб в книге], потому что когда я смотрел это в первый раз, и мы подошли к кошке, я подумал: «О, Боже мой, боже мой, писать это одно дело, но я не хочу смотреть на мертвую кошку.«Я думаю, это было бы слишком далеко для шоу. Собственно, если бы я писал это снова, я бы, наверное, это убрал. И я рада, что они убрали тот факт, что когда Роб вошел в тело Адель, она была беременна [а он сделал аборт]. Я думаю, это было бы слишком темно для телевидения.
Q: Я собирался спросить, как серия, хотя и все еще довольно мрачная, смягчила края книги этими решениями. Значит, вы с ними согласились?
A: Да, конечно.Потому что мы убиваем Луизу — у нас умирает главный герой, что в любом случае довольно мрачно. Я думаю, что тогда сделать аборт было бы чересчур, слишком много. Я склонен впадать в крайности, когда пишу. Я обычно говорю: «Я вставлю это и посмотрю, разрешит ли мне мой редактор оставить это».
Q: Окончание книги произвело настоящий фурор еще в 2017 году, и теперь вы видели, как это снова и снова происходило с реакцией на сериал. На что был похож этот опыт?
A: Должен сказать, это было потрясающе.Когда шоу закончилось, некоторые представители британской прессы отнеслись к нему довольно снобично и сказали: «О, это смешно», и это нормально. Но потом, чтобы увидеть реакцию — все это крутилось, катилось и катилось в Твиттере, и это просто заставляло меня улыбаться. Даже люди, которые это ненавидели — я был такой: «Иди сюда. Тебе разрешено ненавидеть это. Это отлично!»
Q: Некоторые люди, разочарованные финалом, критиковали его как просто шокирующего. Что ты думаешь об этом?
A: Я бывший учитель, и мне очень нравится учитель, когда люди говорят: «Она просто нарисовала это из ниоткуда.И я просто говорю: «Нет, вернись и посмотри на это еще раз. Есть подсказки. Там все есть! » [Смеется] Так что это единственное, что меня раздражает. Я не возражаю, если они ожидают, что это будет настоящий криминальный триллер, и тогда это не так, потому что это нормально. Но когда они думают, что [поворот] был просто добавлен для шока, тогда я думаю: «Нет, это было запланировано с самого начала». И нет ничего плохого в небольшом шоке.
Томас Флойд — мультиплатформенный редактор, пишущий об искусстве и развлечениях для The Washington Post.
Вопросы и ответы: Сара Пинборо
10 книг для фанатов We Were Liars
Прочитав We Were Liars Э. Локхарта, вы умрете (каламбур), чтобы заполучить похожие названия. Книги с солнечными островами и большими секретами или загадками с поворотами сюжета, которые заставляют вас нервничать. Чем ненадежнее рассказчик, тем лучше. И давайте не будем забывать о темных подводных течениях и зловещих намёках на протяжении всей истории. Вам нужны книги, которые заставят вас читать до самого утра и останутся с вами на несколько недель после того, как вы перевернете последнюю страницу.
Вот десять завораживающих историй, которые идеально подходят любителям тревожной вкусности, найденной в We Were Liars .
Подлинное мошенничество
Э. Локкарта
При поиске названий, похожих на We Were Liars , нет лучшего места, чем книги того же автора. Новый психологический триллер Э. Локхарта о молодой девушке, которая постоянно изобретает себя заново, заставит вас мчаться по страницам, наполненным напряжением.
(В продаже: 05.09.17)Маленькие монстры
Кара Томас
Захватывающая и жуткая тайна, которую вы сможете ощутить, если вам понравятся зловещие оттенки We Were Liars . Этот захватывающий триллер проливает свет на темные уголки подростковых секретов, одержимости и семьи.
Все, все
, Никола Юн
Для тех из нас, кто любил потрясающий поворот в We Were Liars , популярная книга Никола Юн предлагает аналогичный опыт.Темная нить пронизывает эту историю о первой любви и свободе.
Один из нас лжет
Карен М. Макманус
Жуткий поворот в «Клубе завтрака»: пятерых старшеклассников обманом заставили отбывать наказание, но только четверо остались живы. Каждому персонажу придется столкнуться с худшими частями себя и раскрыть свои секреты, чтобы узнать правду о том, что произошло на самом деле.
Будьте верны мне
от Адель Гриффин
Две девушки влюбляются в одного и того же загадочного мальчика во время летних каникул на залитом солнцем острове. В этом солнечном летнем чтении есть захватывающий элемент и неожиданный поворот. Он останется с вами надолго после того, как вы закончите читать.
Девушка Рози
от Джули Шепард
Отчаявшись спастись от оскорбительной мачехи, Рози начинает поиски своей биологической матери.Эта книга с множеством секретов, беспокойными персонажами и финалом, которого вы никогда раньше не видели, требует, чтобы ее прочитали больше одного раза.
Даже в раю
Челси Филпот
Богатая семья привлекает постороннего, ослепляя ее своими роскошными вечеринками и гламурным образом жизни. За всем этим скрывается тревожный секрет. Эта книга понравится читателям, которые любят темы о беспечных состоятельных людях, которые прикрывают свои ошибки деньгами и готовы на все, чтобы удержать власть.
Лжец
Жюстин Ларбалестье
Когда убивают ее парня, компульсивный лжец Мика сидит в горячей воде. Эта захватывающая и тревожная книга с ненадежным рассказчиком и умопомрачительным поворотом заставит вас усомниться во всем.
Карта для разбитых девушек
от Джессики Тейлор
Это быстрое чтение, в равных частях современный роман, рассказ о выживании и любовный роман, увлечет вас с первой страницы.Трое подростков застряли на прекрасном острове и должны избавиться от слоев своих сложных отношений, чтобы выжить.
(В продаже: 15.08.17)Со злым умыслом
Эйлин Кук
Отсутствующие воспоминания, несчастный случай (или это было преступление?) И гонка за правдой заставят вас гадать до конца этой захватывающей книги. Поклонники We Were Liars будут наслаждаться напряжением, вызванным амнезией главного героя и медленным нарастанием шокирующего финала.
Что вам больше всего понравилось в We Were Liars? Дайте нам знать в комментариях!
Как структурировать рассказ: основы повествования — статья — Планирование сюжета — Художественная литература
В детстве мы выучили истории, которые начинаются со слов «когда-то давно» и заканчиваются словами «долго и счастливо». Хотя это может быть самый упрощенный взгляд на историю, он предлагает рассказчикам советы по поводу структуры повествования, которая выдержит испытание временем.
У хорошей книги есть начало, середина и конец, но хороший рассказчик знает, что не всегда все так просто. Чтобы пройти от начала до конца, вы должны следовать определенной структуре, чтобы обеспечить читателю увлекательный и захватывающий опыт.
Что такое повествовательная структура?
Повествовательная структура, также называемая сюжетной линией или сюжетной линией, описывает структуру того, как человек рассказывает историю. Это то, как организована книга и как сюжет раскрывается читателю.
Большинство историй вращаются вокруг одного вопроса, который представляет собой суть рассказа. Сможет ли Гарри Поттер победить Волдеморта? Останутся ли Ромео и Джульетта вместе? Сможет ли Фродо уничтожить Кольцо?
Последовательность событий, которые последуют за попыткой ответить на этот определяющий вопрос, — это то, что создает вашу повествовательную структуру.
Различные компоненты работают вместе, чтобы выстроить повествовательную структуру, но в основном она сосредоточена вокруг развития вашего сюжета и вашего главного героя (ов).
Типы повествовательной структуры
Линейное / хронологическое : Когда автор рассказывает историю в хронологическом порядке. Эта структура может включать ретроспективные кадры, но большая часть повествования рассказывается в том порядке, в котором они происходят. Большинство книг, как правило, подпадают под эту структуру повествования.
Nonlinear / Fractured : Нелинейная структура рассказывает историю вне хронологического порядка, бессвязно прыгая по временной шкале.Облачный атлас Дэвида Митчелла является примером такой повествовательной структуры, поскольку он переключается между несколькими персонажами в разные моменты времени.
Циркуляр : В циклическом повествовании история заканчивается там, где она началась. Хотя начальная и конечная точки совпадают, персонаж (и) претерпевает трансформацию под влиянием событий истории. S.E. Книга Хинтона «Посторонние» является примером круговой повествовательной структуры.
Параллель : В параллельной структуре история следует за несколькими сюжетными линиями, которые связаны между собой событием, персонажем или темой.Примеры такой структуры — фильм Ф. Скотта Фицджеральда « Великий Гэтсби » или фильм « В поисках Немо» .
Интерактивный : Читатель делает выбор на протяжении всего интерактивного повествования, что приводит к новым вариантам и альтернативным концовкам. Эти истории наиболее известны как книги «Выбери свое собственное приключение».
Типы повествовательных дуг для развития сюжета
Независимо от того, какую структуру повествования вы выберете, одним из важнейших компонентов создания отличной сюжетной линии или повествовательной структуры является развитие сюжета.Это все действия, которые будут происходить в книге, и завершатся интересным и удовлетворительным финалом.
Эти сооружения часто называют «дугами» из-за того, как история поднимается и опускается, создавая форму дуги. Самая фундаментальная повествовательная дуга включает следующие пять этапов сюжета:
Экспозиция : это ваше введение, где вы представляете персонажей, устанавливаете сеттинг и представляете основной конфликт.
Рост, действие : На втором этапе вы вводите основной конфликт и запускаете историю.Каждое последующее событие должно быть сложнее предыдущего, создавая напряжение и волнение по мере развития сюжета.
Кульминация : Это поворотный момент в истории — точка наивысшего напряжения и конфликта. Это момент, когда читатель должен задуматься, что же дальше.
Падающее действие : На этом этапе история успокаивается и приближается к удовлетворительному финалу. Свободные концы связаны, объяснения раскрыты, и читатель узнает больше о том, как разрешается конфликт.
Разрешение : Главный конфликт разрешается, и история заканчивается.
Эта повествовательная арка является основной основой для развития сюжета книги. Хотя вы можете немного изменить это, ваша история должна следовать этой базовой структуре.
Однако существуют более полные рамки, если вам нужна дополнительная помощь в разработке сюжета.
Структура 3-го акта, 8-го эпизода используется как авторами, так и сценаристами для разработки увлекательной сюжетной линии.
Акт 1 — Начало
Последовательность 1 — Статус-кво и побуждающий инцидент: Главный герой начинает его обычную жизнь, заканчивая тем моментом, который приводит историю в движение.
Последовательность 2 — затруднительное положение и блокировка: Устанавливает центральный конфликт истории, и главный герой принимает призыв к действию.
Акт 2 — Середина
Последовательность 3 — Первое препятствие: Персонаж сталкивается с первыми препятствиями на пути к своей цели, создавая напряжение и ставя их в точку невозврата.
Последовательность 4 — Середина: Решающий момент, когда главный герой каким-то образом сталкивается с центральным конфликтом, обычно понимая что-то, что его / ее меняет.
Последовательность 5 — Растущее действие: Продолжайте повышать ставки для вашего главного героя, обычно с каким-то второстепенным сюжетом, который перерастает в основной конфликт.
Последовательность 6 — Самое большое препятствие: Главный конфликт или высшая точка напряжения в вашей истории. Это должен быть самый трудный момент для вашего персонажа, поэтому учитывайте его.
Акт 3 — Конец
Последовательность 7 — Поворот: Здесь ваш персонаж разбирается с остатками основного конфликта или реализует новую цель, которую он должен достичь.
Последовательность 8 — Разрешение: Здесь вы дадите ответ на главный вопрос вашей истории, тем самым разрешив конфликт и доведя свою историю до удовлетворительного завершения (или краеугольного камня, если вы пишете сериал).
Как видите, эта повествовательная структура следует схеме, очень похожей на базовую структуру из пяти элементов, но она может предоставить вам немного больше информации и рекомендаций по мере того, как вы работаете над построением сюжета.
Типы эмоциональных дуг для развития персонажа
Второй компонент построения повествовательной структуры — это процесс того, как ваш главный герой будет развиваться и меняться от начала до конца вашей истории.
Хотя в хорошей истории есть как сюжет, так и сюжетная линия, большинство из них движется в первую очередь тем или иным.
Если вопрос вашей истории вращается вокруг физической или внешней цели, такой как Гарри Поттер, победивший Волдеморта, тогда эта история будет в основном сюжетной.
С другой стороны, истории, основанные на персонажах, будут содержать более эмоциональные сюжеты. Эти истории призваны ответить на внутренний вопрос, например, Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи, », в котором главный герой Холден Колфилд переживает утрату детской невинности.
Но не всегда все бывает таким черно-белым. Многие истории, которые на первый взгляд кажутся основанными на сюжете, имеют очень сильные характерные черты.
Это потому, что в каждой хорошей истории есть главный герой и антагонист с сильными целями, и то, достигают они этих целей или нет, играет большую роль в структуре повествования.
Пока у вашего персонажа есть сильное желание или мотивация управлять им, и эта мотивация играет роль в сюжете, у вас есть дуга персонажа.
В конечном итоге повествовательные структуры, основанные на персонажах, делятся на три категории: положительные, отрицательные и статические.
Положительные или растущие дуги характеров
Положительные повествовательные дуги — это когда на протяжении всей истории главный герой преодолевает недостаток, страх или ложное убеждение и в конечном итоге становится лучше к концу.
Давайте посмотрим на эту арку персонажей в рамках структуры повествования из 8 последовательностей.
- Последовательность 1 — Статус-кво и побуждающий инцидент: Показывает персонажа в его обычном мире, пока что-то не встряхнет его, вызывая желание появиться
- Последовательность 2 — затруднительное положение и блокировка: Персонаж осознает, что он / она должен измениться, чтобы достичь своей цели
- Последовательность 3 — Первое препятствие: Он / она сталкивается с конфликтом, который бросает вызов его / ее убеждениям
- Последовательность 4 — Середина: Главный герой начинает проявлять инициативу, чтобы противостоять своим недостаткам и страхам
- Последовательность 5 — Восходящее действие: Осознавая что-то из своего прошлого или секрет, читатель получает представление о том, почему главный герой придерживается этого ложного убеждения, но главный герой еще не совсем готов исправить это
- Последовательность 6 — Самое большое препятствие: Что-то заставляет главного героя осознать правду, давая ему преимущество преодолеть антагониста и бороться с проблемой лицом к лицу.
- Последовательность 7/8 — Поворот / Разрешение: Главный герой официально изменился в лучшую сторону
Персонаж Элизабет Беннетт Гордость и предубеждение и Ник Каррауэй из Великий Гэтсби — вот некоторые примеры дуги персонажей роста.
Дуги отрицательных или трагических персонажей
Негативные повествовательные дуги возникают, когда главный герой придерживается какого-то недостатка, желания или ложного убеждения, что в конечном итоге приводит к его падению.
Давайте посмотрим на эту символьную дугу в рамках структуры из 8 последовательностей.
- Последовательность 1 — Статус-кво и побуждающее происшествие: Показывает персонажа в его обычном мире, пока что-то не встряхнет его, заставляя его либо нетерпеливо преследовать желание, либо принуждать к обстоятельствам
- Последовательность 2 — затруднительное положение и блокировка: Персонаж совершает действие, которое кажется многообещающим, но в конечном итоге приведет к негативным изменениям внутри него
- Последовательность 3 — Первое препятствие: Их убеждения поколеблены, но им удается цепляться за свое ложное желание
- Последовательность 4 — Середина: Персонаж сталкивается с неоспоримой реальностью…
- Последовательность 5 — Восходящее действие:… , но вместо этого решает погрузиться в свое желание, не зная лучше
- Последовательность 6 — Самое большое препятствие: Ваш персонаж достигает критической точки, но вместо этого решает безрассудно преследовать свое ложное желание
- Последовательность 7/8 — Поворот / Разрешение: Персонаж либо достигает цели (поворот), либо ничего не достигает, что приводит к трагическому финалу, который часто является смертью
Персонаж Гэтсби из Великий Гэтсби, Уолтер Уайт из Во все тяжкие, и Дарт Вейдер из Звездных войн — все это примеры трагической арки персонажей.
Статические символьные дуги
Статические повествовательные дуги — это когда мораль и убеждения главного героя подвергаются сомнению, но в конечном итоге они остаются верными себе до конца.
Давайте посмотрим на эту символьную дугу в рамках структуры из 8 последовательностей.
- Последовательность 1 — Статус-кво и побуждающий инцидент: Главный герой — его / ее нормальный мир
- Последовательность 2 — затруднения и запирание: Мир главного героя перевернут с ног на голову
- Последовательность 3 — Первое препятствие: Они вынуждены отправиться в новое путешествие с неизбежными конфликтами
- Последовательность 4 — Средняя точка: Персонаж приобретает некоторые навыки, необходимые для изменения ставок, и теперь они начинают активно участвовать в конфликте, чтобы победить антагониста
- Последовательность 5 — Действие нарастания: Главный герой терпит серьезное поражение или переломный момент, но ему удается найти искру надежды или возможности
- Последовательность 6 — Самое большое препятствие: Финальная схватка между главным героем и антагонистом
- Последовательность 7/8 — Поворот / Разрешение: Антагонист побежден, а главный герой твердо стоит на своей правде
Гарри Поттер, Китнисс Эвердин из Голодные игры, и Бильбо Бэггинс из Хоббит — все это примеры статичных персонажей.
Построение повествовательной структуры
Как видите, эти характерные черты легко вписываются в структуру повествования сюжета. В некоторых книгах даже несколько персонажей, как правило, имеют разные характерные дуги поверх структуры сюжета.
Может потребоваться некоторое время, чтобы все проработать, но время, потраченное на проработку сюжета и арок персонажей, будет иметь большое значение, чтобы убедиться, что вы напишете увлекательную и захватывающую историю.
Во-первых, попробуйте решить, будет ли ваша история в основном сюжетной или сюжетной.Если вы чувствуете, что застряли, ответьте на эти вопросы, чтобы разобраться в этом:
- Какова цель вашего главного героя? Это внешнее, как победа над злодеем? Или это внутреннее, как преодоление глубоко укоренившейся веры?
- Как насчет вашего антагониста?
- Будет ли ваша история сосредоточена на конкретных конфликтных событиях, которые продвигают вашу историю вперед? Или они больше сосредоточены на личной, внутренней борьбе вашего персонажа (ов)?
- Когда вы собираетесь написать рассказ, что приходит на ум в первую очередь, захватывающий сюжет или набор неотразимых персонажей?
Это упражнение предназначено только для того, чтобы помочь вам понять, какой из двух имеет приоритет в вашей истории, а не какой из них вы следуете, а какой игнорируете.
Часто выбор между сюжетной линией или историей, основанной на персонажах, сводится к личным предпочтениям. Что вам больше всего нравится? Тогда тот, который вы не выберете, просто станет второстепенным.
Сюжетные повествования
Когда вы сосредоточены на сюжете, вам следует обратить особое внимание на события, которые будут происходить в вашем рассказе.
Сюжетные повествования захватывающие, динамичные и динамичные. Они заставляют читателя продолжать читать, чтобы узнать, что будет дальше.
При написании сюжетной истории убедитесь, что все точки сюжета неразрывно связаны друг с другом, чтобы создать полную повествовательную структуру. Когда вы сосредотачиваетесь на событиях, легко забыть о персонажах и их мотивах.
Помните: ваша история не о том, что происходит с персонажем, а о том, как ваш персонаж реагирует на эти события и участвует в них.
Хотя многие из этих событий могут быть вне контроля вашего персонажа, они все равно должны играть активную роль в них.
В каждой сцене вы должны задавать себе следующие вопросы:
- Какова мотивация моего персонажа?
- Почему он / она принимает это решение, а не другое?
- Что в прошлом персонажа привело их к такому решению?
В результате ваши персонажи будут связаны с вашей сюжетной дугой.