РАЗУМ ЧИСТЫЙ — это… Что такое РАЗУМ ЧИСТЫЙ?

    РАЗУМ ЧИСТЫЙ (нем. die reine Vernunft) — одно из основных понятий критической философии Канта, сделавшего предметом философии не предметы познания, а способности субъекта и различные типы и формы их применения (познавательное, нравственное, эстетическое и т. д.). В отличие от рассудка как конечной и ограниченной чувственностью способности судить и создавать единство явлений опыта согласно правилам, разум чистый выступает как способность, создающая безусловно априорные принципы для подведения материала созерцания и правил рассудка под высшее единство мышления.

Согласно трем видам умозаключений (категорическим, гипотетическим и разделительным), разум создает три принципа такого единства: безусловное единство субъекта (идея души), абсолютное единство ряда условий для данного явления (идея мира) и абсолютное единство всех предметов мышления вообще (идея Бога). Эти идеи соответственно составляют предметы рациональной психологии, космологии и теологии, но поскольку в этих идеях разум выходит за пределы опыта и стремится к познанию безусловного, то он впадает в неизбежные иллюзии и противоречия. Поэтому основной задачей трансцендентальной диалектики Кант считает критику этих иллюзий в форме опровержения паралогизма, антиномии и идеала чистого разума, т. е. опровержения традиционных метафизических доказательств бытия Бога, свободы и бессмертия души. Вместе с тем идеи чистого разума могут иметь “полезное” применение в качестве регулятивных принципов рассудка, расширяя его эмпирическое применение и открывая ему новые и неизвестные пути познания. Кроме того, с критикой диалектического применения чистого разума и его иллюзий Кант связывает и возможность решения “самой существенной задачи метафизики”, а именно, обоснования трансцендентальной идеи свободы как “основания существования” морального закона и условия перехода от “естественных понятий к практическим”, т. е. от теоретического разума к практическому или от его познавательного применения к нравственному.

    В. А. Жучков

разум чистый — это… Что такое разум чистый?

        РАЗУМ ЧИСТЫЙ (лат. ratio pura, нем. reine Vernunft) — понятие, широко известное благодаря критической философии И. Канта, использовалось, однако, и ранее как в лат. (Хр. Вольф и др.), так и в нем. варианте (И.Н. Тетенс, М. Герц и др.). В лат. терминологии разум

        (ratio), занимающийся умозаключениями, в качестве высшей познавательной способности нередко противопоставлялся более низкой способности рассудка (intellectus), имеющей дело с суждениями. Если рассудок для Вольфа есть способность отчетливого представления вещей, то разум — способность пристального рассмотрения или проникновения в связь всеобщих истин. Чистым же Вольф называет разум, исходящий из априорных определений и положений, и рассудок, обладающий ясными и незапутанными понятиями о вещах.

        Кант в общих чертах следует данной философской традиции.

Именно поэтому он исследует рассудок в трансцендентальной аналитике, посвященной понятиям, суждениям и основоположениям, а разум в узком смысле — в трансцендентальной диалектике, посвященной идеям и умозаключениям. Названия кантовских произведений — «Критика чистого разума» и «Критика практического разума» — показывают, что Кант различал между чистым спекулятивным (теоретическим) и чистым практическим разумом. «Критику чистого разума» он истолковывал как «критику чистого спекулятивного разума», надеясь при этом построить «систему чистого (спекулятивного) разума» (Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 21,13).

        Трактовка Кантом Р. ч. не является однозначной. В широком смысле Р. ч. оказывается синонимом всей познавательной способности человека, включающей в себя чистые чувственность и рассудок («Критика чистого разума»). В узком, традиционном смысле Р. ч. оказывается высшей познавательной способностью человека, отличной от рассудка. Однако оба смысла Р. ч. Кант противопоставляет здравому рассудку или здравому смыслу (common sense), а также здравому разуму: если здравый рассудок является обыденным рассудком, охватывающим разделяемые всеми положения, то собственный «здравый» разум противопоставляется в полемике извращенному, нездоровому разуму других.

        Под чистотой в теоретико-познавательном значении Кант понимал характеристику знания, познания, познавательной способности, состоящих в отсутствии какой бы то ни было примеси эмпирического, чего-либо идущего от ощущения. Чистота противопоставляется Кантом эмпирическому и тесно связывается им, хотя и не отождествляется, с более широкой сферой априорного. Р. ч. имеет дело с априорными принципами и идеями, изучение возможности которых представляет собой задачу трансцендентального исследования: «Разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания. Поэтому чистым мы называем разум, содержащий принципы безусловно априорного знания» (Там же. С. 44).

        Р. ч. в узком смысле направлен, по Канту, на рассудок и не имеет непосредственного доступа к чувственности.

        Понятия Р. ч. являются трансцендентальными идеями (душа, мир и Бог). Благодаря регулятивному применению трансцендентальных идей Р. ч. дает рассудку принципы познания. Несмотря на то что Кант воспринимает Р. ч. как высшую познавательную способность, его принципиальный тезис состоит в неизбежной подверженности Р. ч. естественной диалектике, в результате которой он вступает в действительный или мнимый спор с сами собой и оказывается перед лицом видимости и иллюзии, которые можно вскрыть, но от которых невозможно совершенно избавиться. В этой связи Кант видит важнейшую философскую задачу в критике разума, его самоограничении и очерчивании его границ. На решение этой задачи и направлена его критическая философия.

        А. Н. Круглое

Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация».
И.Т. Касавин.
2009.

РАЗУМ ЧИСТЫЙ — Новая философская энциклопедия

РАЗУМ ЧИСТЫЙ (нем. die reine Vernunft) – одно из основных понятий критической философии Канта [КАНТ], сделавшего предметом философии не предметы познания, а способности субъекта и различные типы и формы их применения (познавательное, нравственное, эстетическое и т.д.). В отличие от рассудка как конечной и ограниченной чувственностью способности судить и создавать единство явлений опыта согласно правилам, разум чистый выступает как способность, создающая безусловно априорные принципы для подведения материала созерцания и правил рассудка под высшее единство мышления. Согласно трем видам умозаключений (категорическим, гипотетическим и разделительным), разум создает три принципа такого единства: безусловное единство субъекта (идея души), абсолютное единство ряда условий для данного явления (идея мира) и абсолютное единство всех предметов мышления вообще (идея Бога). Эти идеи соответственно составляют предметы рациональной психологии, космологии и теологии, но поскольку в этих идеях разум выходит за пределы опыта и стремится к познанию безусловного, то он впадает в неизбежные иллюзии и противоречия. Поэтому основной задачей трансцендентальной диалектики Кант считает критику этих иллюзий в форме опровержения паралогизма, антиномии и идеала чистого разума, т.е. опровержения традиционных метафизических доказательств бытия Бога, свободы и бессмертия души. Вместе с тем идеи чистого разума могут иметь «полезное» применение в качестве регулятивных принципов рассудка, расширяя его эмпирическое применение и открывая ему новые и неизвестные пути познания. Кроме того, с критикой диалектического применения чистого разума и его иллюзий Кант связывает и возможность решения «самой существенной задачи метафизики», а именно, обоснования трансцендентальной идеи свободы как «основания существования» морального закона и условия перехода от «естественных понятий к практическим», т.е. от теоретического разума к практическому или от его познавательного применения к нравственному.

В.А.Жучков

Источник:
Новая философская энциклопедия
на Gufo.me

Значения в других словарях

1. разум чистый —
   РАЗУМ ЧИСТЫЙ (лат. ratio pura, нем. reine Vernunft) — понятие, широко известное благодаря критической философии И. Канта, использовалось, однако, и ранее как в лат. (Хр. Вольф и др.), так и в нем. варианте (И.Н. Тетенс, М. Герц и др.). В лат.
   Энциклопедия эпистемологии и философии науки

Чистый разум — это… Что такое Чистый разум?

Чистый разум — философская абстракция Иммануила Канта в «Критике чистого разума». Одна из попыток указать на источник интеллекта-жизни, с целью дальнейшего анализа и конструирования интеллекта.

В разделе VII Введения «Критики чистого разума» дан список дефиниций. Приведем его отредактировав к словарному виду:

• разум — способность, дающая принципы априорного знания. Denn ist Vernunft das Vermögen, welches die Prinzipien der Erkenntnis a priori an die Hand gibt.
• чистый разум — способность, содержащая принципы безусловного априорного знания. Daher ist reine Vernunft diejenige, welche die Prinzipien, etwas schlechthin a priori zu erkennen, enthält.
• органон чистого разума — совокупность принципов, согласно которым могут быть приобретены и осуществлены все чистые априорные знания. Полное применение органона дает систему чистого разума. (Rem.: То есть определение ИИ)
• критика чистого разума — наука, исследующая чистый разум, его источники и границы. Пропедевтика к системе чистого разума. Польза критики — только отрицательна, она может служить только для очищения нашего разума и освобождения его от заблуждений. Критика еще не называется трансцендентальной философией, потому что не содержит анализ всего априорного человеческого познания. Дает перечисление всех основных понятий, составляющих чистое знание. Эта критика предпринята с целью синтеза (чистого разума). Принципы априорных понятий — принципы синтеза (интеллекта)
• трансцендентальное знание — знание, занимающееся не столько предметами, сколько нашей способностью познания предметов a priori.
• трансцендентальная философия — система понятий априори. Содержит в себе в полном объеме как аналитическое, так и априорное синтетическое знание. Система всех принципов чистого разума. Идея науки, для осуществления которой критика чистого разума должна набросать архитектонически полный план, с ручательством за полноту и надёжность. (Rem.: почему не просто «априорная философия»?) Хотя высшие основоположения морали и её основные суть априорные знания, тем не менее они не входят в т.ф. Т.ф. содержит учение об элементах и учение о методе чистого разума.
• трансцендентальная критика — имеет целью не расширение знаний, а только исправление их. Пробный камень ценности или негодности всех априорных знаний. Подготовка к органону или, если это не удалось, подготовка канона системы философии чистого разума.
• человеческое познание — источник не известен. Имеет две стороны, аспекта, ветви — чувственность и рассудок. Посредством чувственности предметы нам даются, а посредством рассудка они мыслятся. (По изданию 1915 года).

См. также

Литература

• Параллельный русский и немецкий текст с доксографией Lnk

Читать Критика чистого разума — Кант Иммануил — Страница 1

И. Кант

Критика чистого разума

Содержание

ВВЕДЕНИЕ

I. О различии между чистым и эмпирическим познанием

II. Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок никогда не обходится без них

III. Для философии необходима наука, определяющая возможность, принципы и объем всех априорных знаний

IV. О различии между аналитическими и синтетическими суждениями

V. Все теоретические науки, основанные на разуме, содержат априорные синтетические суждения как принципы

VI. Общая задача чистого разума

VII. Идея и деление особой науки, называемой критикой чистого разума

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ УЧЕНИЕ О МЕТОДЕ

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О МЕТОДЕ ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дисциплина чистого разума

ПЕРВОЙ ГЛАВЫ РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

Дисциплина чистого разума в догматическом применении

ПЕРВОЙ ГЛАВЫ РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Дисциплина чистого разума в его полемическом применении

ПЕРВОЙ ГЛАВЫ РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

Дисциплина чистого разума в отношении гипотез

ПЕРВОЙ ГЛАВЫ РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

Дисциплина чистого разума в отношении его доказательств

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О МЕТОДЕ ГЛАВА ВТОРАЯ

Канон чистого разума

КАНОНА ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

О конечной цели чистого применения нашего разума

КАНОНА ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Об идеале высшего блага как об основании для определения конечной цели чистого разума

КАНОНА ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

О мнении, знании и вере

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О МЕТОДЕ ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Архитектоника чистого разума

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О МЕТОДЕ ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

История чистого разума —————————————————————————

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ УЧЕНИЕ О НАЧАЛАХ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О НАЧАЛАХ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ЭСТЕТИКА

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЭСТЕТИКИ ГЛАВА ПЕРВАЯ

О пространстве

Метафизическое истолкование этого понятия

Выводы из вышеизложенных понятий

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЭСТЕТИКИ ГЛАВА ВТОРАЯ

О ВРЕМЕНИ

Метафизическое истолкование понятия временя

Трансцендентальные истолкование понятия времени

Выводы из этих понятий

Пояснение

Общие примечания к трансцендентальной эстетике

Общий вывод из трансцендентальной эстетики

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О НАЧАЛАХ ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ЛОГИКА

ВВЕДЕНИЕ

ИДЕЯ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЛОГИКИ

О логике вообще

О трансцендентальной логике

О делении общей логики на аналитику и диалектику

О делении трансцендентальной логики на трансцендентальную аналитику и диалектику

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЛОГИКИ ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ АНАЛИТИКИ

КНИГА ПЕРВАЯ

АНАЛИТИКА ПОНЯТИЙ

АНАЛИТИКИ ПОНЯТИЙ ГЛАВА ПЕРВАЯ

О способе открытия всех чистых рассудочных понятий

СПОСОБА ОТКРЫТИЯ ВСЕХ ЧИСТЫХ РАССУДОЧНЫХ ПОНЯТИЙ РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

О логическом применении рассудка вообще

СПОСОБА ОТКРЫТИЯ ВСЕХ ЧИСТЫХ РАССУДОЧНЫХ ПОНЯТИЙ РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

О логической функции рассудка в суждениях

СПОСОБА ОТКРЫТИЯ ВСЕХ ЧИСТЫХ РАССУДОЧНЫХ ПОНЯТИЙ РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

О чистых рассудочных понятиях, или категориях

АНАЛИТИКИ ПОНЯТИЙ ГЛАВА ВТОРАЯ

О дедукции чистых рассудочных понятий

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

О принципах трансцендентальной дедукции вообще

ДЕДУКЦИИ ЧИСТЫХРАССУДОЧНЫХ ПОНЯТИЙ РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Трансцендентальная дедукция чистых рассудочных понятий

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ АНАЛИТИКИ КНИГА ВТОРАЯ

Аналитика основоположений

ВВЕДЕНИЕ

О трансцендентальной способности суждения вообще

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О схематизме чистых рассудочных понятий

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ (ИЛИ АНАЛИТИКИ ОСНОВОПОЛОЖЕНИЙ)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Система всех основоположений чистого рассудка

СИСТЕМЫ ОСНОВОПОЛОЖЕНИЙ ЧИСТОГО РАССУДКА РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

О высшем основоположении, касающемся всех аналитических суждений

СИСТЕМЫ ОСНОВОПОЛОЖЕНИЙ ЧИСТОГО РАССУДКА РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

О высшем основоположении всех синтетических суждений

СИСТЕМЫ ОСНОВОПОЛОЖЕНИЙ ЧИСТОГО РАССУДКА РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

Систематическое изложение всех синтетических основоположений чистого рассудка

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО УЧЕНИЯ О СПОСОБНОСТИ СУЖДЕНИЯ (АНАЛИТИКИ ОСНОВОПОЛОЖЕНИЙ) ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Об основании различения всех предметов вообще на phaenoniena и noumena

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ЛОГИКИ ОТДЕЛ ВТОРОЙ

ВВЕДЕНИЕ

О трансцендентальной видимости

О чистом разуме как источнике трансцендентальной видимости

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ КНИГА ПЕРВАЯ

О ПОНЯТИЯХ ЧИСТОГО РАЗУМА

ПЕРВОЙ КНИГИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

Об идеях вообще

ПЕРВОЙ КНИГИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

О трансцендентальных идеях

ПЕРВОЙ КНИГИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

Система трансцендентальных идей

ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ КНИГА ВТОРАЯ

О диалектических выводах чистого разума

ВТОРОЙ КНИГИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ ГЛАВА ПЕРВАЯ

О паралогизмах чистого разума

ВТОРОЙ КНИГИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ДИАЛЕКТИКИ ГЛАВА ВТОРАЯ

Антиномия чистого разума

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

Система космологических идей

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Антитетика чистого разума

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

Об интересе разума в этом его противоречии

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

О трансцендентальных задачах чистого разума, поскольку безусловно должна существовать возможность их разрешения

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ПЯТЫЙ

Скептическое изложение космологических вопросов при помощи всех четырех трансцендентальных идеи

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ

Трансцендентальный идеализм как ключ к разрешению космологической диалектики

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ СЕДЬМОЙ

Критическое разрешение космологического спора разума с самим собой

АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ

Читать онлайн электронную книгу Критика чистого разума Critique of Pure Reason — Предисловие к первому изданию бесплатно и без регистрации!

На долю человеческого разума в одном из видов его познания выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой; но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят возможности человеческого разума.

В такое затруднение разум попадает не по своей вине. Он начинает с основоположений, применение которых в опыте неизбежно и в то же время в достаточной мере подтверждается опытом. Опираясь на них, он поднимается (как этого требует и его природа) все выше, к условиям более отдаленным. Но так как он замечает, что на этом пути его дело должно всегда оставаться незавершенным, потому что вопросы никогда не прекращаются, то он вынужден прибегнуть к основоположениям, которые выходят за пределы всякого возможного опыта и тем не менее кажутся столь несомненными, что даже обыденный человеческий разум соглашается с ними. Однако вследствие этого разум погружается во мрак и впадает в противоречия, которые, правда, могут привести его к заключению, что где-то в основе лежат скрытые ошибки, но обнаружить их он не в состоянии, так как основоположения, которыми он пользуется, выходят за пределы всякого опыта и в силу этого не признают уже критерия опыта. Арена этих бесконечных споров называется метафизикой {3} Метафизика (от древнегреческих μετά – после, вслед за и φυσικά – природа). Первоначально метафизикой стали называть (Андроник Родосский, Николай Дамасский) труды Аристотеля, поставленные его учениками в списке его трудов после «Физики» (и поэтому τα μετά τά φυσικά, т.е. «то, что после физики», – «Метафизика»). В дальнейшем, поскольку в «Метафизике» были собраны те сочинения Аристотеля, в которых рассматривались собственно философские проблемы (в частности, проблемы сущего, бытия, познания, начал. Сам Аристотель называл это свое сочинение «Первой философией»), слово «метафизика» стало синонимом, как мы говорим, фундаментальных проблем философии, тем самым определенная разница между ними сохранилась. Метафизика была главным образом умозрительной сферой познания идеальных сущностей и объединяла «высшие» проблемы онтологии и гносеологии, рассматривая их совершенно оторванно от более «приземленных» философских проблем. В средние века, особенно после распространения трудов Фомы Аквинского, метафизика была канонизирована и превращена в систему бесплодных догм и схем. Непродуктивность старой метафизики наиболее ярко выявилась в Новое время, в эпоху бурного развития теоретического и экспериментального естествознания и общественных наук, почему она и стала «жалкой нищенкой» наподобие гомеровской Гекубы, растерянной и беспомощной в новой ситуации после падения Трои. Сама философская мысль, однако, никогда не угасала как неустранимая сфера человеческого мышления, и уже в XVIII веке некоторые философы (Юм, французские материалисты) и историки философии стали проводить отчетливую грань между метафизикой и философией. Кант критикует схоластическую метафизику как познание, совершенно оторванное от опытного знания, так как всякая наука, находящаяся за пределами «возможного опыта», является, по Канту, пустой видимостью. Отбрасывая метафизику в старом ее понимании, Кант считает действительным ее предметом чистое априорное познание, а истинной ее задачей – исследование априорных синтетических знаний и их возможности..

Было время, когда метафизика называлась царицей всех наук, и если принимать желание за действительность, то она, конечно, заслуживала этого почетного названия ввиду большого значения своего предмета. В наш век, однако, вошло в моду выражать к ней полное презрение, и эта матрона, отвергаемая и покинутая, жалуется подобно Гекубе: modo maxima rerum, tot generis natisque potens – nunc trahor exul, inops ( Ovid., Metam.){4}Кант приводит из «Метаморфоз» Овидия (Publius Ovidius Naso, 43 до н.э. – 17 н.э.) жалобы Гекубы, жены Приама, царя разрушенной греками Трои. Гекуба вспоминает свое былое величие и счастье и оплакивает горькую участь нищей, бесправной, осмеиваемой всеми пленницы.

Недавно во всем изобильна,

Стольких имев и детей, и зятьев, и невесток, и мужа,

Пленницей нищей влачусь…

( Овидий. Метаморфозы. М.-Л.: Academia. 1937. Кн. XIII, 505, 510)..

Вначале, в эпоху догматиков, господство метафизики было деспотическим. Но так как законодательство носило еще следы древнего варварства, то из-за внутренних войн господство метафизики постепенно выродилось в полную анархию и скептики – своего рода кочевники, презирающие всякое постоянное возделывание почвы, – время от времени разрушали гражданское единство. К счастью, однако, их было мало, и они поэтому не могли мешать догматикам вновь и вновь приниматься за работу, хотя и без всякого согласованного плана. Правда, в новое время был момент, когда казалось, что всем этим спорам должен был быть положен конец некоторого рода физиологией человеческого рассудка {5} Физиология человеческого рассудка. Во времена Канта под физиологией (от древнегреческих φύσις – природа и λόγος – учение) понимали учение о природе, т.е. естествознание. В данном месте под физиологией человеческого рассудка Кант подразумевает механизм или структуру рассудка, данную английским философом XVII в. Дж. Локком в его сочинении «An Essay Concerning Human Understanding» («Опыт о человеческом разуме». См.: Дж. Локк. Избранные философские произведения. Т. 1. М., 1960). ([разработанной] знаменитым Локком) и что правомерность указанных притязаний метафизики вполне установлена. Однако оказалось, что, хотя происхождение этой претенциозной царицы выводилось из низших сфер простого опыта и тем самым должно было бы с полным правом вызывать сомнение относительно ее притязаний, все же, поскольку эта генеалогия в действительности приписывалась ей ошибочно, она не отказывалась от своих притязаний, благодаря чему все вновь впадало в обветшалый, изъеденный червями догматизм {6} Догматизм, по мнению Канта, это совокупность принципов, руководствуясь которыми философ считает, что человеческий разум, пользуясь системой определенных установленных положений, в состоянии познать всю действительность в целом. Строя на этом свою метафизику, такой философ-догматик – и это самое важное, с точки зрения Канта, – не ставит себе ни цели, ни задачи проверить познавательные возможности самогó чистого разума. Ни один догматик, утверждает Кант, никогда не ставил вопроса, возможно ли действительное познание посредством одного лишь чистого разума и каковы границы познавательных возможностей этого разума. Постановку и решение этой проблемы Кант считал основной задачей «Критики чистого разума».; поэтому метафизика опять стала предметом презрения, от которого хотели избавить науку. В настоящее время, когда (по убеждению многих) безуспешно испробованы все пути, в науке господствует отвращение и полный индифферентизм – мать Хаоса и Ночи, однако в то же время заложено начало или по крайней мере появились проблески близкого преобразования и прояснения наук, после того как эти науки из-за дурно приложенных усилий сделались темными, запутанными и непригодными.

В самом деле, напрасно было бы притворяться безразличным к таким исследованиям, предмет которых не может быть безразличным человеческой природе. Ведь и так называемые индифферентисты, как бы они ни пытались сделать себя неузнаваемыми при помощи превращения ученого языка в общедоступный, как только они начинают мыслить, неизбежно возвращаются к метафизическим положениям, к которым они на словах выражали столь глубокое презрение. Однако указанное безразличие, возникшее в эпоху расцвета всех наук и затрагивающее как раз тех, чьими познаниями, если бы они имелись, менее всего следовало бы пренебрегать, представляет собой явление, заслуживающее внимания и раздумья. Совершенно очевидно, что это безразличие есть результат не легкомыслия, а зрелой способности суждения [1]Нередко мы слышим жалобы на поверхностность способа мышления нашего времени и на упадок основательной науки. Однако я не нахожу, чтобы те науки, основы которых заложены прочно, каковы математика, естествознание и другие, сколько-нибудь заслужили этот упрек; скорее наоборот, они еще больше закрепили за собой свою былую славу основательности, а в естествознании даже превосходят ее. Этот дух мог бы восторжествовать и в других областях знания, если бы позаботились прежде всего улучшить их принципы. При недостатке таких принципов равнодушие и сомнение, а также строгая критика служат скорее доказательством основательности способа мышления. Наш век есть подлинный век критики, которой должно подчиняться все. Религия на основе своей святости и законодательстве на основе своего величия хотят поставить себя вне этой критики. Однако в таком случае они справедливо вызывают подозрение и теряют право на искреннее уважение, оказываемое разумом только тому, что может устоять перед его свободным и открытым испытанием. нашего века, который не намерен больше ограничиваться мнимым знанием и требует от разума, чтобы он вновь взялся за самое трудное из своих занятий – за самопознание и учредил бы суд, который бы подтвердил справедливые требования разума, а с другой стороны, был бы в состоянии устранить все неосновательные притязания – не путем приказания, а опираясь на вечные и неизменные законы самого разума. Такой суд есть не что иное, как критика самого́ чистого разума.

Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и определение источников, а также объема и границ метафизики на основании принципов.

Этим единственным оставшимся путем пошел я теперь и льщу себя надеждой, что на нем я нашел средство устранить все заблуждения, которые до сих пор ссорили разум с самим собой при его независимом от опыта применении. Я не уклонился от поставленных человеческим разумом вопросов, оправдываясь его неспособностью [решить их]; я определил специфику этих вопросов сообразно принципам и, обнаружив пункт разногласия разума с самим собой, дал вполне удовлетворительное решение их. Правда, ответ на эти вопросы получился не такой, какого ожидала, быть может, догматически-мечтательная любознательность; ее могло бы удовлетворить только волшебство, в котором я не сведущ. К тому же и естественное назначение нашего разума исключает такую цель, и долг философии состоял в том, чтобы уничтожить иллюзии, возникшие из-за ложных толкований, хотя бы ценой утраты многих признанных и излюбленных фикций. В этом исследовании я особенно постарался быть обстоятельным и смею утверждать, что нет ни одной метафизической задачи, которая бы не была здесь разрешена или для решения которой не был бы здесь дан по крайней мере ключ. Чистый разум и на самом деле есть такое совершенное единство, что если бы принцип его был недостаточен для решения хотя бы одного из вопросов, поставленных перед ним его собственной природой, то его пришлось бы отбросить целиком, так как он оказался бы непригодным для верного решения и всех остальных вопросов.

Говоря так, я мысленно вижу на лице читателя смешанное с презрением недовольство по поводу таких с виду хвастливых и нескромных притязаний. Между тем они несравненно скромнее, чем притязания какого-нибудь автора самой обыкновенной программы, в которой он уверяет, что доказал простую природу души или необходимость начала мира. В самом деле, такой автор берется расширить человеческое знание за пределы всякого возможного опыта, тогда как я скромно признаюсь, что это совершенно превосходит мои силы. Вместо этого я имею дело только с самим разумом и его чистым мышлением, за обстоятельным знанием которых мне незачем ходить далеко, так как я нахожу разум в самом себе, и даже обыкновенная логика дает мне примеры того, что все простые его действия могут быть вполне и систематически перечислены. Но здесь возникает вопрос, чего я могу достигнуть посредством разума, если я не прибегаю к помощи опыта и к его данным.

Это все, что мы хотели сказать относительно полного достижения каждой цели и относительно обстоятельности в достижении всех целей, вместе взятых, которые поставлены перед нами не чьим-то предписанием, а природой самого познания, составляющего предмет нашего критического исследования.

Далее, что касается формы исследования, то достоверность и ясность принадлежат к числу существенных требований, которые справедливо могут быть предъявлены автору, отваживающемуся на такое опасное начинание.

Что касается достоверности, то я сам вынес себе следующий приговор: в такого рода исследованиях никоим образом не может быть позволено что-либо лишь предполагать; в них все, что имеет хотя бы малейшее сходство с гипотезой, есть запрещенный товар, который не может быть пущен в продажу даже по самой дешевой цене, а должен быть изъят тотчас же после его обнаружения. Ведь всякое познание, устанавливаемое а priori, само заявляет, что оно требует признания своей абсолютной необходимости; тем более должно быть таковым определение всех чистых априорных знаний, которое должно служить мерилом и, следовательно, примером всякой аподиктической (философской) достоверности. Выполнил ли я в этом отношении то, за что взялся, об этом я полностью предоставляю судить читателю, так как автору приличествует только показать основания, но не высказывать свое мнение о том, какое действие они оказывают на его судей. Но для того чтобы какое-нибудь случайное обстоятельство не ослабило этого действия, пусть автору будет предоставлено право самому отмечать места, которые могли бы дать повод к некоторому недоверию, хотя они имеют отношение лишь к побочным целям; это необходимо для того, чтобы своевременно остановить то влияние, которое могли бы иметь на суждение читателя относительно главной цели даже малейшие сомнения его в этом пункте.

Я не знаю других исследований, которые для познания способности, называемой нами рассудком, и вместе с тем для установления правил и границ ее применения были бы важнее, чем исследования, проведенные мной во второй главе «Трансцендентальной аналитики» под заглавием «Дедукция чистых рассудочных понятий». Зато они и стоили мне наибольшего труда, но я надеюсь, что этот труд не пропал даром. Это достаточно глубоко задуманное исследование имеет, однако, две стороны. Одна относится к предметам чистого рассудка и должна раскрыть и объяснить объективную значимость его априорных понятий; именно поэтому она и входит в мои планы. Другая сторона имеет в виду исследование самого́ чистого рассудка в том, что касается его возможности и познавательных способностей, на которых он сам основывается, иными словами, исследование рассудка с точки зрения субъекта, и, хотя выяснение этого имеет огромное значение для поставленной мной главной цели, оно, однако, не входит в нее по существу; в самом деле, основной вопрос состоит в том, что́ и насколько может быть познано рассудком и разумом независимо от всякого опыта, а не в том, как возможна сама способность мышления. Последнее есть как бы поиски причины к данному действию, и в этом смысле оно заключает в себе нечто подобное гипотезе (хотя на самом деле это не так, и я поясню это в другом месте). Вот почему может показаться, что в данном случае я позволяю себе высказать лишь свое предположение, но тогда и читателю должна быть предоставлена свобода иметь свое мнение. Ввиду этого я должен напомнить читателю, что в случае если моя субъективная дедукция не вызовет в нем полной убежденности, на которую я рассчитываю, то все же объективная дедукция, которой я придаю здесь наибольшее значение, сохраняет всю свою силу, а для нее может быть достаточно по крайней мере то, что сказано на страницах 92 и 93{7}Соответствующее место в наст. томе см. с. 96–97 (§14)..

Наконец, что касается ясности, то читатель имеет право требовать прежде всего дискурсивной (логической) ясности посредством понятий, а затем также интуитивной (эстетической) ясности {8} Дискурсивная и интуитивная ясность. Согласно Канту, человек познает двояко: интуитивно, или непосредственно, при помощи созерцаний, или опосредствованно, с помощью понятий (рассудочное познание). В первом случае необходима наглядность, во втором случае наглядность отсутствует. Дискурсивная ясность достигается правильным применением понятий. «Дискурсивное» восходит к слову «discursus», которым средневековые логики обозначали действие рассудка, когда он, двигаясь от известного к неизвестному, строит (правильное) умозаключение. Дискурсивно, например, всякое понятие, поскольку оно образуется посредством связывания различных (известных) признаков. Поэтому дискурсивная ясность означает по существу логическую ясность, безошибочную последовательность понятий и связь их в процессе познания. посредством созерцаний, т.е. примеров или других пояснений in concreto. О ясности посредством понятий я позаботился в достаточной степени; это касалось сути моей цели, но и было случайной причиной того, что я не мог в достаточной степени удовлетворить второму, правда не столь строгому, но все же законному, требованию. На протяжении всей своей работы я почти все время колебался, как поступить в этом отношении. Примеры и пояснения казались мне всегда необходимыми, и поэтому в первом наброске они и в самом деле были приведены мной в соответствующих местах. Однако вскоре я убедился в громадности своей задачи и многочисленности предметов, с которыми мне придется иметь дело, и так как я увидел, что этот материал уже в сухом, чисто схоластическом изложении придаст значительный объем моему сочинению, то я счел нецелесообразным еще более расширить его примерами и пояснениями, которые необходимы только для популярности, между тем как мою работу нельзя было приспособить для широкого распространения, а настоящие знатоки науки не особенно нуждаются в такого рода облегчении. Такое облегчение, конечно, приятно, но здесь оно могло бы повлечь за собой нечто противоречащее поставленной мной цели. Правда, аббат Террасон{9} Террасой (Terrasson Jean, 1670–1750) – французский ученый, профессор древнегреческой философии в Коллеж де Франс, член Французской академии. Кант ссылается на немецкий перевод (Philosophie nach ihrem Einflüsse auf alle Gegenstände des Geistes und der Sitten. Halle, 1761. S. 17) его посмертно изданного труда «La Philosophie applicable ä tous les objets de l’esprit et de la raison». Paris, 1754 («Философия, применимая ко всем предметам духа и разума»). говорит: если измерять объем книги не числом листов, а временем, необходимым для того, чтобы ее понять, то о многих книгах можно было бы сказать, что они были бы значительно короче, если бы они не были так коротки. Но с другой стороны, если добиваются понятности пространного, но объединенного одним принципом целокупности спекулятивных знаний, то с таким же правом можно было бы сказать: некоторые книги были бы гораздо более ясными, если бы их не старались сделать столь ясными. В самом деле, средства, способствующие ясности, помогают пониманию отдельных частей, но нередко отдаляют понимание целого, мешая читателю быстро обозревать целое, и своими слишком яркими красками затемняют и скрадывают расчленение или структуру системы, между тем как именно от структуры системы главным образом и зависят суждения о ее единстве и основательности.

Мне представляется, что читателю должно казаться довольно заманчивым соединить свои усилия с усилиями автора, если он намерен целиком и неуклонно довести до конца великое и важное дело по предначертанному плану. Метафизика, выраженная в понятиях, которые мы здесь дадим, – единственная из всех наук, имеющая право рассчитывать за короткое время при незначительных, но объединенных усилиях достигнуть такого успеха, что потомству останется только все согласовать со своими целями на дидактический манер без малейшего расширения содержания. Ведь это есть не что иное, как систематизированный инвентарь всего, чем мы располагаем благодаря чистому разуму. Здесь ничто не может ускользнуть от нас, так как то, что разум всецело создает из самого себя, не может быть скрыто, а обнаруживается самим разумом, как только найден общий принцип того, что им создано. Полное единство такого рода знаний, а именно знаний исключительно из чистых понятий, делает эту безусловную полноту не только возможной, но и необходимой, при этом опыт или хотя бы частное созерцание, которое должно было бы вести к определенному опыту, не в состоянии повлиять на их расширение и умножение. Tecum habita et noris, quam sit tibi curta supellex (Persius) {10}Пребывай с самим собой наедине, и тогда ты узнаешь, сколь ты беден духом (ср. Сатиры Персия / Пер. Н.М.Благовещенского. СПб., 1873). Кант приводит строку из четвертой сатиры Персия (Persius, Flaccus Aulus, 34–62 н.э.), римского поэта и сатирика, проповедовавшего этику Эпикура..

Я надеюсь построить такую систему чистого (спекулятивного) разума под названием «метафизика природы». Эта система, будучи вдвое меньше по объему, должна тем не менее иметь гораздо более богатое содержание, чем предпринимаемая мной теперь критика, которой приходится в первую очередь показать источники и условия собственной возможности, и поэтому вынуждена расчистить и разровнять совершенно заросшую почву. В критике разума я жду от читателя терпения и беспристрастия судьи, а в изложении метафизики природы – доброжелательности и содействия помощника. В самом деле, как бы полно ни были изложены в критике все принципы системы, все же обстоятельность этой системы требует, чтобы в нее вошли все производные понятия, которые нельзя просто указать а priori, а до́лжно найти постепенно; кроме того, поскольку критика разума исчерпала весь синтез понятий, то в метафизике природы в дополнение к этому требуется сделать то же в отношении анализа. Но эта задача легкая и представляет собой скорее развлечение, чем труд.

Я должен здесь прибавить еще несколько слов относительно издания этой книги. Так как она начала печататься с некоторым опозданием, то я мог просмотреть только около половины корректуры, и в ней я нашел несколько опечаток, правда не искажающих смысла, за исключением опечатки на стр. 379, строка 4, внизу, где следует читать специфический вместо скептический. Антиномии чистого разума напечатаны на страницах 425-461{11}Соответствующее место в наст. томе см. с. 268–291. в виде таблицы так, что все, что относится к тезису, помещено на левой, а все, что относится к антитезису, – на правой стороне. Я сделал это для того, чтобы легче было сравнивать их между собой.

VI. Общая задача чистого разума. Критика чистого разума

VI. Общая задача чистого разума

Мы бы немало выиграли, если бы нам удалось подвести множество исследований под формулу одной-единственной задачи. Точно определив эту задачу, мы облегчили бы труд не только себе, но и каждому, кто пожелал бы удостовериться, достигли ли мы своей цели или нет. Истинная же задача чистого разума заключается в следующем вопросе: как возможны априорные синтетические суждения?

Метафизика оставалась до сих пор в шатком положении недостоверности и противоречивости исключительно по той причине, что эта задача и, быть может, даже различие между аналитическими и синтетическими суждениями прежде никому не приходили в голову. Прочность или шаткость метафизики зависит от решения этой задачи или от удовлетворительного доказательства того, что в действительности вообще невозможно объяснить эту задачу. Давид Юм, из всех философов ближе всего подошедший к этой задаче, но все же мысливший ее с недостаточной определенностью и всеобщностью и обративший внимание только на синтетическое положение о связи действия со своей причиной (principium causalitatis), пришел к убеждению, что такое положение никак не может быть априорным; согласно его умозаключениям, все, что мы называем метафизикой, сводится к простой иллюзии, ошибочно принимающей за усмотрение разума то, что в действительности заимствовано только из опыта и благодаря привычке приобрело видимость необходимости. К этому утверждению, разрушающему всякую чистую философию, он никогда не пришел бы, если бы задача, поставленная нами, стояла перед его глазами во всей ее всеобщности, так как тогда он заметил бы, что, если согласиться с его доводом, невозможна и чистая математика, без сомнения содержащая в себе априорные синтетические положения, а от такого утверждения его здравый рассудок, конечно, удержал бы его.

Решение поставленной выше задачи заключает в себе вместе с тем возможность чистого применения разума при создании и развитии всех наук, содержащих априорное теоретическое знание о предметах, т. е. ответ на вопросы:

Как возможна чистая математика?

Как возможно чистое естествознание?

Так как эти науки действительно существуют, то естественно ставить вопрос, как они возможны: ведь их существование[8] доказывает, что они должны быть возможны. Что же касается метафизики, то всякий вправе усомниться в ее возможности, так как она прежде плохо развивалась, и ни одна из предложенных до сих пор систем, если речь идет об их основной цели, не заслуживает того, чтобы ее признали действительно существующей.

Однако и этот вид знания надо рассматривать в известном смысле как данный; метафизика существует если не как наука, то, во всяком случае, как природная склонность [человека] (metaphysica naturalis). В самом деле, человеческий разум в силу собственной потребности, а вовсе не побуждаемый одной только суетностью всезнайства, неудержимо доходит до таких вопросов, на которые не могут дать ответ никакое опытное применение разума и заимствованные отсюда принципы; поэтому у всех людей, как только разум у них расширяется до спекуляции, действительно всегда была и будет какая-нибудь метафизика. А потому и относительно нее следует поставить вопрос: как возможна метафизика в качестве природной склонности, т. е. как из природы общечеловеческого разума возникают вопросы, которые чистый разум задает себе и на которые, побуждаемый собственной потребностью, он пытается, насколько может, дать ответ?

Но так как во всех прежних попытках ответить на эти естественные вопросы, например на вопрос, имеет ли мир начало или он существует вечно и т. п., всегда имелись неизбежные противоречия, то нельзя только ссылаться на природную склонность к метафизике, т. е. на самую способность чистого разума, из которой, правда, всегда возникает какая-нибудь метафизика (какая бы она ни была), а следует найти возможность удостовериться в том, знаем ли мы или не знаем ее предметы, т. е. решить вопрос о предметах, составляющих проблематику метафизики, или о том, способен или не способен разум судить об этих предметах, стало быть, о возможности или расширить с достоверностью наш чистый разум, или поставить ему определенные и твердые границы. Этот последний вопрос, вытекающий из поставленной выше общей задачи, можно с полным основанием выразить следующим образом: как возможна метафизика как наука?

Таким образом, критика разума необходимо приводит в конце концов к науке; наоборот, догматическое применение разума без критики приводит к ни на чем не основанным утверждениям, которым можно противопоставить столь же ложные утверждения, стало быть, приводит к скептицизму.

Эта наука не может также иметь огромного, устрашающего объема, так как она занимается не объектами разума, многообразие которых бесконечно, а только самим разумом, задачами, возникающими исключительно из его недр и предлагаемыми ему собственной его природой, а не природой вещей, отличных от него; в самом деле, когда разум сперва в полной мере исследует свою способность в отношении предметов, которые могут встречаться ему в опыте, тогда легко определить со всей полнотой и достоверностью объем и границы применения его за пределами всякого опыта.

Итак, мы можем и должны считать безуспешными все сделанные до сих пор попытки догматически построить метафизику. Если некоторые из них заключают в себе нечто аналитическое, а именно одно лишь расчленение понятий, a priori присущих нашему разуму, то это вовсе еще не составляет цели, а представляет собой лишь подготовку к метафизике в собственном смысле слова, а именно для априорного синтетического расширения нашего познания; расчленение не годится для этого, так как оно лишь показывает то, что содержится в этих понятиях, но не то, каким образом мы приходим a priori к таким понятиям, чтобы затем иметь возможность определить также их применимость к предметам всякого знания вообще. К тому же не требуется большой самоотверженности, чтобы отказаться от всех этих притязаний, так как неоспоримые и неизбежные при догматическом методе противоречия разума с самим собой давно уже лишили авторитета всю существовавшую до сих пор метафизику. Значительно большая стойкость будет нужна для того, чтобы трудности в нас самих и противодействие извне не воспрепятствовали нам содействовать при помощи метода, противоположного существовавшим до сих пор, успешному и плодотворному росту необходимой для человеческого разума науки, всякий произрастающий ствол которой нетрудно, конечно, срубить, но корни которой уничтожить невозможно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Критика чистого разума (Резюме)

Краткое изложение Критики чистого разума:

«Критика чистого разума», опубликованная Иммануилом Кантом в 1781 году, является одной из самых сложных структур и наиболее значительных в современной философии, совершив революцию, по крайней мере, не меньшую, чем у Декарта и его «Рассуждений о методе».

Сложность первого обзора (второй — критика практического разума, а третья — критика способности суждения) такова, что сам Кант опубликовал вводный текст, озаглавленный «Пролегомены к любой будущей метафизике».

Однако цель этой книги описывается довольно легко: метафизика — это битва, которую нужно заказывать. Кант предлагает каждому согласному, придавая новый статус разуму и новые контуры пониманию. Таким образом, критика чистого разума пытается дать ответ на вопрос: откуда я знаю? На этот вопрос, на который отвечает Кант, я могу думать об объектах метафизики (Бог, Я, мир), но не знаю в том смысле, в каком я знаю законы физики.

Анализ критики чистого разума Кант:

Кант проводит два важных различия: между априорными и апостериорными и между аналитическими и синтетическими суждениями.

Апостериорное знание — это знание, полученное на основе опыта, а априорное знание необходимо и универсально, независимо от опыта, например, наши знания по математике.

В аналитическом высказывании сказуемое содержится в понятии в подлежащем, как, например, в суждении «холостяк — это неженатый мужчина». В суммарных суждениях предикат содержит информацию, не включенную в концепт. Обычно со знанием апостериори ассоциируются синтетические суждения, априорные знания и аналитические суждения.Например, решение «все лебеди белые» является синтетическим, потому что белизна не является частью концепции «лебедь» (черный лебедь — это еще лебедь), но также апостериори, потому что мы не можем сказать, все ли лебеди белые.

Кант утверждает, что математика и научные принципы являются синтетическим априорным знанием. Например, утверждение «7 + 5 = 12» априорно, потому что это необходимая и универсальная истина, и синтетическое, потому что понятие «12» не содержится в понятии «7 + 5».

Поскольку человек способен к синтетическому знанию a priori, чистый разум может знать важные истины. Однако Кант расходится с рационалистической метафизикой, излагающей всемогущество разума, способного проникать в тайны. Напротив, Кант утверждает, что речь идет о формировании окружающей его реальности. На субъекта не только влияет мир, он активно участвует в его создании. Мы вернемся к этой коперниканской революции.

Время и пространство, согласно Канту, являются чистой интуицией нашей чувствительности, а такие физические концепции, как причинность или инерция, являются чистой интуицией нашей способности понимать.Другими словами, субъект переживает реальное, а полученная информация обрабатывается, организуется, анализируется разумом. Однако на самом деле это совокупность явлений, за которыми стоят вещи сами по себе («ноумена»). Феномен — это мир, каким он является в ноумене, мир таким, какой он есть, без наблюдателя.

После объяснения того, как синтетическое априорное знание делает возможными математику и естественные науки, Кант обращается к метафизике. Метафизика — это область чистого разума, т.е. область априорного.

Кант, рационализм и эмпиризм в критику

В «Критике чистого разума» Кант достигает синтеза рационалистической и эмпирической традиций. Рационализм, он принимает идею, что чистый разум способен к важному знанию, и эмпиризм, он допускает идею, что знание приходит в первую очередь из опыта. Таким образом, он избегает метафизических рассуждений рационалистов, не впадая в метафизический скептицизм.

Кант реализует то, что он называет коперниканской революцией в философии: то есть ниспровергнуть субъект / объект отчета, то есть спросить, что это мысль, которая воспринимает объект.Кант отрицает идею превращения ума в пустую страницу или приемник стимулов в мире. Разум не только получает информацию, он также предоставляет информацию, которая формируется. Знание — это не то, что существует во внешнем мире и затем вводится в открытый разум. Знание — это, скорее, нечто созданное умом.

Кант отличается от своих предшественников тем, что утверждает, что рационалисты чистый разум может различать форму, но не содержание реальности. Рационалисты, такие как Декарт, Спиноза и Лейбниц, размышляли о природе времени, пространства, причинности, Бога, полагая, что чистый разум имеет право находить удовлетворительные ответы на эти объекты.

Критика чистого разума открывает для метафизики третий путь, на полпути между рационализмом, который утверждает, что знает все, и эмпиризмом, который бросает вызов разуму, чтобы найти что-либо из опыта: это путь критики (или трансцендентальной философии). ), что ограничивает силу разума до повторной легитимации.

.

Критика чистого разума Иммануила Канта

«… Разум должен заново взять на себя самую трудную из всех своих задач, а именно задачу самопознания, и учредить суд, с помощью которого разум может обеспечить свои законные требования. отвергая все свои необоснованные претензии, и это не просто декретами, а согласно своим собственным вечным и неизменным законам; и этот суд есть не что иное, как критика самого чистого разума ».

Критический поворот Канта показывает, что проблема самопознания, а не метафизика, является истинным предметом первой философии.Это показывает, что не метафизика может служить мета-наукой или дисциплиной, которая может критиковать науку, чтобы различить лежащую в ее основе логическую систематичность; скорее, эту функцию может выполнять теория самопознания. Кант показывает, что только теория самопознания может определить логические принципы, с помощью которых мы можем постичь единство знания. Это, возможно, основная кантианская идея: знание едино, потому что опыт едино, и все знания основаны на принципах, которые в конечном итоге взяты из структуры опыта.

Кант делает в этой работе не меньше, чем вводит новую отправную точку для размышлений. И все же Кант предлагает здесь не «просто» другую философскую точку зрения, чтобы отбросить все остальные. Возможно, именно поэтому его философские намерения так заведомо трудно определить. Его анализ — это не позитивная доктрина, а скорее инструмент, который позволяет нам занять позицию вне и прежде всего позитивную позицию (в философии и за ее пределами) и поместить их на общую логическую карту.Это связано с тем, что его анализ дает нам возможность понять логические, структурные условия, лежащие в основе любого возможного взгляда на перспективу. Философский девиз Витгенштейна — «Я не заинтересован в строительстве здания, а в том, чтобы иметь ясный вид на основы возможных построек» — с таким же успехом может относиться и к Канту.

Критика Канта стремится объяснить от первого лица (или то, что он называет «трансцендентальной» перспективой) структурные, априорные принципы, которые делают возможным систематический характер как опыта, так и знания.В этом Кант является предшественником феноменологического подхода к описанию структуры познания. Это связано с тем, что, в отличие от эмпирического психологического анализа когнитивной структуры от третьего лица, теория Канта стремится разъяснить логику последовательного взгляда на перспективу, то есть структурные принципы, которые должны соблюдаться, если мы хотим предоставить достаточное объяснение систематического характер опыта.

Кант начинает с фундаментального факта, упускаемого из виду философами прошлого: непреодолимого факта когнитивных ограничений.Он указывает на то, что перспектива, которая стремится начать объяснение с метафизических принципов, которые считаются первичными, неизбежно порождает наиболее фундаментальный вопрос: наш конечный когнитивный аппарат достаточен для задачи понимания фундаментальных принципов независимого от мира порядка вещей. Обращение Канта к Копернику основано на простом наблюдении, что характерная структура нашего собственного разума дает нам единственный образец для вывода структуры реального.

Например, вопрос, с которого мы должны начать исследование, заключается не в том, причинно ли устроен мир сам по себе.Это потому, что ответ на этот вопрос основан на ответе на еще более фундаментальные вопросы: в какой степени действительны такие концепции, как причина? На каких интуициях, полученных из опыта, они основаны? И к каким доменам они законно применяются? Кантовский девиз — «мысли без содержания пусты, интуиции без понятий слепы» — вводит ключевой критерий для оценки значимости понятий: чтобы они получали содержание на основе интуиции, проистекающей из чувственности.Попытки докритической метафизики использовать эти концепции для описания мира, независимого от разума, терпят неудачу в этом кантианском тесте на осмысленность, поскольку при таком использовании эти концепции не могут быть наполнены никаким возможным опытом.

Прежде чем пытаться создать «Теорию всего», мы должны, следовательно, нанести на карту структуру этой конечной когнитивной системы, которая фильтрует наш доступ к реальному. Величайшее прозрение Канта заключалось в том, что именно ограничения, налагаемые процессом конструирования знания, формируют наиболее значительный фактор в определении формы любой теории мира.Поскольку наше знание структуры вещей больше ограничено структурой мысли, чем структурой вещей, мы должны строить наши парадигмы на основе предварительного анализа структуры мысли.

Философия Канта построена как опровержение Юма. Юмовский скептицизм был основан на редукционистском анализе опыта, который стремился разложить опыт на основные «атомы», а затем реконструировать его из них. Такой редукционистский подход к описанию структуры опыта заставил его усомниться в том, что какие-либо структурные принципы разума, выраженные в метафизике (например, концепции необходимой причинной связи и устойчивой субстанциальной идентичности), имеют какое-либо значение.Это привело к его печально известной неспособности объяснить систематическую структуру опыта, за исключением разрозненной совокупности фикций, синтезированных из повторяющегося «соединения» чувственных впечатлений, которое формирует в нас привычки ожидания. Согласно Юму, эти привычки, основанные на вымысле, сами по себе являются основой закономерностей, выражаемых нашими метафизическими принципами.

Кант признал, что разрушение самонадеянной, вызывающей вопросы фикции знания как пассивного отражения независимого от разума метафизического порядка, который стремился выявить Юм, означает, что мы не можем начинать с метафизического вопроса об определении рациональных принципов, которые лучше всего характеризуют структуру быть.Единственный возможный источник рациональных основ, оставшихся сейчас, — это структура опыта. Кант стремился показать ошибочность редукционистского эмпирического анализа опыта Юма. Его «Критика» пытается предложить новое описание феноменологии опыта, которое отдает должное его систематическому единству и непрерывности и может обосновать принципы разума.

Трагическая ирония, как утверждает Кант, заключается в том, что, если исходная точка эмпиризма Юма верна, объяснительная сила науки не имеет смысла.Наука теряет всякую рациональную основу. Факт научного знания показывает, что понимание опыта Юмом неверно. Кантовский «трансцендентальный метод» от первого лица обеспечивает лучшую отправную точку для описания принципов, лежащих в основе единства опыта, которые сами по себе позволяют нам рассуждать с научной точки зрения.

Этот метод предлагает нам средства для ответа на вопрос Юма: воспринимаемое «постоянное соединение» событий в чувственном опыте может дать нам знание о причинных отношениях, потому что разум оснащен априорными принципами, которые помогают структурировать и организовать чувственный опыт среди других. это наша концепция причины.Эти априорные принципы действуют как структурные условия возможности всякого опыта. Итак, дело не в том, что мы выводим обобщение причинной связи из различных чувственных переживаний, как думал Юм; скорее, никакое связное переживание мира невозможно было бы получить без структурирования, осуществляемого этими формальными принципами. Как условия для синтеза чувственных впечатлений в связное целое, они определяют горизонт нашего возможного взгляда на реальное и, таким образом, пределы нашего знания.

Структура разума определяет наш доступ к реальности; он определяет то, что мы можем зарегистрировать как реальное. Кант показывает, что настоящие инновации в геометрии, математике, естествознании и логике стали возможны только с помощью конструктивного метода, который, по сути, предполагает когнитивные синтетические априорные принципы, которые он описывает. Таким образом, разум сумел проникнуть в реальность только тогда, когда он в каждой из этих дисциплин сначала отреагировал на свою собственную структуру, а затем сформулировал идеализации на основе своего понимания своей собственной структуры, которая служила для регулирования его эмпирических исследований.Можно подумать об открытии концепции инерции, постулируя идеальную, эмпирически неосуществимую фикцию плоскости, в которой абсолютно отсутствует трение. Только в отношении таких идеализаций, постулируемых разумом как абстрактные стабильные ориентиры, мы можем измерить и разделить хаос реальности на организованное, систематическое целое. Мы сами обеспечиваем структуру, которую могут принять за нас явления.

Радикальное понимание Канта состоит в том, что результирующее систематическое целое является функцией разума в большей степени, чем функцией структуры, унаследованной от феноменов.Ибо хотя «материал» чувственного опыта действительно исходит из пассивного восприятия мира через чувственность, такое восприятие активно структурируется с самого начала разумом: во-первых, через «чистые интуиции» пространства и времени, обеспечиваемые чувствительность, которая помещает все ощущения на пространственно-временную карту (поскольку это радикальное утверждение Канта о том, что мы знаем пространство и время прежде всего как регулирующие функции познания, а не как свойства порядка вещей). Затем весь этот материал далее структурируется, помещаясь в систему отношений через категории понимания, такие как причина / следствие, субстанция / мода.Таким образом, Кант предвосхитил открытие когнитивной психологии на два столетия, показав, что наше знание порядка объектов является продуктом нашей когнитивно-перцептивной фильтрации. Однако он также разработал все его эпистемологические последствия, а именно то, что нам нужна новая теория познания, альтернатива докритическому реализму, если мы хотим быть верными этим фактам о познании.

Кант стремился предоставить модель разума, которая разъясняет принципы структурирования, определяющие форму даже простейшего чувственного опыта.Красота и сила его видения, возможно, проистекают из его умения жестикулировать к этому систематическому единству, которое, как он считал, характеризует разум. Он утверждал, что формальной логики недостаточно для характеристики единства разума; скорее, нужна более полная модель, чтобы полностью отразить нашу способность структурировать опыт. Его «трансцендентальная логика» задумана как альтернатива формальной логике, которая не абстрагируется от содержания опыта, а скорее раскрывает способ структурирования опыта во всех его формах с помощью категорий и синтетических априорных принципов.

Он утверждает, что каждая дисциплина, от логики до математики и естественных и гуманитарных наук, основана на синтетических априорных принципах, которые он описывает. Философия может стать столь же прочно обоснованной, как и науки, только если ей удастся точно охарактеризовать карту этих синтетических априорных принципов. Он считает, что разум — это «органическое единство», и что вместе эти принципы отображают это единство. Кант переопределяет надлежащий предмет метафизики в формальных, логических терминах, как изучение единства разума и принципов, которые предполагаются наиболее унитарной точкой зрения, которую мы можем принять на основе нашего опыта:

«Метафизика…. это не что иное, как систематически упорядоченный перечень всего, чем мы обладаем по чистой причине. Здесь ничто не может ускользнуть от нас, потому что то, что разум полностью порождает из себя, не может быть скрыто, но обнаруживается самим разумом, как только общий принцип разума был открыт. Совершенное единство этого вида познания и тот факт, что оно возникает исключительно из чистых понятий без какого-либо влияния, которое могло бы расширить или усилить его из опыта или даже конкретной интуиции, которые привели бы к определенному опыту, делают эту безусловную завершенность не только возможно, но также необходимо.

Возьмите домой:

— Его наиболее важным вкладом, ИМО, является его представление о трансцендентальном единстве апперцепции, которое является условием возможности переживания как систематически организованного, порождающего науку целого. Любая теория разума, в которой упускается этот ключевой компонент, столкнется с противоречиями при применении к задаче эпистемического обоснования науки.

— Кант опровергает формалистические представления о познании, показывая, что концепции индексируются по образным конструкциям, которые синтезируют восприятия.

— Кант сформировал парадигму функционализма, в рамках которой строятся исследования в современной когнитивной науке. (см .: https: //plato.stanford.edu/entries/ka …)

— Он изобрел трансцендентальную форму аргумента, которая обеспечивает альтернативу редукционистским формам объяснения, которые стремятся объяснить опыт, абстрагируя от него его « атомарные элементы », а затем приступить к его воссозданию как совокупности элементов. Трансцендентальный аргумент помогает нам начать с опыта как данного целого и объяснить его условия.

— Теория познания Канта обеспечивает лучшее опровержение позитивизма, показывая, как ее критерии значения основаны на когнитивно неосуществимой абстракции. Для Канта целое предшествует частям в познании. Познание действует как систематическое целое. Все, что может быть дано уму как чувственное данное или как факт, идентифицируется по отношению к формам понимания, которые действуют как скоординированное, систематическое целое при структурировании любого возможного опыта. Таким образом, позитивистский критерий значения, который гласит, что обоснованность теоретических построений должна оцениваться через отсылку к «твердым фактам», когнитивно нереалистичен и ставит телегу (изолированные чувственные данные) впереди лошади (функционирующие когнитивные системы).

— Отображение наших когнитивных ограничений помогает нам узнать, где у нас есть надежные основания для применения тех фундаментальных метафизических концепций, которые являются неотъемлемой частью структуры нашего разума, и где мы переступаем границы опыта и должны прекратить спекуляции.

-Эти формальные пределы предопределяют пределы возможного развития как онтологии, так и космологии.

-В конце концов, мы можем иметь только метафизику переживаемого мира, но не мира в себе.

Возможно, бесконечная лавина интерпретаций, порожденных этой работой, сама по себе является доказательством ее огромной порождающей силы для мысли.Критическая точка зрения, которую определил Кант, кажется, представляет собой узловую точку для мышления, из которой можно бесконечно возрождать философию либо посредством создания новых систем, либо посредством критики исторических систем, сравнивая их со структурными принципами человеческого познания.

Формальный анализ Канта — лучший генератор методологий. В науке Критика также сделала возможной ключевой методологический принцип современной физики, то есть теперь необходимую ссылку на позицию наблюдателя в любой формулировке физического закона.Когда Гейзенберг заявляет, что «то, что мы наблюдаем, — это не сама природа, а природа, открытая нашему методу вопрошания», он просто резюмирует первую критику Канта. После Канта структурные ограничения перспективы становятся фундаментальным фактором, с которым приходится бороться во всех наших эмпирических теориях. Кант также является концептуальным архитектором того, что впоследствии станет гуманитарными, особенно когнитивными, науками. Именно в его критическом повороте эти методологии находят свое окончательное рациональное оправдание.

Это также сделало возможным поворот в сторону «перспективизма», лежащий в основе современной художественной практики: в изобразительном искусстве, начиная, по крайней мере, с импрессионистов, и до настоящего момента, и прослеживается через разнообразное распространение медиумов в течение последнего периода. век; в литературе — саморефлексивность, которой мы дорожим в современном романе (например, Пруст, Джойс, Вульф).Парадоксально, что якобы строгий и лишенный воображения Кант стал родоначальником целых художественных линий.

В философии он заложил основы феноменологии. Было бы полезно представить Канта как отображающего один конец континуума феноменологического описания, а Мерло-Понти — другого. С одной стороны, мы получаем представление об универсалиях логики, математики и синтетических априорных принципов, которые обосновывают различные дисциплины разума и объединяют их в целостную карту человеческого знания, а с другой стороны, у нас есть все художественные попытки подтолкнуть развитие познавательной формы к большей конкретности и тем самым повысить ее «адекватность опыту».»

Кант сеет семена более радикального вопроса о разуме, наблюдаемого у Ницше и эволюционной эпистемологии. Его относительное отношение формы к перспективе хорошо сочетается с эволюционными картинами организменной природы познающего. Каждый вид предпочитает определенные механизмы, которые способствуют развитию своего выживания, и «абстрагирует» свой мир в соответствии с этими видоспецифическими предпочтениями.Наша характерная способность и предпочтение к видам когнитивных форм, которые у нас есть, является нашей характеристикой как вида, а не фактом о мире.Отсюда до радикального перспективизма Ницше всего один шаг.

Критический вопрос касается достаточности когнитивно-обоснованного реализма Канта. Можете ли вы найти формальные универсалии хотя бы здесь, в уме? Или этот последний остаток универсальности поддается дальнейшей деконструкции? Если вы ответите утвердительно на первый вопрос, у вас останется когнитивно-обоснованный реализм. Если вы ответите утвердительно на последнее, вы окажетесь в тупике релятивизма. И если вы вообще игнорируете критику Канта, как это пытается делать позитивизм, вы рискуете преследовать тень, отбрасываемую вашими когнитивными предубеждениями по всему космосу, и принимать ее за фундаментальные онтологические принципы.

Релятивизируются универсалии Канта одна за другой. Идеал «трансцендентальной критики» ушел на второй план. Вместо этого вся критика в настоящее время основывается на историцистских предположениях, которые настаивают на относительности форм к контексту. Историцистский анализ указывает на то, что кандидаты Канта в априорные структуры на самом деле являются статическими проекциями того, что было простыми чертами специфического для Запада когнитивного режима, и что они не были, как результат, универсальными и необходимыми структурными принципами разума, к которым он стремился. .В поддержку этого утверждения Кант внесет категории Аристотеля в свой трансцендентальный анализ, тем самым привнеся культурный уклон в проект идентификации априорного. Еще одним примером может служить его опора на ньютоновскую парадигму при формулировании трансцендентальных форм пространства и времени, которые, как мы теперь знаем, следует понимать релятивистски.

Это поднимает большую проблему с трансцендентальным подходом: можем ли мы когда-либо идентифицировать априори на более чем исторической основе? Похоже, что мы, как и Кант, полагаемся на мысль и науку того времени, чтобы предоставить материал для трансцендентального анализа.Есть ли способ отфильтровать исторический фактор и свести логико-феноменологический анализ к реальным основам?

Еще одно направление критики Канта исходит от теоретиков воплощенного разума. В своей «Философии во плоти» Лакофф утверждает, что эмпирические данные показывают неадекватность формальной методологии, такой как кантовская. Он утверждает, что в таком подходе отсутствуют эмпирические инструменты, необходимые для распознавания феноменологически недоступной, но причинно-следственной структуры когнитивных бессознательных механизмов, которые являются истинными детерминантами мышления.Такое несоответствие между анализом когнитивной формы от первого и третьего лица приводит таких теоретиков к утверждению о фатальной неполноте в методе от первого лица для самопонимания.

Напротив, изображения когнитивной структуры от первого и третьего лица дополняют друг друга, и любое несоответствие между ними происходит из-за нашего недостаточного понимания обоих. Такие теоретики от третьего лица фактически меняют тему. Логика основана на формальных принципах, которые нельзя свести к нейрокогнитивным принципам.Рассмотрим разницу между логическим доказательством и описанием нейронных структур, которые могут поддерживать такой процесс создания доказательства.

В конце концов, Кант предлагает лучшие аргументы в пользу того, почему описание структуры опыта от первого лица имеет логический приоритет в любой парадигме.

.

Критика чистого разума

Критика чистого разума

Иммануил Кант (1787)

Критика чистого разума.

§ II. Дисциплина чистого разума в отношении ее полемического применения.

Источник: Критика чистого разума (1787).
Версия Нормана Кемпа Смита с http://www.arts.cuhk.edu.hk/Philosophy/Kant/cpr.

Невозможность скептического удовлетворения чистого разума в его внутренних конфликтах

Сознание незнания (если в то же время это незнание
признано необходимым (должен), вместо того, чтобы закончить мои запросы,
скорее должно быть самой веской причиной нападения на них.Любое незнание — это либо незнание вещей, либо функций и ограничений.
знаний. Если мое невежество случайно, оно должно подстегнуть меня в
первое дело — на запрос догматический , касающийся вещей; в
во-вторых, на вопрос критического относительно пределов моих возможных
знание. Но что мое незнание абсолютно необходимо, и что я
следовательно, освобождение от всех дальнейших исследований, не может быть установлено эмпирически,
из наблюдения, , но только через экспертизу , критически
проведено из первоисточников наших знаний.Определение
поэтому пределы нашего разума не могут быть достигнуты за исключением априори
основания; с другой стороны, это ограничение, которое состоит лишь
в неопределенном знании невежества, которое никогда не может быть полностью
удалено, можно распознать апостериори по ссылке на то, что
возможно только через критику самого разума, это наука .
Последнее есть не что иное, как восприятие , и мы не можем сказать, насколько далеко
выводы из восприятия могут расширяться.

Если я представлю Землю, как она кажется моим чувствам, плоской поверхностью
с круговым горизонтом, я не знаю, как далеко он простирается. Но опыт
учит меня, что, как бы далеко я ни пошел, я всегда вижу перед собой пространство в
который я могу продолжить; и поэтому я знаю пределы моих фактических знаний
Земли в любой момент времени, но не в пределах всей возможной географии.
Но если я дошел до того, что знаю, что Земля — ​​это сфера, и что
его поверхность сферическая, я могу даже с небольшой части, например,
от величины градуса, чтобы знать определенно, в соответствии с
принципы априори диаметр и через него общая поверхностная
площадь земли; и хотя я не знаю, какие предметы
поверхность может содержать, я еще знаю ее пределы и степень.

Сумма всех возможных объектов нашего познания кажется нам
быть ровной поверхностью с видимым горизонтом, т.е.
постигает все это, и которое было названо нами идеей безусловного
тотальность. Эмпирически достичь этой концепции невозможно, и все попытки
определять его априори по принципу, тщетно.
Тем не менее все вопросы, поднятые нашим чистым разумом, относятся к этому
который лежит за этим горизонтом или, по крайней мере, на его границе.

Знаменитый Дэвид Хьюм был одним из тех географов человеческого разума.
которые воображают, что дали достаточный ответ на все подобные вопросы
объявив их лежащими за горизонтом человеческого разума — горизонтом
что, однако, Юм не смог определить. Его внимание особенно
был направлен на принцип причинности; и он прекрасно заметил
справедливость в том, что истинность этого принципа и даже объективная справедливость
концепции причины, не было основано на ясном понимании, то есть
по нет априори знания.Отсюда он пришел к выводу, что этот закон
не черпают свой авторитет в универсальности и необходимости, а просто
от его общей применимости в ходе опыта и своего рода
субъективной необходимости, которая возникает отсюда, которую он назвал привычкой. Из
неспособность разума установить этот принцип как необходимый закон для
приобретение всего опыта, он сделал вывод о ничтожности всех попыток
причины перейти в область эмпирического.

Данная процедура рассмотрения обоснованных фактов, и,
при необходимости, к неодобрению, можно назвать цензуры разума.Эта цензура неизбежно должна привести нас к сомнению относительно всего трансцендентного.
применение принципов. Но это только второй шаг в нашем исследовании.
Первый шаг по отношению к предметам чистого разума, который отмечает
младенчество этого факультета — догматический . Второй, который у нас есть
только что упомянутый, скептический , и это свидетельствует о том, что наше суждение
был улучшен опытом. Но третий шаг, который можно сделать
только полностью зрелым суждением, основанным на гарантированных принципах доказанной универсальности,
теперь необходимо, а именно подвергать исследованию, а не фактам разума,
но сам разум, во всей мере своих возможностей, и что касается его
склонность к чистому априори мод познания.Это не цензура
но критика разума, при этом не его настоящее ограничивает
но его определенный и необходимый ограничивает , а не его незнание в отношении
ко всем возможным вопросам определенного рода, демонстрируются из принципов,
а не просто предположение. Таким образом, скептицизм — это отдых
место для разума, в котором он может размышлять о своих догматических блужданиях
и получить некоторые сведения о регионе, в котором он находится,
может идти своим путем с большей уверенностью; но это не может быть его постоянным
местожительство.Он должен поселиться только в районе полного
уверенность, относится ли это к познанию самих предметов,
или до пределов, ограничивающих все наше познание.

Причина не должна рассматриваться как бесконечно протяженная плоскость
границы, о которых мы знаем лишь в общих чертах; это должно быть лучше
можно сравнить со сферой, радиус которой можно определить по кривизне
его поверхности, то есть природы априори синтетических утверждений —
и, следовательно, его окружность и протяженность.За пределами сферы опыта
нет объектов, которые он может познать; нет, даже вопросы относительно
такие мнимые объекты относятся только к субъективным принципам
полное определение отношений, существующих между концепциями понимания
которые лежат в этой сфере.

Мы на самом деле обладаем априори синтетических познаний,
что подтверждается существованием принципов понимания, которые
предвидеть опыт.Если кто-то не может понять возможность
эти принципы, у него могут быть причины сомневаться, действительно ли они
априори ; но он не может по этой причине объявить их невозможными,
и подтверждают недействительность шагов, которые разум мог предпринять в соответствии с их
руководство. Он может только сказать: если мы осознаем их происхождение и их подлинность,
мы должны уметь определять степень и пределы разума; но, пока
мы можем это сделать, все предложения относительно последнего — просто случайные утверждения.С этой точки зрения, сомнение в отношении всей догматической философии, исходящей от
без руководства критики хорошо обоснован; но мы не можем поэтому
отрицать способность рассуждать к построению здравой философии, когда путь
был подготовлен путем тщательного критического расследования. Все концепции
произведены, и все поднятые вопросы по чистой причине не лежат в основе
сфере опыта, но в сфере самого разума, и поэтому они должны
должны быть решены и признаны действительными или неприемлемыми этой кафедрой.Мы не имеем права отказываться от решения таких проблем на местах.
что решение может быть обнаружено только из природы вещей, и
под предлогом ограничения человеческих способностей, потому что разум
единственный создатель всех этих идей, и поэтому обязан либо установить
их достоверность или разоблачить их иллюзорную природу.

Полемика скептицизма направлена ​​против догматика,
кто создает систему философии, не изучив фундаментальных
объективные принципы, на которых оно основано, с целью установления
тщетность его замыслов и, таким образом, привела его к осознанию своего
собственные силы.Но сам по себе скептицизм не дает нам определенной информации.
что касается границ наших знаний. Все безуспешные догматические попытки
разума — это факты, которые всегда полезно подвергнуть осуждению
скептика. Но это не может помочь нам принять какое-либо решение относительно ожиданий.
какой разум желает большего успеха в будущих начинаниях; расследования
скептицизма, следовательно, не может разрешить спор о правах
и силы человеческого разума.

Юм, пожалуй, самый способный и изобретательный из всех философов-скептиков,
и его сочинения, несомненно, оказали самое сильное влияние
в пробуждении разума к тщательному исследованию его собственных сил.Это
поэтому хорошо окупит наши труды, чтобы немного обдумать курс
рассуждений, которым он следовал, и ошибок, в которые он заблудился, хотя
вступая на путь истины и уверенности.

Юм, вероятно, знал, хотя он никогда четко не развивал эту идею,
что мы действуем в суждениях определенного класса за пределами нашего представления
объекта. Я назвал такое суждение синтетическим. Что касается
способ, которым я выхожу за пределы своего представления с помощью опыта,
нет никаких сомнений.Опыт сам по себе является синтезом восприятий;
и он использует восприятие для увеличения концепции, которую я получаю
посредством другого восприятия. Но мы уверены, что способны
выйти за рамки концепции и расширить наше познание a priori .
Мы пытаемся сделать это двумя способами: либо через чистое понимание, либо через
отношение к тому, что может стать предметом опыта, или через
чистый разум по отношению к таким свойствам вещей или существования
вещей, которые невозможно представить ни в каком опыте.Этот скептический
философ не различал эти два вида суждений, как ему следовало бы
сделать, но рассматривать это увеличение представлений, и, если мы
можем так выразить себя, спонтанное зарождение понимания и
разум, независимо от пропитки опыта, поскольку в целом
невозможно. Так называемые априори принципы этих факультетов
он, следовательно, считал недействительными и воображаемыми, и считал их
ничего, кроме субъективных привычек мышления, происходящих из опыта, и
поэтому чисто эмпирические и условные правила, которым мы приписываем
надуманная необходимость и универсальность.В подтверждение этого странного утверждения
он сослался на общепризнанный принцип отношения
между причиной и следствием. Никакая способность ума не может увести нас от
понятие вещи к существованию чего-то еще; и поэтому он
полагал, что он мог сделать вывод, что без опыта у нас нет источника
из которого мы можем увеличить зачатие, и нет достаточных оснований для оправдания
при формировании суждения, которое должно расширить наше познание a priori .
Что свет солнца, падающий на кусок воска, одновременно
время тает, пока глина застывает, никакая сила разума не могла
сделать вывод из представлений, которыми мы ранее владели об этих субстанциях;
гораздо меньше закона a priori , который мог бы привести нас к такому
заключение, которое может подтвердить только опыт.С другой стороны, мы
видели в нашем обсуждении трансцендентальной логики, что, хотя мы
никогда не может сразу выйти за рамки содержания концепции, которая
дано нам, мы всегда можем полностью познать априори — в отношении,
однако к третьему члену, а именно возможному опыту — закону его связи
с другими вещами. Например, если я замечаю, что кусок воска плавится,
Я могу познать априори , что должно быть что-то (
солнечного тепла) предшествует этому закону, хотя без помощи опыта
Я не мог познать априори и определенно либо
причина от следствия или следствие от причины.Следовательно, Юм был
неправильный вывод, из случайности определения в соответствии с
к закону — случайность самого закона; и выход за рамки концепции
от предмета к возможному опыту (это априори процедура,
составляя объективную реальность концепции), он смешивал с
наш синтез объектов в реальном опыте, который, конечно, всегда
эмпирический. Таким же образом он считал принцип аффинити, который
его место в понимании и указывает на необходимую связь, поскольку
простое правило ассоциации, лежащее в подражательной способности воображения,
которые могут представлять только случайные, а не объективные связи.

Скептические ошибки этого поразительно проницательного мыслителя возникли в основном
от недостатка, общего для него с догматиками, а именно:
он никогда не проводил систематического обзора всех видов a
априори синтез осуществляется разумом. Если бы он это сделал, он
нашел бы, если взять один пример из многих, что принцип
постоянство было такого характера, и что оно, а также принцип
причинности, предвосхищает опыт.Таким образом он мог бы
описать определенные пределы априори операций
понимание и разум. Но он просто заявил, что понимание
ограничено, вместо того, чтобы показывать, каковы были его пределы; он создал генерала
недоверие к силе наших способностей, не давая нам никаких определенных
знание границ нашего необходимого и неизбежного невежества; он
исследовал и осудил некоторые принципы понимания, без
исследуя все его возможности с необходимой для критики полнотой.Он искренне отрицает определенные способности разума, но
далее, и заявляет, что это совершенно неадекватно априори
расширение знаний, хотя он полностью не исследовал все возможности
которые проживают на факультете; и таким образом судьба, которая всегда настигает скептицизм
встречает его тоже. Другими словами, его собственные заявления подвергаются сомнению, поскольку его
возражения были основаны на фактах, которые условны, а не на принципах,
которое само по себе может продемонстрировать необходимую несостоятельность всех догматических
утверждения.

Поскольку Юм не делает различия между хорошо обоснованными утверждениями
понимание и диалектические претензии разума, против которых,
однако его атаки в основном направлены, разум не чувствует себя закрытым
вне всяких попыток расширения познания априори , и
следовательно, он отказывается, несмотря на несколько проверок в том или ином квартале,
отказаться от таких усилий. Для человека естественно вооружиться, чтобы сопротивляться нападению,
и становится более упорным в решении обосновать свои претензии.
продвинутый.Но полный обзор сил разума и убежденности
отсюда вытекает, что мы обладаем ограниченным полем действия,
в то время как мы должны признать тщеславие высших требований, положит конец всем сомнениям
и спорят, и побуждает повод успокоиться, довольствуясь невозмутимым
владение своим ограниченным доменом.

Некритическому догматику, не исследовавшему сферу своего
понимание, а также определение, в соответствии с принципами, пределы
возможного познания, который, следовательно, не ведает о своих силах,
и верит, что откроет их, предприняв попытки в этой области
познания эти приступы скептицизма не только опасны, но и разрушительны.Ибо если в его цепочке рассуждений есть утверждение, которое он не может
доказать, или заблуждение, в котором он не может развиваться в соответствии с принципом,
Подозрение падает на все его заявления, какими бы правдоподобными они ни казались.

Итак, скептицизм, проклятие догматической философии, ведет нас.
к основательному исследованию понимания и причины. Когда мы
так далеко продвинулись, нам не нужно бояться дальнейших атак; за пределы
нашего домена четко обозначены, и мы не можем претендовать на
вовлечены в любые споры относительно региона, выходящего за эти пределы.Таким образом, скептическая процедура в философии не предлагает никакого решения.
проблем разума, но это прекрасное упражнение для его сил,
пробуждая его осмотрительность и указывая средства, с помощью которых он может
полностью обосновать свои претензии на свое законное владение.

.

Критика чистого разума Иммануила Канта

.