час волка — это… Что такое час волка?

этимология — Час между волком и собакой

Пора меж волка и собаки

Lorsqu’il n’est jour ne nuit, quand le vaillent berger
Si c’est un chien ou loup ne peut juger.
Baif. XIII s.

«Въ этомъ стихѣ нѣкоторые находили, ошибочно, объясненіе слову: entre chien et loup; смыслъ его однако другой: это промежутокъ времени, когда надо выпустить сторожевыхъ собакъ, такъ какъ вслѣдъ за нимъ изъ лѣса появятся волки».

Ср. Inter canem et lupum.
Ср. Dubia luce. Sideris dubiis — въ сумерки.

Пер.: сумерки — не отличить волка отъ собаки.

источник

Вопрос:
Что есть «час волка», когда он был и почему так назван? Внимательно читал Ваш ответ, а на этом «часе» «споткнулся».
Разъясните, пожалуйста, а?

Ответ:
«В неврологии есть такое неофициальное название, как «час волка».
Под «часом волка» называют промежуток времени с 4 до 5 утра, в который максимальны проявления депрессии. По всей видимости, именно в это время происходит истощение многих «защитных» нейромедиаторных систем мозга. Именно в это время пациенты с депрессией могут просыпаться (в отличие от диссомнии другого генеза, при которой нет временных закономерностей), именно в это время проявляются различные соматизированные жалобы больных.

Проводя расспрос пациентов, можно выявить тот факт, что утром (не только в «час волка») человек чувствует себя мучительно, им овладевает усталость и снижение энергии. Также любопытен тот статистически доказанный факт, что именно в «час волка» происходит наибольшее количество самоубийств».

Час волка — Kinopoisk.Ru:

«Художник в разговоре со своей супругой упоминает, что «час волка» — это время между тремя и четырьмя часами утра, когда вся на свете нечисть оживает… Час волка — это сумасшествие, это проникновение в разум художника…»

«Часом волка называют час перед рассветом».

Это всё легко гуглится.

Но самое авторитетное определение времени (вопрос о точности остаётся недопрояснённым) — у невролога и Бергмана.

источник

«Час волка» Ингмара Бергмана |, Postcriticism

Притча о любви

Моему другу Алексею Петрову посвящается

Час волка (Vargtimmen), 1968, Ингмар Бергман

Андрей Волков – о картине Ингмара Бергмана

1960-е гг. традиционно считаются наиболее мрачным, депрессивным временем в творчестве классика артхауса Ингмара Бергмана. Это десятилетие началось для мастера с «Девичьего источника» (1960), послужившего прообразом классического хоррора Уэса Крэйвена «Последний дом слева» (1972), а через него целой серии подобных фильмов о насилии и мести, вплоть до новейшей трилогии «Я плюю на ваши могилы». Апогея мрачный Бергман достиг в своём шедевре «Персона» (1966), почти безысходном творении.

Однако в отношении шведского гения всегда стоит делать оговорку, часто применяемую к его литературному аналогу Ф. М. Достоевскому. Мастер беспощадно любил людей и никогда не впадал в грех уныния, а все его кажущиеся безысходными полотна лишь свидетельствовали о глубине нравственного падения персонажей, обнажали их греховную суть, дабы человек, узрев ад внутри себя, через тернии потянулся к свету.

В творчестве Ингмара Бергмана элементы страшного кино всегда присутствовали, поскольку он часто вдохновлялся религиозной живописью и экспрессионистскими шедеврами кино. К примеру, Бергман каждый год пересматривал «Возницу» (1920) своего кинематографического учителя Виктора Шёстрема, который на закате дней сыграет в двух его фильмах. К этому же стоит добавить черты характера Бергмана, включавшие в себя мнительность и постоянные размышления о загробном мире, привитые отцом-пастором. Бергман хоть и называл себя атеистом, но для него демоны и призраки были более реальны, чем для десятков хоррормейкеров всех стран. Прежде всего, это образы страхов героев, то, что живёт внутри нас и приходит к нам во снах и видениях. Детские травмы, обиды, нереализованные мечты превращаются в демонов и терзают души людей.

Ингмар Бергман был выдающимся психологом, потому что умел анализировать самого себя. Его мемуары «Латерна Магика» с поразительной откровенностью обнажают душу этого удивительного человека, в котором словно воскрес нравственный максимализм Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Нередко главными героями Бергмана были художники, вот и «Час волка» не исключение. Конечно, это не хоррор, хоть так его определяют базы фильмов, поскольку режиссёр не ставил себе цель напугать зрителя. Это всё то же погружение в сложный, противоречивый внутренний мир главного героя Йохана Борга, который живёт в окружении демонов, и именно они являются катализатором его творчества.

Нельзя сказать, что Бергман сводит творческий акт к примитивному фрейдизму. Фильм не столько о творчестве, сколько о тех страхах и комплексах, которые отравляют всю жизнь человека, вынуждая его сражаться с им же придуманными фантомами. Бергман лишь стирает грань между сном и явью, так что в кадре демоны соседствуют с живыми людьми

и порой сложно отличить реальность от фантазии. Да и стоит ли? Устами безымянной уборщицы в позднем фильме «Двое благословенных» (1985) Ингмар Бергман говорит, что «ничего не кажется безумным внутри; только снаружи». Душевнобольные существуют в иной реальности, и их поведение не подчиняется традиционной логике. Помочь им – значит постараться понять.

Кадр из фильма “Час волка”

Это и желает сделать жена художника Альма. Её имя означает душа и неслучайно дано главной героине. Жертвенное женское начало уравновешивает суровое мужское. Любовь, по мысли Бергмана, всегда жертва. Прекрасной иллюстрацией для него было повествование Овидия о Филемоне и Бавкиде, хотя есть и японский аналог о дереве сакура. Двое становятся одним и переходят в иную, древесную, форму бытия. В то время Бергман ещё не был женат на Ингрид фон Розен, с которой обрёл то самое единение, о котором мечтал, однако именно перед съёмками «Часа волка» они познакомились. Возможно, черты Ингрид, преданно посвятившей себя мужу, нашли отражение в образе Альмы, которая также любит страдающего от демонов души Йохана, и именно её любовь не даёт художнику окончательно утонуть в адской бездне.

Как бы это ни парадоксально звучало, но почти все произведения Бергмана посвящены любви, кроме разве что редких работ, созданных ради денег. Ингмар содержал всех своих детей и порой брался за любое дело, сулившее финансовую выгоду. Режиссёр откровенно говорил и об этой практической стороне своей жизни – порой творчество вступало в противоречие с необходимостью обеспечивать свои семьи деньгами. Именно этим объясняется его поразительное трудолюбие и быстрые сроки создания фильмов. Наследие режиссёра огромно – десятки спектаклей, телефильмов, киноработ, продюсерская деятельность в рамках созданной им компании «Cinematorgraf», а также руководство театрами, от городского театра Мальмё и до главного театра Швеции Драматен.

Любовь для Бергмана универсальное чувство, не сводящееся только к отношениям мужчина-женщина. Он был сторонником аналитической психологии Карла Густава Юнга, особенно теории архетипов, которая, в разных вариациях, проявлялась во многих фильмах Бергмана. Вот и «Час волка» не исключение. Демоны, зримо представленные режиссёром как страшные фигуры, словно отголоски архетипа Тень, то есть всего того, что человек не признаёт в себе и что он загоняет глубже в подсознание. Сам Йохан – воплощённое Эго, стремящееся сохранить хрупкий внутренний мир перед действием враждебных сил подсознания. Альма – это Анима, женское начало, мягкое, сочувствующее, способное любить не благодаря, а вопреки. Идеал любви, по Бергману, это любовь родителя к ребёнку. Не получив в детстве этой любви, человек всю жизнь страдает, ища любви-защиты, но часто не находит.

Йохана в детстве запирали в наказание в чулане, где якобы жило страшное существо, и эти детские страшилки навсегда стали частью его личности. Он боится темноты, одиночества, оттого на уединённом острове повсюду ходят призраки, составляющие компанию страдающему художнику.

Ингмар Бергман весьма неохотно переходил на цветное кино, говоря, что лишь «Шёпоты и крики» (1972) много потеряли бы, будучи чёрно-белыми. А вот «Час волка», напротив, утратил бы львиную часть своей экспрессионистской атмосферы, будь он цветным. Выдающийся оператор Свен Нюквист создал кино контрастов, где статичные кадры перемежаются с тревеллингами, а причудливая игра света и тени превращает картину практически в сюрреалистический кошмар. Но такова не прихоть режиссёра, а душа человека, где демоны борются с ангелами, а свет с тьмой.

Как и произведения Ф. М. Достоевского, картины Бергмана полифоничны и открыты самым разным трактовкам. Режиссёр всегда особое внимание уделял сценарию, обдумывая будущие сцены иногда годами.

Час волка – это время глубокой ночи, с 4 до 5 утра, когда на земле особенно властвуют демоны. Режиссёр заставляет почувствовать тишину этого часа почти физически, и безмолвие на небе, наступившее как бы на полчаса, воспринимается как затишье перед бурей. Призраки разгуливают среди бела дня, что связано с собственными представлениями режиссёра о том, что самые страшные видения приходят не в ночи, а днём. Сознание Йохана медленно растворяется в ослепительно ярком свете адского костра, тишина давит, а душа страдает от травм и детских страхов, с которыми не может справиться, и лишь любовь жены удерживает художника в этом мире.

Апостол Павел в знаменитом «гимне любви» писал о превосходстве этого чувства над верой и надеждой. Бог – это и есть любовь и именно любя друг друга люди становятся ближе к создателю. Несмотря на экспрессивный видеоряд, «Час волка» является рассветом в тёмном царстве бергмановских фильмов 1960-х гг. Любовь – единственное, что способно излечить Йохана, перед ней бессильны демоны, ведь тьма боится даже крохотного огня, рассеивая мрак над очередной погибшей душой.

Актёрские работы Лив Ульман и Макса фон Сюдова гениальны, равно как и сценарий Ингмара Бергмана, таящий бездны смысла. Как и произведения Ф. М. Достоевского, картины Бергмана полифоничны и открыты самым разным трактовкам. Режиссёр всегда особое внимание уделял сценарию, обдумывая будущие сцены иногда годами. Формализм вызывал у постановщика резкое неприятие. По этой причине он негативно относился к Микеланджело Антониони и Жан-Люку Годару, зато любил классическую простоту близких ему по мироощущению Карла Теодора Дрейера и Акиры Куросавы.

Этот фильм стал предпоследней работой в кино Наймы Вифстранд (1890 – 1968), одной из лучших шведских актрис своего поколения, входившей в труппу Ингмара Бергмана ещё с 1940-х гг. А вот для Эрланда Юзефсона, наоборот, «Час волка» стал одной из первых бергмановских работ. В будущем, после переезда Макса фон Сюдова в Голливуд, Юзефсон станет новым альтер-эго мастера и сыграет значительные роли в его поздних фильмах.

«Час волка» не принадлежит к общепризнанным шедеврам шведского классика, к числу своих лучших работ не относил его также и сам автор, однако это выдающееся кинематографическое произведение, в котором экспрессионизм встречается с реализмом, как любят писать американские критики. Не имея желания снимать хоррор, постановщик создал сюрреалистический кошмар, сюжет которого максимально запутан и не имеет конца, так же как и сны. Но в то же время это притча о любви, которая не знает

ни страха, ни смерти и которую боятся демоны, так же как лёд страшится огня. В тишине любви стихают шёпоты крики, а волшебная флейта разрушает давящее молчание часа волка, позволяя человеку причаститься истины и узреть Господа сквозь тусклое стекло бытия.

Что это за метод определения времени, который использует GRRM?

Час летучей мыши, час угря и час призраков находятся где-то ночью и следуют друг за другом в порядке, упомянутом ранее.

Ночь прошла на медленных черных ногах. Час летучей мыши сменился часом угря, час угря — часом призраков.
_{Танец с драконами, драконий охотник}

Вполне вероятно, что час летучей мыши наступает либо около 22:00, либо рано утром, поскольку именно тогда король пил свои гиппокры, хотя на Малом совете после его смерти позже в ту же ночь, вероятно, это час рано ночью.

Долго кипя, конфликт вспыхнул на третий день третьей луны 129 г. н.э., когда больной, прикованный к постели король Визерис I Таргариен закрыл глаза, чтобы вздремнуть в Красной крепости высадки короля, и умер, не проснувшись. Его тело было обнаружено военнослужащим в час летучей мыши, когда у короля был обычай брать чашку гиппократа. Слуга побежал, чтобы сообщить королеве Алисент, чьи квартиры были на этаже ниже королевских.
…
Сир Кристон вернулся в Башню Белого Меча и послал своих братьев из Королевской Стражи призвать членов небольшого совета короля. Это был час совы.
…
Только пять из белых плащей были в Королевской Высадке во время смерти Визериса; Сам Сир Кристон, Сир Аррик Каргилл, Сир Рикард Торн, Сир Стеффон Дарклин и Сир Уиллис Фелл. Сир Эррик Каргилл (близнец Сира Аррика) и сэр Лорен Марбранд с принцессой Рэнирой на Драконьем камне не знали и не участвовали, когда их братья по оружию вышли в ночь, чтобы поднять членов маленького совета со своих постелей.
_{Принцесса и королева}

Из вышеприведенной информации мы также видим, что час совы бывает ночью, но, скорее всего, рано утром.

Говорят, что час призраков наступает ночью, и должно быть еще довольно поздно ночью, поскольку известно, что люди используют покров тьмы, чтобы пробираться в места в течение часа.

Когда это произошло, падение Драконьего камня заняло меньше часа. Люди, пострадавшие от Брума, открыли задние ворота в течение часа призраков, чтобы позволить Сэру Марстону Уотерсу, Тому Танглетонгу и их людям незаметно проникнуть в замок.
_{там же}

Час волка в какой-то момент слишком ночью, вероятно, около 02: 00-04: 00, поскольку Серсея использует его для посещения Хайме ночью. Это имеет смысл, потому что более вероятно, что больше людей спят, поэтому меньше шансов, что их поймают.

«Cersei.» Он говорил медленно, как человек, просыпающийся ото сна , все еще удивляющийся, где он находится. «Какой час?»
« Час волка». Его сестра опустила капюшон и поморщилась. «Возможно, утопленник». Она улыбнулась ему так сладко. «Ты помнишь, когда я впервые пришел к тебе таким образом? Это была какая-то мрачная гостиница возле Аллеи Ласок, и я надела одежду слуги, чтобы пройти мимо охранников Отца».
_{Праздник для ворон, Хайме I}

Хотя это, вероятно, ближе к 04:00, так как это незадолго до восхода солнца.

День настал. Это был час волка. Достаточно скоро солнце взойдет
_{Танец с драконами, Джон XII}

Также известно, что это самая черная часть ночи, которая, согласно ответу @ Mooz, незадолго до рассвета.

Это был час волка. Самый длинный, самый темный час ночи.
_{Ветры зимы, Барристан I}

Наконец, мы знаем о часе соловья, который наступает после часа волка, поэтому, вероятно, когда-нибудь на рассвете.

Час совы, час волка, час соловья, восход луны и закат луны, сумерки и рассветы, они шли, как пьяницы.
_{Танец с драконами, Серсея I}

Стоит отметить, что Джордж Р.Р. Мартин сказал, что он на самом деле не заботится о том, чтобы быть аккуратным с такими вещами, как размер вещей, так что это может быть принято во внимание и на время. Таким образом, вероятно, что он расплывчато со временем и не очень точен с ними, потому что он действительно не заботится об этом; вместо этого он хочет, чтобы вы сосредоточились на истории.

[Насколько велик Вестерос? Это размер Европы или даже больше?]
Я намеренно пытался быть неопределенным в таких вещах, поэтому у меня нет навязчивых фанатов с правителями, измеряющими расстояния на карте и говорящими мне, что Нед не мог добраться от X до Y за то время, как я сказал, что он это сделал.
Однако, если вы действительно должны знать, вы можете сами рассчитать расстояния. Стена длиной в сто лиг. Лига в трех милях. Иди оттуда.
Но если вы обнаружите какие-либо ошибки во время поездки, используя эту меру, пусть это будет вашим секретом.
_{Итак, Спик Мартин, Размер Вестероса}

Час волка/Vargtimmen (1968), Ingmar Bergman, 7.8/10

Час волка это час до рассвета. Это час когда большинство людей умирает и рождается. Это час когда неспящих мучают их самые страшные кошмары, когда привидения и демоны наиболее могущественны.

Что такое творчество и зачем оно человеку? В чем суть взаимоотношений художника и социума? Где грань между нормальностью и сумашедствием?

Бергман пытался разобраться скорее в себе, снимая этот фильм.

Художник Johan с женой Alm’ой вели скорее идиллическое существование вдали от всех, пока в него не вторгся социум в лице недалеко живущего барона, пригласившего их на вечеринку.

А в современном обществе наличие произведений искусства это признак определенного положения в обществе и уровня дохода, предмет купли-продажи как любой другой товар. Сластолюбивые дамочки бальзаковского возраста падки на чужую славу, дабы просто погреться в ее лучах. Следование своим чувствам выливается в скандалы как единственный результат любовных похождений, которые являются неотьемлемой частью творческой жизни. Или Johan просто слишком впечатлительный, не от мира сего, и ему показалось?

Сюжет строится на рассказах Alm’ы о их совместной жизни, воспониниях ее и Johan’а. Постепенно явь и сон переплетаются, и когда любовник музы Johan’а вне себя от ревности подходит к стене, потом идет по ней, а дальше и по потолку, совершенно игнорируя закон притяжения, то глядя на это понимаешь что так наверное сходят с ума.

Дальше события развиваются более сюреалистически, напоминая по атмосфере «Голову-ластик» Линча — дама преклонного возраста, чтобы лучше слышать музыку, решает снять шляпу, а заодно снимает и лицо, как маску, и глаза

Можно по разному это интерпритировать, например как субьективность восприятия.

В финальной сцене Johan наконец-то встречается со своей музой, которая оказывается . .. умерла? (лежит накрытая покрывалом как покойник)

Нет, не умерала? И все на потеху толпы …

8.5/10

Читать «Час волка на берегу Лаврентий Палыча (СИ)» — Боровиков Игорь — Страница 1

Игорь Боровиков

Час волка на берегу Лаврентий Палыча

Нельзя пить столько, сколько мы пьем. Нельзя. Надо пить значительно больше.

А. Максимюк. «Максимы Максимюкизма»

Пьянство – это удел люмпенизированного, оторванного от осмысленной жизни городского быдла или «ищущей» непонятно чего псевдо-интеллигенции

Александра Рожкова, врач-нарколог Санкт-Петербург

ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ

Бывают книги, всячески подчеркивающие свою принадлежность к так называемой «высокой литературе», книги с изысканными сравнениями, витиеватым синтаксисом, роскошной фразой, упивающейся собственной красотой, но в сущности, пытающейся скрыть отсутствие того, ради чего читатель и открывает книгу, – отсутствие подлинной жизни. Их встречают по одежке стиля, но провожают уже по содержанию, вернее, содержательности, откладывая книгу до лучших времен.

Но бывают и другие, внешне совсем непритязательные, как бы стесняющиеся своего появления, да и не книги вовсе, а вроде, так, написалось что-то непонятное. И не литература это вовсе, и не претендуем на нее.

А читать интересно. И жизни там хоть отбавляй, несмотря на то, что эта жизнь может показаться не слишком заслуживающей внимания.

Автор этой книги – не профессиональный литератор, хотя и филолог по образованию, переводчик и редактор. Это чувствуется по тому точнейшему словоупотреблению, которое встретит нас в этой книге.

Слова «низкие», жаргонные и даже нецензурные, соседствуют со словами

«высокими», с цитатами из Библии и классики – и автор точно знает, где чему место., и никогда не путает.

Здесь нет сквозного сюжета. Сидит человек пенсионного возраста в благополучной Канаде, на берегу реки Святого Лаврентия (а это имя для людей его поколения означает лишь одного человека, будто не было больше никого, носящего имя Лаврентий), попивает водочку и выстукивает на клавиатуре письма своему другу детства и юности, благо изобретение электронной почты дало возможность обмениваться сообщениями с ранее невиданной скоростью.

А в этих письмах он вспоминает свою жизнь, казалось бы, совершенно произвольно переходя от эпизода к эпизода, от одного времени к другому, от одного приятеля к третьему, иногда посмеиваясь, иногда горестно размышляя над ушедшей по сути жизнью и над тем, зачем же она была ему дана.

Он часто ерничает, что, как известно, первый признак натуры застенчивой и совестливой. Он абсолютно честен, не скрывая ничего из прежних похождений, не совсем изящных поступков; он из тех, для кого «уничижение паче гордости», хотя и ему бывал присущ иногда пьяный кураж и море по колено.

Он очень русский человек, попавший на склоне лет в нерусские и довольно стерильные условия. И не грязи ему не хватает, а размаха, полета, амплитуды. Потому и ностальгия, потому и окрашивается прошлое в романтические тона иногда даже против воли автора.

И что замечательно: это насквозь индивидуальное и, что греха таить, сплошь алкогольное прошлое типичного русского интеллигента оказывается таким точным слепком эпохи, таким безошибочным выражением национального характера, что книга от страницы к странице вырастает в глазах читателя, как было однажды уже в русской литературе, когда описание одной алкогольной поездки героя поднялось до уровня национальной поэмы.

Я не сравниваю таланты. Но возможно, что такую книгу мог бы написать герой Венички Ерофеева, окажись он на склоне лет на берегу реки Святого Лаврентия в Канаде, живущим на социальное пособие и вспоминающим в письмах на родину свою странную, бестолковую, но все равно единственную жизнь.

А эпоха, которая по выражению Эдуарда Лимонова была у нас

«великой», а я бы добавил – и жалкой одновременно, причем это величие и жалкость существовали абсолютно неразрывно, как блеск и нищета куртизанок, – предстает в романе Игоря Боровикова во всем многообразии фольклора, жаргона, примет и реалий быта, ритуалов и обычаев, чаще всего алкогольного характера, но эти вещи у нас понятны всем. Более же всего читателям, которым за пятьдесят. Но и более молодые, и совсем юные не смогут не почувствовать в этой книге духа эпохи, описанной с полной беспощадностью и с неизбывной любовью.

Короче говоря, я рекомендую эту книгу к прочтению. Автор – превосходный рассказчик, он и позабавит читателя, и вспомнит о давно и прочно забытом, и расскажет подробно и без всяких прикрас о том поколении новой русской эмиграции, к которому и сам принадлежит.

Возможно, последнее не всем понравится, ибо автор, проживая в стерильном и «прекрасном далеке» всегда помнит о том, что все настоящее в его жизни состоялось здесь, где он родился и прожил не самые красивые, но самые лучшие годы своей жизни.

Александр Житипский

ОТ АВТОРА

Прежде всего, хотелось бы уведомить любезного читателя, коли таковой, вдруг, объявится, что нижеследующий текст писАлся в состоянии алкогольной интоксикации самой разной степени тяжести.

Посему лиц малопьющих, не пьющих вовсе, а уж тем более пьянство на дух не переносящих, автор убедительно просит не беспокоиться и дальше этой строчки ничего не читать. А гражданам, к данной категории не относящимся, спешит официально заявить, что все без исключения описываемые здесь события и персонажи с реальной жизнью ничего общего не имеют, будучи от начала до конца плодом нетрезвой авторской фантазии. Абсолютно все, даже в случаях, когда автор утверждает обратное. Видите ли, он по гороскопу Близнец, а данный знак как раз знаменит тем, что в головах его носителей есть некий маленький рычажок. Вот сообщает вам Близнец нечто и при этом, упаси

Бог, не лжет, а искренне верит в то, что говорит. Но рычажок у него в голове – раз, и сместился. И он, не прерывая фразы, начинает доказывать совершенно обратное. Причем, опять не врет, а говорит, как ему кажется, с полной чистосердечностью.

Посему автор еще раз подчеркивает, что имеющиеся в сем опусе некоторые смутные совпадения с лицами или фактами, могущими реально существовать, являются чистейшей случайностью, и у него самого вызывают весьма неприятное удивление. Особенно с похмелья.

Вспоминается даже автору известный пример, часто приводимый учителями в советских школах пятидесятых годов о том, что если сто тысяч обезьян сто тысяч лет будут беспрерывно стучать по пишущим машинкам, то могут случайно, по чистому совпадению настучать «Войну и Мир». Вот и автор, когда заложит хорошо за воротник, так и начинает колотить по клавишам, как те сто тыщь приматов. Войну и мир, пока не настучал, но совпадения есть. Так ведь и ста тысячи лет еще не прошло. Всего каких-то шестьдесят.

Кроме всего прочего автор считает своим долгом предупредить, что текст сей содержит, увы, предостаточно ненормативной лексики, которую ему так и не удалось избежать, как ни старался. Когда размышлял он о вещах абстрактных, ну там, о добре и зле, смысле всего сущего, еще получалось, а как задумывался о собственной жизни или о судьбе российской, так само и перло с языка (вернее с клавиатуры) тудыть твою растудыть. Вот, только, где ж тут авторская вина, коли в русском языке все самые точные, ёмкие и образные выражения обязательно оказываются матерными? Прежде чем его уличать, задумайтесь-ка над тем же самым, да себя самих послушайте!

Ну, а если придет в голову читателю попрекнуть автора, мол, ничего нового он не сказал и, вообще, столько раз уже обо всех этих кухонных рассуждениях читано, перечитано, то тут опять его вины нет.

Еще в дни своей юности рассматривал как-то автор подшивку журнала

«Нива» за 1913 год и там наткнулся на такое рекламное объявление:

Всё, что в мире написано, пишется или еще только будет написано, уже давно напечатано в киевской типографии братьев Горелик.

Время страха. Ингмар Бергман в 1968‑м – Журнал «Сеанс»

Ингмар Бергман и Лив Ульман. 1968

Фильм Ингмара Бергмана «Стыд» показали шведской прессе 21 августа 1968 года, в день ввода советских войск в Чехословакию. Считается, что это предопределило все последующие споры по поводу этой драмы. Позже режиссер говорил, что выпусти он фильм на полгода позже, фокус истории был бы другим. 1968 год стал чем‑то вроде увеличительного стекла, поджигающего искусство: любое произведение немедленно должно было превратиться в актуальное высказывание.

В тот год Бергман выпустил два фильма. Оба, пусть и с оговорками, можно отнести к жанровому кино: «Час волка» — хоррор, «Стыд» — военная драма. Оба фильма — нечто вроде снов экранной пары Лив Ульман — Макс фон Сюдов, в первом случае сон сюрреалистический, дикий, ядовитый кошмар безумца, во втором — сон невыносимый.

В «Часе волка» три предисловия: предуведомление о том, что перед нами — экранизация дневника художника Йохана Борга; саундтрек со съемочной площадки под титры на темном экране; монолог героини, Альмы, которая вводит зрителя в историю. Публика должна одновременно верить в реальность происходящего — и не верить в нее. «Полезно пробудить зрителя на мгновение, чтобы потом вновь окунуть его в драму», — так Бергман объяснил этот прием.

Саму историю легче всего описать как экзистенциальный хоррор, фантасмагорию, в которой некоторые персонажи носят гофмановские имена, кошмарные видения художника, для которого творчество — это мучение, болезнь, оживающий ад. Альма мечтает, что когда‑нибудь они с Йоханом будут похожи, как все долго живущие вместе пары, старается смотреть на мир, как он, и не только видит его «демонов», но и разговаривает с ними. «Час волка» — время, когда приходят кошмары, предутренний час, когда депрессия сильнее всего. «Было время, — говорит Йохан, — когда ночи были для сна: спать, проснуться. Без страха».

«Час волка». Реж. Ингмар Бергман. 1968

Фильм изначально должен был называться «Людоеды». Работа над сценарием началась еще в 1964 году, причем, по признанию Бергмана, история была «очень личной». Шведская критика приняла фильм довольно прохладно: признавая, что сделан он блестяще, указывали на абсолютную закрытость и асоциальность картины, Бергмана сравнивали с фокусником. В Америке дела шли лучше. Роджер Эберт, например, призывал «принять» хоррор, не задавая вопросов, и тогда фильм «сработает великолепно». Он остроумно сравнил зрителя «Часа волка» со зрителем диснеевской «Белоснежки»: как «Белоснежка» требует от детей «творческого акта воображения», «отказа от недоверия», так фильм Бергмана требует того же от взрослых.

Еве, героине «Стыда» (предварительное название — «Сны о стыде»), кажется, будто все это снится кому‑то: «И это не мой сон. Чей‑то чужой, а меня загнали туда силой. Нет вокруг ничего по‑настоящему реального. Все выдумано. Как, по‑твоему, пойдут дела, когда тот, что видел нас во сне, очнется и покраснеет от стыда за свой сон?»

Кто проснется? Бог? Глава семьи? Человек, начавший войну? Автор фильма?

«Час волка». Реж. Ингмар Бергман.  1968

«Стыд», как и «Час волка», начинается с закадровых звуков — с каши из радиосигналов, выстрелов, криков. «А радио у нас сломано», — снова и снова будет повторять героиня, Ева. Это фильм о семейной паре, музыкантах, которые пытаются жить вне войны, со «сломанным радио», но у них не получается. Война приходит и на их остров. «На чьей вы стороне?» — спрашивает у них военный. — «Ни на чьей, мы музыканты». — «Вы были музыкантами. Оркестров больше нет. Значит, вам безразлично, при каком политическом режиме вы живете?» — «Нет! Но война продолжается так долго… и нам так трудно…»

Война в «Стыде» условна, это долгое, изматывающее противостояние одних и других, неважно, кого именно. Музыканты — жертвы, гражданская война требует от них стать «сочувствующими», принять какую‑нибудь сторону, а потом умереть за это. Или убить. Как ни глупо, но, когда этот фильм вышел, Бергман оказался в положении своих героев.

В «Стыде» критики искали ответ режиссера на войну во Вьетнаме. Но если в «Персоне» (1967) Бергман делает хронику самосожжения вьетнамского монаха важным эпизодом фильма, то в «Стыде» история полностью лишена конкретики, неизвестно даже, когда происходит действие. Вероятно, где‑то в будущем. Это фильм, постепенно уходящий в апокалиптический сон, фильм о том, что принять любую сторону — значит проиграть.

«Стыд». Реж. Ингмар Бергман. 1968

Первую разгромную статью в Aftonbladet написала левая журналистка Сара Лидман, к тому времени она уже бывала во Вьетнаме и издала книгу интервью «Встречи в Ханое». Она восприняла «Стыд» как поддержку проамериканских военных сил, как оправдание войны, как «мечту всех западных производителей оружия». Она возмущенно писала: «Война никогда не закончится, если никому не будет дела до ее причин». Бергман ответил ей:

«Насколько я вижу, не может быть благородной или низменной войны. Насилие, во имя чего бы оно ни совершалось, предосудительно и разрушает все человеческое».

Было еще много критики, справедливой и не очень. Фильм называли реакционистским и опасным, обвиняли в том, что «сама тема масштабнее, чем режиссер». И, наконец, вышло злое, резкое интервью француза Эрнеста Риффе с Ингмаром Бергманом. Сначала режиссер отворачивался от разговора: «Где вы находитесь с точки зрения политики?» — «Нигде. Если бы существовала партия трусливых, я бы к ней примкнул». — «Расскажите что‑нибудь о „Стыде“». — «Я не обсуждаю мои фильмы». Разъярившись, интервьюер оскорблял Бергмана, называл его ничтожеством: «Все, чего я хочу, — сказать что‑нибудь о вашем проклятом, отвратительном фильме, который я, конечно же, не смотрел, но который, по мнению многих тонко чувствующих людей, можно было бы с тем же успехом никогда и не снимать… Зачем вы продолжаете? Почему бы не сделать вместо этого что‑нибудь полезное?» — «Почему птица кричит от страха? Да, я знаю, что ответ звучит сентиментально… Если хотите, запишите весь список слов: страх, стыд, унижение, гнев, ярость, скука, удовлетворение».

Эрнест Риффе — псевдоним Бергмана, уже знакомый читателям того времени. Бергман взял «шизофреническое интервью» у самого себя, сам на себя наорал, сам себя высмеял:

«Знаете ли вы, что такое фильм? Откуда вам знать, вы же критик».

Критикам из 1968‑го «Стыд» казался апологией войны. Потом в нем увидели и признание вины за нейтралитет Швеции во Второй мировой, и автопортрет трусливого человека, и — гораздо позже — картину о разладе в семейных отношениях: это не война, это просто любовь кончилась, и мир вокруг героев подстраивается под их чувства.

Но главное, что объединяет «Час волка» и «Стыд», — тема страха. Оба эти фильма рассказывают не о внешней угрозе — аристократических вампирах‑каннибалах в «Часе волка» или гражданской войне в «Стыде», а о том, как постоянное давление, неважно, снаружи или изнутри, меняет человека, и о том, как страх делает человека фашистом. Убийцей. Не тяга к порядку, не желание силы: страх.

Ингмар Бергман и Лив Ульман на съемках фильма «Стыд».

Страх — это когда время перестает работать. «Ох, эти секунды! Как они длинны», — в «Часе волка». «А радио у нас сломано», — в «Стыде». Страх — это когда умирают, становятся пылью семейные связи. Страх — это когда ты на лодке в открытом море плывешь по отравленной воде, и до развоплощения осталось совсем немного. Страх — это когда от тебя требуют принять чью‑то сторону.

Но мы не знаем, чью. Радио у нас сломано.

Читайте также

Художественный фильм — Производство — Ингмар Бергман

Johan: Через час или около того будет светло, и тогда я смогу уснуть.

Johan: Минута может показаться вечностью. Это начинается сейчас. Десять секунд. Ох уж эти секунды. Как долго они длятся. Минута еще не истекла. О, теперь его больше нет.

Alma: Не правда ли, что все люди, прожившие вместе всю жизнь, начинают походить друг на друга? В конце концов, у них так много общего, что не только их мысли, но и их лица принимают одно и то же выражение.

Heerbrand: Меня зовут Heerbrand, аналитик. Я изучаю души и выворачиваю их наизнанку. И что я вижу? Мне вряд ли нужно вам говорить. Вы художник. Вы знаете человеческое сердце. Кто не видел ваших этюдов лица и автопортретов?

Йохан: Простите меня. Я называю себя художником из-за отсутствия лучшего имени. В моем творчестве нет ничего скрытого, кроме принуждения. Не по моей вине на меня указали как на нечто экстраординарное, пятиногого теленка, чудовище.Я никогда не боролся за то, чтобы достичь этого положения, и я не буду бороться за его сохранение. Мания величия? Да, временами я чувствовал, как это доносится до моего лба, но я думаю, что у меня иммунитет. Мне нужно только подумать о полной неважности искусства в мире, в котором мы живем, чтобы воплотить его в жизнь.

Lindhorst: Выпьем за нашего художника. Он не только гений, но и мыслитель. Благослови мою душу, я понятия не имел.

Корин фон Меркенс: Кстати, посмотрите на эту отметку. Это шрам от чужого, так сказать, наступления.Вечный источник нового волнения. Конечно, все это очень банально, но меня это вдохновляет. Этот знак не может вечно сохранять мое очарование.

Johan: Этот час самый худший. Вы знаете, как это называется?
Alma: No.
Johan: Старики называли это «часом волка». Это час, когда умирает большинство людей, когда рождается большинство детей. Сейчас к нам приходят кошмары.

Алма: Однажды вы сказали, что вам во мне нравится то, что Бог создал меня целиком.Что у меня были целые чувства и целые мысли. Вы сказали, что важно, чтобы такие люди были живы. Я подумал, что это звучит так замечательно. Я был рад. Я был неправ.

Lindhorst: Посмотрите в зеркало. Теперь ты сам, но не сам. Идеальные условия для встречи влюбленных.

Johan: Стекло разбито, но что отражают осколки? Вы можете мне это сказать?

Алма: Верно ли, что женщина, долгое время живущая с мужчиной, в конечном итоге становится похожей на этого мужчину?

Буря прерывается: Час волка (1968)

иллюстрация Тони Стелла

В восьмидесяти пяти милях от побережья Швеции находится остров Форё. С населением около 500 человек и площадью менее 45 квадратных миль, это, по словам профиля региона New York Times за 2016 год, означает «место, куда шведы отправляются (действительно) одни».

Береговая линия Форё усеяна рауком , каменными пнями, которые когда-то были величественными сводами, прежде чем на них напали стихии. Ветер и прибой будут бить арки до тех пор, пока не образуются трещины, и как только эти трещины будут там, это будет лишь вопросом времени, когда одна половина арки перестанет выдерживать себя и рухнет в море.Другая половина арки может какое-то время оставаться в вертикальном положении, но без ее поддерживающей половины она тоже рухнет, оставив после себя только rauk .

В Форе нет банка, почтового отделения или полиции. «Может быть опасно оставаться в одиночестве в стране долго», — написала Кристин Смоллвуд в своем профиле New York Times . «Одиночество — признак того, что что-то вот-вот пойдет не так, возможно, катастрофически».

И в 1968 году именно здесь Ингмар Бергман решил рассказать свою самую ужасную историю.

*

«Час волка» — это история брака, рушащегося в пустоте. Йохан и Альма (Макс фон Сюдов и Лив Ульманн, супружеская пара Бергмана) отправились в свой коттедж на удаленном острове, чтобы провести сезон, но, как мы знаем из вступительной титульной карты, Йохан уйдет задолго до окончания сезона.

Йохан — довольно известный художник, но за его профессиональным успехом скрывается бурная внутренняя жизнь. Как нам сказала Альма в прологе, поставленном прямо на камеру, у Йохана есть история беспокойства и паранойи.Он не может спать по ночам — особенно в «волчий час», в тот предрассветный час, как он объясняет, когда кошмары становятся реальностью, — и его донимают странные сверхъестественные фигуры, которых он называет «пожирателями плоти», которые навязчиво рисуют их. пока они не переполнят его альбом для рисования.

Йохан в старомодном литературном смысле слова сумасшедший. Бергман отказывается от какого-либо правильного диагноза в пользу более поэтического изображения измученного художника как сказочного персонажа. И, как и следовало ожидать от кошмара из сборника рассказов, совсем скоро безумие Йохана станет плотью.Демоны выходят из альбома Йохана и представляют себя гротескными аристократами, которые винят и обедают Альму и Йохана в своем готическом замке. Они угрожают Альме и льстят Йохану, впиваясь когтями в трещины в этом браке, пока не разорвут его на части. К концу фильма Йохан покинул Альму и отдал себя этим физическим проявлениям своего безумия и всем его соблазнительным обещаниям свободы и облегчения.

«Час волка» часто называют единственным настоящим набегом Бергмана в жанр ужасов, и сюрреалистическая истерия, ожидающая Йохана во время его кульминационного визита в замок, совершенно нервирует — женщина убирает лицо и опускает глаза в коктейльные бокалы. ; один человек идет по потолку, а другой отращивает крылья.Мне же, однако, приходят в голову страшные истории, в которых монстр теряется в доме, но здесь дом — это брак, а чудовище, сеющее хаос, — это нестабильность Йохана, гниющая гниль, порожденная его секретами и сожалениями . И такого психического монстра нельзя долго держать в страхе. Достаточно скоро «смятение вырвется наружу».

Эта линия восходит к кульминации опубликованной версии Часа Волка , включенной в книгу Бергмана 1972 года « Четыре истории»; Это говорит Альма, когда она прячется в лесу, наблюдая, как демоны Йохана разрывают его на части.Эта развязка полностью передается от страницы к экрану; в самом значительном сдвиге в тексте Бергмана есть демоны-барсуки и насмехаются над Йоханом, когда они разрывают его плоть, бросая противоречивые команды («Продолжай стоять, не бойся! Ложись, и это будет быстрее»), насмешки («Может ты понимаешь шутку? »), и тошнотворное хвастовство (« Он не может говорить, потому что я сделал из его языка фарш »). В фильме расчленение перемежается только авангардными звуковыми эффектами.

Это был правильный выбор.Демоническое пение приятно тревожит, но эти импрессионистические взрывы и вопли намного точнее; когда ваше безумие идет своим чередом, невозможно передать словами то опустошение, которое сеет в вашем уме.

*

Весной 2011 года у меня разразился беспорядок. Незадолго до моего 25-летия я впал в маниакальный эпизод с психозом. В течение недели я переходил от воющей ярости к воющей печали, действуя все более беспорядочными импульсами, поскольку мое рациональное «я» было поглощено гиперактивным идом, питаемым непрекращающейся эмоциональной потребностью и дикой силой возмездия.

Первым свидетелем моего срыва была моя девушка Кейт. Мы познакомились в колледже четырьмя годами ранее в старомодной истории, на которую даже нельзя надеяться в 21 веке: она была красивой продавщицей в школьном магазине; Я был сильно влюблен и навещал меня каждый день в течение нескольких недель, покупая вещи, которые мне не нужны, просто чтобы обменяться улыбкой и любезностями, пока я набирался смелости, чтобы представиться.

К 2011 году Кейт проводила большую часть ночей в моей квартире недалеко от Гарвардской площади, так что по мере того, как мои часы сна и мой интерес к еде уменьшились, она смотрела с нарастающим беспокойством, а когда моя хватка за реальность рухнула, она была единственной. неся на себе всю тяжесть моей процветающей паранойи.В то время как мои друзья получали тревожные телефонные звонки, и именно моя семья отвезла меня в больницу, когда стало ясно, что другого выхода нет, Кейт была рядом со мной каждое утро и вечер. Она оказалась в эпицентре бури, ей было поручено каждую ночь убеждать меня прекратить разглагольствовать достаточно долго, чтобы съесть хотя бы один кусочек, обремененная моими воинственными звонками и сообщениями в течение ее рабочего дня. И когда все вокруг начало рушиться, я наказал именно Кейта.

Я потратил годы, пытаясь вернуться к чему-то, напоминающему эмоциональное равновесие, но даже к 2015 году, когда мы с Кейт переехали в Коннектикут, чтобы она могла посещать школу медсестер, моя травма и горе были слишком грубыми, чтобы их можно было коснуться с чем-то, кроме самого краткого воспоминания.Живя часами от друзей с девушкой, которая несколько ночей в неделю работала в больнице, я обратился к кино, чтобы придать своей жизни форму. Я наелся, съедая все, что попадалось на глаза. И вот однажды ночью я обнаружил, что впервые смотрю сериал « Час волка» .

Я ничего не знал о фильме, меня просто соблазнила обложка, изображающая залитое тенями лицо, кричащее что-то вроде маниакального смеха, смертельного ужаса или и того, и другого. Мне были знакомы ужасные видения Бергмана, но поскольку они, как правило, лежали в теологической (трилогия «Безмолвие Бога») или в мозговой сфере ( Persona и The Passion of Anna , еще две истории Fårö о разрушающейся психике ), Меня соблазнило обещание мастера, лишенное всякой загадочной тонкости.Я хотел, чтобы Бергман был без перчаток.

Я забыл быть осторожным с тем, чего хотел. Час Волка поразил меня с неистовой силой, заставив задыхаться и пошатываясь, когда я изо всех сил пытался обработать историю, которая была одновременно чуждой и шокирующе знакомой. В борьбе Йохана за то, чтобы сохранить рассудок перед лицом его демонических соблазнов, я осознал, как легко я поддался своим худшим побуждениям и ужасам, которые поджидали меня, когда я сдался.

Самой болезненной была сцена, в которой демон приглашает себя в коттедж и вежливо кладет пистолет на стол между Йоханом и Альмой.Демон утверждает, что он хочет, чтобы Йохан смог защитить себя от маленькой игры острова, но метафорический смысл ясен: силы безумия предложили инструмент, чтобы окончательно разорвать любую связь с утомительными обязанностями здравомыслия.

Из всех повреждений, которые я причинил во время своего психоза, воспоминания, которые все еще болели много лет спустя, были связаны с ночью перед тем, как я был госпитализирован. Заряженный неистовой энергией падающей звезды, я принял нежную мольбу Кейт: «Ты не похож на себя, и я боюсь» — как предлог, чтобы выпустить поток гнева.Когда мое безумие вложило это оружие в мою руку, я применил его, не задумываясь. Хотя мои воспоминания о ночи оставались туманными, все же оставалось чувство, что я хотел уничтожить единственную женщину, которую когда-либо любил. А потом, как и Йохан, я сдался своему безумию, и вся обещанная им свобода оказалась ложью.

Бергман с суровой монохромной объективностью запечатлел перед моим лицом все, что случилось со мной, клубок травм, который я едва мог организовать, чтобы начать обработку.На долгие годы я буду помнить Hour of the Wolf как свое личное треснувшее зеркало. Но пройдут годы, прежде чем я смогу действительно начать исследовать тот же вопрос, который задает Йохан, когда его демоны показывают ему его разбитое лицо: «Что отражают осколки?»

*

Самым большим желанием Альмы является полное слияние своей жизни с жизнью Йохана. В одну из долгих ночей, когда она не спит, чтобы составить компанию мужу, она размышляет: «Я надеюсь, что мы стали настолько старыми, что разделяем мысли друг друга.«Это не типичный интимный союз, которого она желает; она стремится стать неотличимой от мужа даже физически.

Сидеть всю ночь — это не ее выбор. «Вы должны бодрствовать некоторое время», — рявкнул Йохан несколькими минутами ранее. «Поговори со мной, Альма». Но он прячет лицо, пока она говорит, не желая или не в силах вступить в бой. При первом просмотре я почувствовал боль Йохана. Но когда через два года я вернулся к фильму, я был поражен, увидев бессердечность этого жеста, когда муж возложил на свою жену всю тяжесть эмоционального труда ночи.

Кейт и я были женаты почти два года, когда любопытство, возможно, полумазохистское, вернуло меня в « Час Волка». Я надел его поздно ночью, когда Кейт и наш новорожденный спали наверху, и, хотя я был насторожен, я сказал себе, что уже принял на себя внутреннее воздействие. Теперь я мог посмотреть на фильм с академической точки зрения, оценить мастерство.

Я снова недооценил силу Бергмана; пленка, которая когда-то была тупым предметом, заточилась до бритвы.Возможно, это было шесть лет терапии, которые прошли между моим срывом и этим вторым просмотром, но когда я был так сосредоточен на боли Йохана, теперь я был потрясен, узнав оскорбления, которыми он избивал Альму, и ее боль в каждом место действия.

Йохан занимает так много воздуха в фильме — и часто так много кадра, как в вышеупомянутой сцене, где фон Зюдов сутулится на переднем плане, заполняя половину кадра своим лицом, а Ульманн сидит на заднем плане, скрытый в тени — что легко видеть в Альме лишь второстепенного игрока в его истории. Но когда я попытался увидеть фильм глазами Альмы, казалось, что весь сюжет был перевернут, в результате чего моменты, которые даже не оставались в моей памяти, теперь выделяются как самые важные. Я был опустошен сценой, в которой Альма усаживает Йохана со своей бухгалтерской книгой, заставляя его слушать ее тщательный отчет об их домашних покупках — если она не может найти способ увидеть мир через его мучительную перспективу, то она сможет хотя бы пригласить его в ее. И я съежился от боли и сожаления в конце сцены, когда Альма плачет, глядя на безразличие Йохана к ее жесту.

Бергман снимает эту и многие другие сцены напряженной семейной жизни пары в длинных съемках без катарсических сокращений, чтобы направить вашу эмоциональную реакцию, оставляя вас застрять в каждом мучительном эпизоде ​​любви, поддавшейся энтропии. Но, несмотря на уравновешенные визуальные эффекты, фильм сместился подо мной, чтобы отразить то, с чем я никогда полностью не считался: да, я прошел через ад во время своего психоза. Но я провел Кейт через ад вместе со мной, ведя машину навстречу катастрофе с ней в качестве беспомощного пассажира.

В конце фильма Альма мучительно отвечает на все свои вопросы, на которые нет ответа. Можно ли было предотвратить гибель Йохана, если бы она не любила его так сильно? Или если бы она любила его больше? Раньше я замалчивал эту сцену, слишком сосредоточившись на всех испытаниях, которые только что пережил Йохан, но теперь я тосковал за Альму — почему она не могла видеть себя безупречной жертвой, которой она, очевидно, была?

Когда экран потемнел, я вспомнил, как провел неделю в психушке. Я каждый день боялся зайти в телефонную будку и позвонить Кейт, будучи не в силах поверить в свою хрупкую стабильность настолько, чтобы поверить, что я не потеряю хватку и не нанесу еще больше вреда.Когда меня выписали, я открыл свой почтовый ящик и обнаружил, что он полон писем от нее; она писала мне каждую ночь, когда меня не было, даже когда она знала, что у меня нет доступа к электронной почте. Она рассказала мне, как мне больно знать, что я напугана, и пообещала, что будет рядом со мной на каждом этапе моего пути к выздоровлению. Она написала о щенке, которого привели ее друзья, чтобы отвлечь ее, и о терапевте, которого она посетила, чтобы убедиться, что у нее есть все необходимое, чтобы поддержать меня, когда я вернусь домой.

Читать письма было утешением, но и горестью.Я применил оружие, которое мои демоны прижали к моей руке, а Кейт не убежала. Как я мог снова быть достоин ее поддержки?

*

Это не то эссе, которое я ожидал написать о «Часе волка». Я не смотрел фильм в течение года, когда я начал организовывать свои мысли, веря (в том, что я теперь должен был признать циклом высокомерия), я наконец понял фильм. Моя перспектива была заблокирована.

Я ожидал, что немного сосредоточусь на одной сцене, которая вырисовывалась у меня в голове.Во время второго ночного бдения Альмы и Йохана, которое, без их ведома, является последней ночью, которую они проведут вместе, Альма бормочет: «Странно, когда море совершенно спокойно. Как-то страшно. Спустя семь лет после того, как мне поставили диагноз, я все еще рассматривал свой брак как это спокойное море — нечто, что должно быть красивым, но всегда будет определяться воспоминанием о шквале и вопросом о том, когда может наступить другой.

Когда я сел на еще один просмотр « Час волка », я почувствовал уверенность в своем понимании того, что это история брака между неустойчивым обидчиком и его беспомощной жертвой.Наконец-то я смог подойти к фильму академически. Но он снова сдвинулся подо мной, и на этот раз этот сдвиг, возможно, изменил мою жизнь.

Я ждал, чтобы почувствовать жалость к жертвам Альмы, но сцена за сценой кое-что стало ясно: я продал ее. Теперь в моем понимании не только этой истории, но и моей собственной возникла куча дыр. Я всегда задавался вопросом, почему Алма остался с Йоханом, охотно принимая его натиск. Но по мере того, как я обдумывал фильм, я пришел к выводу, что я лишил Альму ее свободы воли, что, позиционируя ее как жертву Йохана, я все еще смотрел на нее через призму его опыта, а не как на общее повествование. И мне было стыдно осознавать, что я годами делал то же самое со своей собственной женой.

Так вот, наконец прояснилась одна сцена, которая всегда казалась мне непрозрачной. Когда Альма и Йохан идут домой по скалам, потрясенные ужином в замке, сдерживаемый страх и смятение Альмы вспыхивают. Она набрасывается на Йохана и дает ему понять, что независимо от того, к какой катастрофе они движутся, она никуда не денется. Она хватает его, но ее тон скорее вызывающий, чем умоляющий, и когда она подавляется и ускользает, она уклоняется от его прикосновений.

В Four Stories взрыв Альмы изображен с недоверчивой точки зрения Йохана. «Он мгновенно понимает, — пишет Бергман, — что ее горе относится только к ней самой». Альма отстаивает свои собственные потребности, а не просто клянется ему в преданности. Она боится того, что может с ним случиться, но не меньше боится того, что может случиться с ней в процессе. Их жизни слишком взаимосвязаны, чтобы его боль не могла быть и ее, не только сочувственно, но и буквально.

Все это может показаться самоочевидным с объективной точки зрения, но потребности других людей — странное понятие, с которым нужно бороться, когда вы видите себя главным героем своего нервного срыва и интерпретируете поведение других через искажающие линзы вашей собственной точки зрения. Когда мне удалось понять эту сцену — с небольшим руководством из прозы Бергмана — в моем собственном сознании встал тупик: постоянно бичевая себя за то, что я сделал с по Кейт, я представил нашу историю как единое целое. транзакция, а не взаимодействие между двумя автономными людьми.

Теперь я увидел, что письма Кейт во время моего пребывания в психушке были для нее так же важны, как и для меня. Как она отметила в первом, с самого начала наших отношений мы говорили каждый день, независимо от того, находились ли мы в одном пространстве или были разделены половиной мира; теперь нас разделяло всего несколько миль, но меня полностью вырвали из ее жизни. Я всегда ценил эти письма как доказательство нашей любви, но до последнего просмотра « Час Волка » я так и не понял, что именно они доказали. Даже если бы она знала, что я не слышу этого, Кейт не могла лечь спать, не поговорив со мной. Когда она пообещала быть рядом со мной, пока я работаю над выздоровлением, обещанием было не то, что она поддержит меня, а то, что после всех этих лет падения все глубже и глубже мы теперь так сильно опирались друг на друга, что когда один из нас рухнул, другой тоже не выдержал.

Эта молния разрушила эссе, которое я собирался написать. Но, возможно, это только что освободило мой брак от почти десятилетия моей саморазрушительной жалости к себе.

*

Только после этого последнего просмотра я нашел время, чтобы распутать одну из странных сцен в этом страннейшем из фильмов: во время своего визита в замок демоны угощают Альму и Йохана кукольным спектаклем «Волшебная флейта». В сцене, исполняемой для Альмы и Йохана, герой, принц Тамино, делает паузу во время своего стремления спасти свою возлюбленную, прекрасную девушку Памину из плена. В одиночестве и на грани отчаяния он задает два вопроса: закончится ли эта ночь когда-нибудь? А Памина еще жива?

В своей автобиографии 1987 года, Волшебный фонарь, Бергман подробно пишет о своем непреходящем очаровании этим отрывком из оперы Моцарта. «Эти 12 тактов, — пишет он, — связаны с двумя вопросами, выходящими за пределы жизни». Спрашивая, закончится ли когда-нибудь ночь, Бергман увидел, что Моцарт борется со своим экзистенциальным ужасом, когда он начал поддаваться своей смертельной болезни. И, спрашивая, выживает ли Памина, утверждает Бергман, Тамино действительно спрашивает о самой концепции любви. Бергман считает, что вопрос заключается в следующем: «Настоящая ли любовь?» и ответ таков: «Любовь существует. Любовь реальна в мире людей ».

После выхода сериала Час волка велись споры о том, стоит ли Альма вместо Памины в расчетах Бергмана, или потерянная любовь Йохана Вероника выполняет эту роль, всегда считая само собой разумеющимся, что Йохан представляет героя-завоевателя.Лично я был шокирован, узнав, что кто-то увидит в Альме девицу, а Йохана — спасительницу. Возможно, эта идея возникла бы при моем первом просмотре, но к настоящему времени для меня не могло быть более ясным, что если кто-то в Час Волка борется с огромными шансами на спасение своей возлюбленной, то это Альма, и именно Альма имеет право задаться вопросом, достаточно ли сильна любовь, чтобы победить силы тьмы. Йохан озабочен многими вещами — в первую очередь жизнью, полной вины, сожаления и стыда, — но сила любви не часто кажется одним из них.

После ответа на вопросы Тамино демоны на мгновение оцепенели, потрясенные утверждением. Но их невозможно победить вечно. Независимо от того, насколько сильна любовь, в конечном итоге боль должна прийти. И вопрос только в том, достаточно ли этого непостоянства, чтобы превратить роман в трагедию.

*

«У меня есть теория, — сказал я недавно Кейт, — что каждая история любви — это на самом деле история ужасов». Эта мысль просочилась, пока я обдумывал все эти новые откровения, вызванные « Часом Волка». Я объяснил, что почти каждая история любви на протяжении всей жизни заканчивается тем, что один любовник хоронит другого и вынужден выживать в мире, в котором они забыли, как ориентироваться в одиночестве. «Я думаю, что самый счастливый конец любой истории любви, — заключил я, — это пожилая пара в Титанике , лежащая вместе в постели, пока корабль тонет. У них была долгая совместная жизнь, и им никогда не приходилось жить друг без друга ».

Я был так поглощен своей теорией, что мне потребовалось мгновение, чтобы заметить ее потрясенное выражение лица.«Лично, — ответила она с завидным спокойствием, — я лучше проживу несколько лет без тебя и уйду мирно, чем утону».

С этим трудно было поспорить. Кейт и мои точки зрения часто диаметрально противоположны; Я провожу дни, погруженные в шведские психодрамы полувековой давности, в то время как она проводит свои дни в больнице, помогая принести новую жизнь в мир. И когда мы видимся в конце дня, и я рассказываю ей фантазии, которые придумал в процессе работы, она не раз ахнула: «Это что у тебя в голове?»

И чем больше я об этом думаю, тем больше кажется, что именно так мы пережили нашу суматоху.Никто из нас никогда не желал мировоззрения другого. И хотя любой брак обязательно представляет собой арку, образованную двумя людьми, опирающимися друг на друга для взаимной поддержки, ни один из нас никогда не сдавался так полностью перед идеей и как единого целого, которое мы не могли бы вынести без другого. Поскольку мы поддерживаем эту меру различий между нами, избегая соблазна отказаться от нашей индивидуации, как мечтает Алма, то, если какое-то новое смятение вырвется наружу и худшее постигнет одного из нас, другой, возможно, сможет устоять. и не стать rauk , неполной оболочкой, живущей только как памятники прошлому.

Хотя нельзя быть уверенным, кажется маловероятным, что Альма избежит этой участи. К концу Часа Волка она настолько раскололась, что даже ее приговоры обрываются. Пытаясь разобраться в испытаниях, которые она пережила, она замечает: «Иногда ты полностью…»

Но она теряет нить. Она отворачивается, а затем, как раз перед тем, как окончательно потемнеть, она снова поворачивается к камере, желая положить конец своей агонии, которая, кажется, может никогда не наступить.

Amazon.com: Час Волка (Варгтиммен): Макс фон Сюдов, Лив Ульманн, Гертруда Фрид, Георг Ридеберг, Эрланд Джозефсон, Наима Вифстранд, Ульф Йоханссон, Гудрун Брост, Бертил Андерберг, Ингрид Тулин, Микаэль Рундквист, Ленн Хьорцберг, Фолке Сундквист, Агда Хелин, Мона Сейлитц, Ингмар Бергман: фильмы и телевидение

Мужчина Йохан Борг и женщина Альма переезжают жить на остров. Мужчина художник, и у него проблемы со сном. Однажды он и женщина не ложатся спать, и он рассказывает ей о людях, которых видит во сне — человеке-птице, женщине в шляпе, в конце концов он истощается и засыпает еще до рассвета.

Они привыкли жить на острове. Йохан ходит и делает несколько набросков. Альма находит его дневник под кроватью и читает его. В какой-то момент Йохан оказывается на скалистом берегу, и мальчик вступает с ним в драку, и Йохан убивает его и бросает в воду. Сон это или нет, сказать сложно. Бергман показывает эпизод, но выключает звук. Это как немое кино в остальной части фильма. Но это могло действительно случиться — мы дошли до этого эпизода, когда Йохан признавался Альме, что царапина / синяк, которые у него были, не от змеи, как он ей сказал.

Сосед, хозяин острова, приходит и приглашает Йохана и Альму к себе домой на званый обед. Еда может быть не такой уж и вкусной, но, по его словам, он может пообещать хорошее вино. Они принимают его за это. Это сюрреалистический ужин. Их угощают кукольным спектаклем, в котором Бергман, по-видимому, снял настоящего актера и заставил его выглядеть так, как будто он был марионеткой. (Умный трюк). Люди на вечеринке неявно угрожают, и не похоже, чтобы Йохан и Альма хорошо проводили время.

После этого фильм становится смесью мечты и реальности, что делает практически невозможным объяснение того, что произошло.Это напомнило мне пьесу Стиндберга «Пьеса мечты».

Мне понравился этот фильм, несмотря на то, что это был один из наименее доступных фильмов, которые я когда-либо видел. (Даже для Ингмара это было где-то там.) Но в нем была убедительная угроза, отличный внешний вид и ощущение, и эй, это определенно отличалось.

Если вы новичок в I.B. Вы можете сначала попробовать «Улыбки летней ночи» или «Дикие клубники». Если вам нравится средний период Бергмана: «Молчание», «Персона», «Страсть Анны», «Стыд» — вы, вероятно, тоже откопаете.

«Час волка»

«Час волка» — первый и единственный фильм ужасов режиссера Ингмара Бергмана, но, несмотря на его набег на такой жанр, это не один из его наиболее доступных фильмов. Это не так непостижимо, как некоторые из его других работ, но, как часть [[ASIN: B0000YEEHG Persona]], это далеко не самая прямолинейная часть его кинопроизводства. В обсуждениях лучших работ шведского мастера этот фильм обычно не упоминается и не должен упоминаться, но его влияние неоспоримо и, безусловно, не похоже ни на один фильм Бергмана, который я когда-либо видел.

Фильм представляет собой правдивую историю, основанную на дневниках художника Йохана Борга (Макс фон Зюдов) и рассказах его жены Альмы (Лив Ульман). Фильм открывается и заканчивается тем, что Альма говорит прямо в камеру, а детали исчезновения Йохана показаны в воспоминаниях. Поскольку ретроспективный кадр является средством повествования, наблюдается нелинейное развитие и поток сцен дезориентируют зрителя так же, как ситуации, вероятно, дезориентируют Йохана, к которому часто подходят люди, которых он считает демонами.Большинство из этих людей собираются в соседнем замке, куда Йохана и Альму приглашают на обед, и Йохану становится известно, что его бывшая возлюбленная Вероника Фоглер будет в гостях. Несмотря на 90-минутное время работы, «Час волка» содержит множество тем и идей, которые зрители могут обработать за такой короткий промежуток времени.

«Час волка» называют психологическим триллером, но он сложнее, чем предполагает этот штамп. Сложно не только в представленной истории, но и в том, как она представлена.Есть сцены, которые движутся со скоростью улитки, в то время как другие, такие как сцена утопления, мгновенно привлекают ваше внимание. Бергман преуспел в этом жанре благодаря сюрреалистическим образам и использованию пронзительной музыки Ларса Йохана Верле и ярких черно-белых фотографий Свена Нюквиста с большим эффектом. Даже молчание в этом фильме наполнено неизбывной жуткостью. Особенно интересно отметить использование Нюквистом тени, которое создает одни из самых запоминающихся изображений.

Макс фон Сюдов идеально подходит для роли медленно разворачивающегося Йохана, и, особенно учитывая время, когда он был сделан, это смелое выступление.Ульман играет тихо, нежно, и ее заключительный монолог, снятый крупным планом, является одним из самых запоминающихся моментов, а также одним из самых нежных.

Сильно под влиянием немого кино, влияние «Часа волка» можно увидеть на всех, от Полански (в частности, «Ребенка Розмари») до Скорсезе («Остров проклятых») и многих других, но «Час волка» сложно переварить. , одновременно утомительно и увлекательно. Даже в этом случае он остается у вас в голове, и это фильм, который я определенно собираюсь пересмотреть в один прекрасный день.Иногда лучшие фильмы — это те, которые не сразу привлекают вас и не торопятся, чтобы медленно подкрасться к вам. Фильм Бергмана временами сбивает с толку, и его трудно проглотить, но так же трудно забыть.

Сорт: B-

Час Волка (1968)

«Согласно древним римлянам, Час Волка означает время между ночью и рассветом, незадолго до прихода света, и люди считали, что это было время, когда демоны обладали повышенной силой и жизненной силой, час, когда большинство людей умирало и большинство детей рождались, и когда кошмары приходили к одному. «

Подготавливая почву для того, что последует за этим зловещим вступлением, фильм Ингмара Бергмана 1968 года« Час волка »(шведское название: Vargtimmen ), вероятно, ближе всего режиссер когда-либо подходил к созданию фильма ужасов, пересекающего в царство сверхъестественного. С интригующим приемом кадрирования, когда Альма Борг (Лив Ульманн), жена художника Йохана Борга (Макс фон Зюдов), рассказывает невидимому интервьюеру странное исчезновение ее мужа и то, что к нему привело. к нему основное повествование фильма разворачивается с точки зрения Йохана, пока Альма читает его дневник.

Живя в уединении на побережье пустынного острова, Йохан и его беременная жена начинают испытывать всепоглощающие чувства страха и опасений, вызванные повторяющимися кошмарами Йохана и страхом перед темнотой. Даже его жена начинает видеть призраки, которые могут существовать, а могут и не существовать. Когда одна из них, пожилая женщина, предлагает Альме прочитать дневник ее мужа, который он прячет под кроватью, она узнает о предыдущей любовнице, Веронике Фоглер (Ингрид Тулин), которая снова входит в его жизнь, когда его социально известные соседи приглашают ей, чтобы навестить их. Это тревожное развитие событий вместе с серией странных инцидентов, навязчивых видений и творческих разочарований доводят Йохана до грани безумия, в то время как его жена пытается, но не может облегчить его мучительное состояние.

Намного ближе по тону к его мрачным психологическим драмам начала шестидесятых ( Сквозь темное стекло [1961], Молчание [1963]), Час волка был первым фильмом из трилогии, в которой снялась Макс фон Зюдов — альтер-эго режиссера; два других фильма — Стыд (1968) и Страсти Анны (1969).Через художника Йохана Борга Бергман может обратиться к своим собственным чувствам тревоги и изоляции как художник, а также к своим слабым отношениям с обществом. В какой-то момент Йохан даже признается: «Я называю себя художником из-за отсутствия лучшего имени. В моем творчестве нет ничего подразумеваемого, кроме принуждения. Не по моей вине на меня указали как на нечто экстраординарное, теленка с пять ног, чудовище «.

В конце концов, Час волка — это готическая и тревожная медитация, которая часто непостижима по своему смыслу, хотя большая часть фильма работает исключительно на силе его образов — человек, который внезапно поднимается по стене и на потолок — старая старуха, которая вынимает глаза, помещает их в стаканы с водой, а затем слезы с ее лица, молодой полуобнаженный мальчик, который нападает на Йохана, когда он ловит рыбу, его забивают до смерти и бросают в море, где он труп парит как призрак прямо под поверхностью. И отсылки к птицам изобилуют на протяжении всего фильма, от похожих на клюв, хищных черт зловещей Аркивари Линдхорст (Георг Ридеберг) до обдуваемой ветром стирки, которая звучит, как взмахи крыльев на ветру.

Бергман также признал, что версия Тода Браунинга « Дракула » (1931) с Белой Лугоши оказала большое влияние на фильм. Даже поведение и внешний вид соседей Йохана по замку кажутся прямо из романа Брэма Стокера; то, как они с жадностью собираются вокруг художника на званом обеде, наводит на мысль, что вампиры приближаются, чтобы убить.Еще одним источником вдохновения была опера Моцарта Волшебная флейта , и в одном из эпизодов гости ужина собираются, чтобы посмотреть представление кукольным театром музыкального отрывка из спектакля Волшебная флейта , за исключением того, что исполнитель вовсе не марионетка, а миниатюрный человек. Hour of the Wolf полон дезориентирующих фокусов с легкостью, подобными этой, и часто кажется, что он больше связан с миром кошмаров, чем с реальностью.

Первоначально Бергман планировал снять Час Волка несколькими годами ранее, но отказался от сценария (тогда он назывался Каннибалы ), когда заболел пневмонией, и отложил его.Позже он вернулся в него в 1966 году, когда жил на своем уединенном острове Фаро. «Демоны приходили ко мне и будили меня, а они стояли там и говорили со мной», — сказал Бергман.

Фильм частично снимался на месте в Ховс Халлар, скалистом прибрежном районе на юго-западе Швеции, который Бергман ранее использовал для вступительной сцены фильма Седьмая печать (1957). Лив Ульманн, которая в то время открыто жила с Бергманом, родила ему дочь Линн во время съемок фильма Час волка .Хотя они никогда не были женаты, пара вместе сняла в общей сложности десять фильмов, в том числе Face to Face [шведское название: Ansikte mot ansikte, 1976], который принес Ульманну номинацию на премию «Оскар» за лучшую женскую роль.

Одним из самых ярких атрибутов Hour of the Wolf является поразительная черно-белая кинематография Свена Нюквиста, хотя опытный оператор столкнулся с несколькими творческими проблемами на протяжении всего повествования, такими как сцена беседы на званом обеде, где камера кружится вокруг стола, останавливаясь на каждого человека на мгновение, прежде чем полететь, как птица, к следующему. Макс фон Зюдов вспомнил эту сцену, сказав: «Бергман хотел провести весь разговор за обеденным столом — все за один дубль. Его идея заключалась в том, чтобы дать актерам что-то вроде непрерывности в исполнении, которое вы получаете в живом театре. Свен Нюквист … сидел перед нами, и стол, за которым мы сидели, частично окружал его. Я помню абсолютную точность Нюквиста в его технике панорамирования … потому что, когда вы перемещаетесь с одного лица на другое так быстро, как он должен был это делать , очень сложно останавливать каждую кастрюлю в тот момент, когда у вас есть идеальная композиция на каждого человека.

В то время как многие критики сочли Час волка одной из меньших работ Бергмана, у фильма были свои чемпионы. Роджер Эберт из Chicago Sun-Times писал: «… если мы позволим изображениям ускользнуть мимо» врата логики и проникнуть на более глубокие уровни нашего разума, и если мы примем ужасную историю Бергмана вместо того, чтобы подвергать ее сомнению, Час волка работает великолепно. Однако проволока, по которой она идет, настолько хрупкая, что малейшая враждебность со стороны публики может подтолкнуть ее к мелодраме.Но это не так. Если вы пойдете посмотреть его, посмотрите его на условиях Бергмана ». Подобным же образом прокомментировала Рената Адлер из New York Times :« … немыслимо для тех, кто серьезно интересуется кино, не смотреть его ». фильм получил награду за лучшую режиссуру Национального общества кинокритиков и премию Ульманн за лучшую женскую роль от Национального совета по обзору.

Что касается смысла фильма, Бергман, вероятно, выразил его лучше всего, когда высказал следующее мнение: «Я думаю, что чрезвычайно важно, чтобы искусство изобличало унижение, это искусство показывало, как люди унижают друг друга, потому что унижение — один из самых ужасных товарищей человечества, и вся наша социальная система в огромной степени основана на унижении…законы, исполнение приговоров … своего рода школьное образование … Я испытал … религию, приверженцами которой мы официально себя исповедуем.

Производитель: Ларс-Ове Карлберг
Директор: Ингмар Бергман
Сценарий: Ингмар Бергман
Кинематография: Свен Нюквист
Художник-постановщик: Марик Вос-Лунд
Музыка: Ларс Йохан Верле
Монтажер: Улла Риге,
В ролях: Макс фон Сюдов (Йохан Борг), Лив Ульманн (Альма Борг), Гертруда Фрид (Коринн фон Меркенс), Георг Ридеберг (Линдхорст, архивист), Эрланд Йозефсон (барон фон Меркенс), Наима Вифстранд (Старая дама в шляпе), Ульф Йоханссон (терапевт Хеербранд), Гудрун Брост (Gamla Fru von Merkens), Бертил Андерберг (Эрнст фон Меркенс), Ингрид Тулин (Вероника Фоглер).
BW-90m.

Джефф Стаффорд

ИСТОЧНИКИ:
Ингмар Бергман Питер Коуи
Ингмар Бергман Лицом к лицу на www.ingmarbergman.se
Бергман на Бергмане
www.afi.com
IMDB

Экран: Где сходятся кошмары: Бергман помещает духов в «Час волка»

Час волка — это тот час ночи, когда большинство фантомов находятся на свободе и нарастают страхи перед неизвестным, и в «Часе волка», который начался вчера на 34-й улице Востока Ингмар Бергман снова берет на себя, как он это сделал в «Персоне», власть безумия или молчания одного человека над другим. Молчание, особенно среди существ (например, Бога), населявших собственные миры, не предлагая им ключа, долгое время занимало Бергмана. На этот раз он заполняет экран несколькими своими собственными видениями, некоторые из которых — особенно 216-летняя женщина с зонтиком — довольно очаровательны. Другие отвратительны или устрашающи. А потом сам молчит, или хотя бы только ставит вопрос, существуют эти персонажи или нет. Фильм начинается с черного экрана, а заголовки рассказывают, о чем он.(Письменное слово становится все более и более важным в фильмах, поскольку оно приучает глаз к случайному перемещению по экрану вместо того, чтобы быть пассивно восприимчивым к нему.) История касается художника Макса фон Зюдова, который идет со своей беременной женой в гостиницу. хижина на острове — где он сходит с ума и исчезает, оставив свой дневник. Жена, которую играет Лив Ульманн, остается на острове и — в очень длинном монологе, обращенном непосредственно к аудитории, — продолжает рассказ, где названия заканчиваются. Затем начинается фильм о времени, проведенном вместе.Рассудок фон Сюдова разрушается под давлением старой эротической одержимости, реальных или воображаемых воспоминаний об убийстве маленького мальчика, безграничной бестактности некоторых реальных или воображаемых персонажей в соседнем замке и демонов, которые — когда он рисует , или в час волка — явись ему. Его жена из-за любви растет, чтобы разделить немного его безумия; некоторые из его видений тоже появляются перед ней, и в конце фильма она задается вопросом, не было ли ее отказ принять все из них неудачей любви.С двусмысленностью относительно того, можно ли объективно сказать, что видения существуют или нет — камера, в конце концов, представляет их онтологически присутствующими, — подразумевается, что отказ принять их будет означать отказ зрителя от реакции на Бергмана. И было бы. Художнику требуется огромная сила, чтобы побеждать на грани безумия, самоубийства, воспоминаний и вины так непрерывно, как это делает Бергман, и возвращаться с таким многим, что кажется знакомым, из старой мечты или старого кошмара. Бергман работает там, где сходятся кошмары людей. Разумеется, игра Фон Сюдова, мисс Ульманн и Ингрид Тулин в качестве объекта его прежней любви слишком хороша, чтобы быть очевидной, и некоторые из образов — прибытие на лодке фон Сюдова и мисс Ульманн на пустынном берегу. на берегу острова, фон Сюдов проводит рукой по обнаженному телу, которое он считает трупом, ноги мисс Тулин постепенно опускаются из верхнего левого края экрана, когда она бежит ему навстречу — запоминаются так же, как и все из более ранних работ Бергмана. фильмы.(Вспоминается спасение артистом цирка своей обнаженной жены в «Обнаженной ночи» и шествие в «Седьмой печати».) Есть еще и очень эксцентричный юмор. Фон Сюдов, направляясь к мисс Тулин, видит, как другой персонаж идет по полу и поднимается по стене. «Это всего лишь моя ревность, — говорит персонаж, — пожалуйста, уходи». Одна сцена, в которой дама разрывает лицо, когда снимает шляпу, очень отталкивает, и было бы неплохо отвести взгляд на несколько секунд, когда она начнется. «Час волка» — не один из великих фильмов Бергмана, но любой, кто серьезно интересуется кино, не может не увидеть его.

ЧАС ВОЛКА, сценарий и постановка Ингмара Бергмана; производство AB Syensk Filmindustri и распространение Lopert Pictures Corporation. На 34-й улице Восточного театра, восточной или Третьей авеню. Продолжительность спектакля 88 минут. Альма. . . . . Лив Ульманн, Йохан. . . . . Макс фон Сюдов, Барон ван Меркенс. . . . . Эрланд Джозефсон Корин фон Меркенс. . . . . Гертруда Фрид Гамла Фру фон Меркенс.. . . . Gudrun BrostErnst von Merkins. . . . . Бертил Андерберг Аркивари Линдхорст. . . . . Георг Ридеберг, Куратор Хеербранд. . . . . Ульф Джонсон, Дамен Мед Хаттен. . . . . Наима Вифстранд

Час волка (фильм)

Оригинальный театральный плакат

Johan: Старые называли его «часом волка». Это час, когда умирает большинство людей и рождается большинство детей. Сейчас к нам приходят кошмары. А если мы проснемся …

Alma: Мы боимся.

Йохан: Мы боимся.

Мрачно минималистичная сюрреалистическая история о привидениях шведского режиссера Ингмара Бергмана из 1968 года (оригинальное название Vargtimmen) с Максом фон Зюдовом и Лив Ульманн в главных ролях. Первый играет Йохана, художника, за плечами которого бурная романтическая жизнь, а Ульман играет его любящую жену Альму. Они живут вместе в уединении на необитаемом острове, когда в их унылое, продуваемое ветрами домашнее счастье вторгается кружок очень грубых, абсолютно реалистичных на вид духов из высшего среднего класса со вкусом изобразительного искусства.В целом фильм основан на подрыве общепринятых правил визуального повествования, чтобы создать довольно сложный психологический триллер с минимальными спецэффектами или вообще без них. Чтобы дать некоторое представление о том, что здесь происходит, возьмем духов высшего среднего класса: с одной стороны, они могут быть прочитаны как указывающие на презрение Йохана к поверхностным потребителям его искусства. Их волнует только социальная валюта, которую это приносит. Пребывание в обществе этих людей истощает артистическую энергию Йохана (образно). Или вы можете видеть в этих существах сверхъестественные существа, которые, тем не менее, такие же физические, как Йохан и Альма.В этом случае они призраки, высасывающие его жизненную силу. Фильм оставляет обе интерпретации открытыми не только для зрителя, но и для персонажей. Йохан и Альма так же напуганы своей неспособностью полностью различить реальность и вымыслы своего воображения, как и зритель, неуверенный в том, что происходит. Более того, в какой-то момент мы также задаемся вопросом, может ли Альма, которая наконец начинает видеть персонажей, которых видит ее муж, может даже страдать от общего заблуждения, возникающего из-за того, что она слишком погружена в его волевой, харизматичный художественный мир.Это добавляет ко всему этому довольно тяжелую динамику отношений, что в некоторой степени затрагивает идеи о самоопределении женщин (например, в книге Хенрика Ибсена «Кукольный домик ». )

Примеры:

• Неоднозначная ситуация: неоднозначно насколько фильма реально, а сколько стоит галлюцинаций Йохана.
• Автор Аватар: Бергман признал, что Йохан был основан на себе, и, конечно же, Лив Ульманн была его партнершей в реальной жизни в то время.
• Жуткий ребенок: Жуткий ребенок преследует Йохана на скалах у моря.
• Cringe Comedy: Для этого разыгрывается сцена с ужином.
• Fanservice: Ингрид Тулин показывает грудь в одной сцене и появляется полностью обнаженной в другой, но жуткость истории может поставить ее в область «медвежьей помощи».
• Замок с привидениями: Большая часть взаимодействия с призраками происходит в замке.
• Любовь сводит вас с ума: сексуальная тоска Йохана по бывшему любовнику используется призраками, чтобы заманить его в ловушку.
• Может быть, магия, может быть, мирское: призраки реальны или нет? Аудитория не может знать однозначно так или иначе.
• Средняя осведомленность: история кадра — это интервью с Альмой от режиссера, в котором она рассказывает историю Йохана. Однако мы его никогда не видим, и он не разговаривает. Он хочет, чтобы зрители думали, что мы видим Алму его глазами.
• Nordic Noir: Больше похоже на сюрреалистический фильм ужасов, чем на что-либо другое, но его можно рассматривать как наиболее близкого Бергмана к этому жанру, с жуткой атмосферой и встревоженными персонажами.
• Рисование медиума: Звук, воспроизводимый во время титров, содержит диалог из реальной съемочной площадки, напоминающий зрителю о том, что он смотрит фильм.
• Совершенно веселое слово: Бергман утверждает, что «час волка», относящийся к часу ночи, когда вы наиболее уязвимы, является многовековой концепцией. Лингвистам не удалось найти ни одной ссылки на него до 1968 года.
• Зона психологического мучения: Многие взаимодействия с духами кажутся тщательно продуманными попытками с их стороны мучить и поглотить Йохана психологически.
• Духовный преемник: Бергман признал, что рассматривал его как продолжение персонажа Persona , в котором больше внимания уделяется тонким элементам ужасов этого фильма.