Шепоты и крики 1972 смотреть онлайн бесплатно в хорошем качестве

Рейтинг

8.0
8.0
8.1

Название

Viskningar och rop

Год

1972

Жанры

драма

Страна

Швеция

Режиссёр

Ингмар Бергман

Сценарий

Ингмар Бергман

Актёры

Харриет Андерссон,

Кари Сюльван,

Ингрид Тулин,

Лив Ульман,

Андерс Эк,

Инга Гилль,

Эрланд Юзефсон,

Хеннинг Моритцен,

Георг Орлин,

Miles Jonn-Dalton

Время

1 час 32 минуты

Премьера

21 декабря 1972 в мире

DVD

17 мая 2006

Три сестры с детства были неразлучны, но с возрастом отношения их испортились, из любви превратившись в скрытую неприязнь. Однако теперь, когда одна из них на пороге смерти, им снова приходится объединиться и найти что-то общее. Но самым понимающим и внимательным человеком оказывается простая служанка.

Шёпоты и крики, сюжет, литература, в ролях, награды и номинации, награды, номинации

«Шёпоты и крики» («Крик и шёпот», ^svViskningar och rop) — художественный фильм режиссёра Ингмара Бергмана, завоевавший множество призов на различных международных кинофестивалях.

Сюжет

Действие происходит в большом (предположительно, родовом) имении в присутствии трёх сестёр — Агнес, Карин и Марии. Агнес очень больна, преданная служанка Анна ухаживает за ней и морально её поддерживает. Многолетние напряжённые отношения между этими четырьмя женщинами лежат в основе сюжета.

Агнес — больна раком, на протяжении всего фильма вспоминает эпизоды детства. Мать, которую Агнес так любила всю свою жизнь, по сюжету фильма не очень-то ей благоволила. Скорее, у матери была большая расположенность к Марии, нежели к Карин и Агнес. Похоже, Агнес это всегда чувствовала.

Все видео

Сёстры поочерёдно вспоминают своё беззаботное и удивительное для них детство, о том, как они играли, веселились, смеялись, шептались. В детстве всё по-другому. А сейчас они подсознательно ненавидят друг друга. Единственным преданным человеком в их семье остаётся служанка Анна, которая, помимо выполнения своих обязанностей, заботится об Агнес. Анна делает всё с любовью, просто и по-человечески, а не как обычная прислуга.

Каждая из сестёр по-своему несчастна. Карин — жёсткая и даже немного жестокая, боится проявлений нежности и отгородилась от всех. Мария — более мягкий и весёлый человек, но по всей видимости, не удовлетворена своим существованием. В отсутствие мужа она утешается с врачом, который лечит Агнес.

После долгих мук Агнес умирает, глаза ей закрывает служанка Анна. Мария в этот момент плачет, а на лице Карин наблюдается нечто, похожее на сожаление, но вместе с тем — одновременно и на боль, и на радость.

Заключительная сцена фильма сопровождается прекрасной музыкой Баха и Шопена, звучащей поочерёдно. В тот момент, когда сёстры в сопровождении мужей выходят на дорожку, уезжая из поместья, они решают отпустить служанку Анну и предлагают ей взять на память всё, что она пожелает из вещей своей любимой госпожи. Анна же категорически отказывается.

В конце картины Анна зажигает свечу. Достав дневник Агнес, взятый тайно на память, она читает… На экране воспроизводится эпизод молодости сестёр — как они втроём со служанкой беззаботно гуляли в парке, качались на любимых качелях, смеялись и были счастливы.

«Вот так замолкают шёпоты и крики». (И. Бергман)

Литература

В ролях

• Харриет Андерcсон — Агнес
• Кари Сюльван — Анна
• Ингрид Тулин — Карин
• Лив Ульман — Мария
• Эрланд Юсефсон — Давид, доктор
• Андерс Эк — Тесак, священник

Награды и номинации

Фильм собрал коллекцию из на различных кинофестивалях, среди которых:

Награды

• 1974 — Премия «Оскар»
  • Лучшая операторская работа — Свен Нюквист
• 1973 — Каннский кинофестиваль
  • Технический Гран-при — Ингмар Бергман
• 1974 — Премия «Давид ди Донателло»
  • Лучший режиссёр зарубежного фильма — Ингмар Бергман
  • Специальный Давид — Харриет Андерсон, Ингрид Тулин, Кари Сюльван, Лив Ульман
• 1973 — Премия Национального совета кинокритиков США
  • Лучший режиссёр — Ингмар Бергман
  • Лучший фильм на иностранном языке
• 1973 — Премия Национального общества кинокритиков США
  • Лучшая операторская работа — Свен Нюквист
  • Лучший сценарий — Ингмар Бергман

Номинации

• 1973 — Премия «Оскар»
  • Лучший дизайн костюмов — Марик Вос-Лунд
  • Лучший режиссёр — Ингмар Бергман
  • Лучший фильм — Ингмар Бергман
  • Лучший сценарий — Ингмар Бергман
• 1974 — Премия BAFTA
  • Лучшая операторская работа — Свен Нюквист
  • Лучшая актриса — Ингрид Тулин
• 1973 — Премия «Золотой глобус»
  • Лучший зарубежный фильм на иностранном языке

★ Шёпоты и крики — фильмы на шведском языке .. Информация |

1. Сюжет.

(The plot)

Действие происходит в большом предположительно, родовом имении в присутствии трех сестер — Агнес, Карин и Марии. Аньес очень больна, верная служанка, Анна ухаживает за ней и поддерживает ее морально. многих лет напряженных отношений между четырьмя женщинами лежат в основе рассказа.

Агнес больна раком, на протяжении всего фильма она вспоминает эпизоды из своего детства. мать, которую Агнес так любил всю свою жизнь, сюжет фильма На самом деле не ее любимый. вернее, у моей матери была большая просьба к Марии, чем к Карин и Агнесс. кажется, что Агнес всегда считала.

Сестры поочередно вспоминает свое беззаботное и прекрасное детство для них, как они играли, веселились, смеялись, перешептывались. В моем детстве все было по-другому. И теперь они подсознательно ненавидят друг друга. единственный верный человек в их семье по-прежнему слуга Анны, который, помимо выполнения своих обязанностей, заботится о Агнес. Анна, она потеряла дочь делает все с любовью, просто и по-человечески, а не как обычный слуга.

Каждая из сестер по-своему несчастны. Карин — тяжело, разочаровываться в человеческой искренности и чувства, она выражает страх, недоверие обнимаются и отгораживается от всех. Мария улыбалась и кружилась голова, она умело скрывает естественное равнодушие ко всему и вся поверхность, нежной симпатии и дружелюбия. чтобы скрыть внутреннюю пустоту Мария с энтузиазмом выполняет моральные и этические ритуалы по отношению к сестрам. В отсутствие мужа, она утешается с врачом, который лечит Агнес.

После долгих мучений, Агнес умирает, ее глаза закрывает, горничная Мэри-Энн. это время в слезах, лица Карин наблюдается что-то похожее на сожаление, но одновременно и боль и радость.

Финальная сцена фильма сопровождается прекрасной музыкой Баха и Шопена, звучащие попеременно. когда сестры в компании мужчин, сидящих в гостиной поместья перед отъездом, все четверо решили выпустить горничная, Анна и предложить ей взять на память какую-то деталь из вещей своей любимой хозяйкой, что она предпочла бы. Анна категорически отказывается.

Образ Анны зажечь свечу. достав дневник Агнес, тайно доставлен в память, он читает. на экране появляется эпизод из жизни сестер, как они втроем с горничной беззаботно гуляли в парке, качаясь на любимых качелях, смеялись и были счастливы. несмотря на то, что Агнес уже был болен, она любит те моменты счастья, которые позволяли ей чувствовать себя ближе к семье и ее любили люди. возможно, это был последний момент, когда она была действительно счастлива. И ее смерть привлекла только драма и боль отношений женщины дома, где она выросла.

«Так смолкают шёпоты и крики». И. Бергман

«Шепоты и крики». Картины

«Шепоты и крики»

Первый кадр возвращался постоянно: красная комната и женщины в белых одеждах. Случается, в мозгу настойчиво, вновь и вновь, появляются какие-то видения, а я не знаю, чего они от меня хотят. Потом они пропадают и появляются вновь точно такие же, как и раньше. Четыре одетые в белое женщины в красной комнате. Они двигались, перешептывались, вели себя в крайней степени таинственно. Я как раз в то время был занят другим, но поскольку они являлись ко мне с таким упорством, понял, что они чего-то от меня хотят. Это упоминается и в предисловии к опубликованному сценарию «Шепотов и криков». Описываемая сцена преследовала меня целый год. Сначала я, естественно, не знал, как зовут этих женщин и почему они двигались в сером утреннем свете в комнате с красными обоями. Раз за разом я отбрасывал это видение, отказываясь положить его в основу фильма (или чего-то еще). Но видение упорствовало, и я нехотя его растолковал: три женщины ждут смерти четвертой. Они дежурят по очереди.

В начале рабочего дневника речь идет в основном о «Прикосновении». /Первая запись от 5 июля 1970 года/: Сценарий завершен при внутреннем сопротивлении. Назван «Прикосновение». А вообще-то может называться как угодно. Теперь я устраиваю себе передышку до 3 августа, когда мы всерьез приступим к подготовительной работе. Состояние угнетенное, на душе муторно, и я бы охотно отказался от постановки этого фильма. «Прикосновение» должно было принести его автору много денег. Я, пожалуй, обычно чаще противоборствовал искушениям, чем поддавался им. Но несколько раз поддавался основательно и всегда бывал за это наказан.

«Прикосновение» задумывалось как двуязычный, англо-шведский фильм. Существовала оригинальная копия, которой, по всей видимости, больше нет. Там англоязычные персонажи говорили по-английски, а шведы по-шведски. Мне кажется, что этот вариант более терпимый, чем сделанная по желанию американцев целиком англоязычная версия. В основе истории, которую я, таким образом, профукал, лежит очень личный для меня сюжет: тайная жизнь влюбленного постепенно становится единственно реальной, а реальная жизнь — ирреальной. Биби Андерссон инстинктивно почувствовала, что роль ей не подходит. Я уговорил ее, ибо считал, что в нашем трудном заграничном предприятии мне нужен верный друг. Кроме того, Биби хорошо говорит по-английски. Беременность Биби Андерссон, обнаружившаяся уже после того, как она согласилась на роль, тоже внесла сильное замешательство в нашу с виду деловую и методичную работу. В этой гнетущей атмосфере и прорвалась наружу «Шепоты и крики».

Одновременно меня, занимала новая увлекательная идея — неподвижная камера. Я собирался установить камеру в определенном месте комнаты таким образом, чтобы ограничить возможности ее перемещения — шаг вперед, шаг назад и только. Движения персонажей соотносятся с объективом: Камера лишь регистрирует — хладнокровно, безучастно. За этим крылось обретенное с годами убеждение, что чем неистовее происходящее, тем меньше должно быть участие камеры. Ей надлежит оставаться объективной даже в том случае, когда события взрываются эмоциональными кульминациями. Мы со Свеном Нюквистом много размышляли, как, собственно, полагается вести себя такой камере. И пришли к разным выводам. Но все оказалось настолько сложно, что, в конце концов, сдались. В «Шепотах и криках» от этого осталось очень немного. Когда выясняется, что задуманное тобою ведет к громадным техническим сложностям, которые начинают мешать конечному результату и становятся препятствием вместо того, чтобы усилить суггестивное воздействие, — от этого следует отказаться.

Рабочий дневник:

/10 июля/: Как хорошо быть свободным: спишь, позволяешь желанию идти рука об руку с нежеланием, и тебе безразлично, что с тобой случится. Собираюсь проржаветь насквозь. Только несколько замечаний по поводу того, к чему я пришел в отношении «Шепотов и криков». (Название вообще-то взято у одного музыкального критика, который, рецензируя квартет Моцарта, писал, что «он словно шепоты и крики».). Я возьму Лив и Ингрид[14], и еще мне хотелось бы, чтобы участвовала Харриет[15], потому что она относится к такого рода загадочным женщинам. И еще бы хотелось взять Миа Фэрроу, поглядим, удастся ли? Пожалуй, удастся, почему бы могло не удаться? И еще, какую тяжеловесную изнемогающую женственность, может, Гуннель?[16]

/26 июля/: Агнес (hommage a Strindberg) — это глаза, которые смотрят, и сознание, которое регистрирует. Легковесно, но сойдет. (Имеется в виду, что выбор имени героини Бергмана — своего рода дань уважения Стриндбергу и героине его пьесы «Игра снов»). Вот сидит в уборной Амалия, тетя Амалия, ест бутерброд с паштетом и произносит подробный монолог о своем пищеварении, кишках и стуле. Она всегда требует оставлять дверь открытой. В комнате, в глубине дома (и мы время от времени слышим ее крики), находится Беата, огромная и толстая, всегда голая, похотливая, беснующаяся, ей не разрешается выходить. Время остановилось в этом доме, в этих комнатах (и все-таки это бабушкина квартира). Думаю, объяснять ничего не будем. Гость прибыл на место, этого достаточно. Может, пусть Агнес встретит сестра — бледное маленькое создание, всеведущая, всезнающая? Кто-то, кто будет сопровождать Агнес и к кому она привяжется. Но та говорит путано, не объясняя того, что хочет узнать Агнес. Она в очках, у нее немного суховатый смех, маскирующий большую нежность и доброжелательность, и еще у нее есть какой-нибудь незначительный дефект — например, ей трудно глотать или что-нибудь в этом роде.

Ни в коем случае нельзя, чтобы Агнес по академически знакомилась сначала с одной, потом с другой, потом с третьей, это скучно. Чем дальше она проникает в глубины этого дома, тем больший контакт обретает сама с собой. Она стоит в сумрачных красных комнатах, которые я опишу очень подробно, и ее, разумеется, переполняет удивление, нет, она вовсе не удивлена — все представляется совершенно естественным.

/15 августа/: Это должна быть тема с вариациями. Так, например, первая вариация — об «этом клубке лжи». Каждая из женщин будет, пожалуй, представлять какую-нибудь одну вариацию, и первая обыгрывает мотив «этот клубок лжи» 20 минут подряд. Таким образом, слова, в конце концов, потеряют смысл, а в поведении появятся сильные, алогичные, неподдающиеся объяснению сдвиги. Можно убрать все комментарии, все ненужные вспомогательные штрихи и подпорки. «Этот клубок лжи», первая вариация.

/21 августа/: Все — красное. От американского парня, ответственного за рекламу «Прикосновения», я получил своеобразный привесок — толстую книгу об американской художнице по имени Леонор Фини, и среди ее женских этюдов есть и Агнес фон Крузенштерна (шведская писательница (1894–1940), и кое-что от моих представлений о «Шепотах и криках». Удивительно. Хотя в целом, как мне кажется, ее живопись служит по большей части надушенным, предостерегающим примером.

Все мои фильмы могли быть черно-белыми, кроме «Шепотов и криков». В сценарии написано, что я задумывал красный цвет как выражение сути души. Ребенком я представлял себе душу в виде дымчато-синего, похожего на тень дракона, некоего громадного парящего крылатого существа — наполовину птицы, наполовину рыбы. Но внутри дракон был сплошь красный. Проходит полгода, прежде чем я вновь принимаюсь за «Шепоты и крики».

/21 марта 1971 года/: Перечитал все написанное мной о «Шепотах и криках». Кое-какие моменты стали отчетливее, но в основном концепция не изменилась. Во всяком случае, тема влечет меня, как и прежде. Сцены должны перетекать одна в другую совершенно естественно. Объективно происходит следующее: день клонится к вечеру, тишина. Камера скользит из комнаты в комнату. Вдалеке вырисовывается фигура. Это София, она передвигается с большим трудом. Зовет Анну. Дверь в спальню. Софию укладывают в постель отдохнуть. Она боится ложиться. Боится всего, что ее окружает. София боится, но при этом демонстрирует душераздирающий бунт против смерти. Она обладает огромным запасом душевных сил. Она сильнее всех.

Кристина — вдова, она прошла через тяжелое супружество. Так ли? Почему? Представляет ли это интерес? Похоже, я сбился с пути. На кон поставлены более важные вещи. Лучше выясни, почему этот фильм тебе столь необходим.

Краткие впечатления: Мария и Кристина, заплаканные, сидят друг против друга, у обеих на лицах выражение отчаяния и глубочайшей нежности. Они держатся за руки, ласково гладят лица друг друга. Лена вечером входит к умирающей, обихаживает ее, потом ложится рядом и дает ей грудь.

Кристина: «Все это сплошной клубок лжи». Ей предстоит идти в спальню к законному супругу. Тогда она разбивает бокал и сует его себе в промежность — дабы ранить и пораниться.

Мария поглощена собой, своей красотой, беспримерным совершенством собственного тела, проводит долгие часы перед зеркалом. Ее легкое покашливание. Ее застенчивая вежливость. Ее близорукость и мягкость.

Фильм-утешение. Фильм для утешения. Если бы я все же сумел приблизиться к чему-то подобному, это принесло бы великое чувство освобождения. Иначе нет никакого смысла делать эту картину.

/30 марта/: А что если сделать так: Агнес лежит при смерти, и сестры приезжают ее навестить. А Лена — единственная, кто о ней заботится, ухаживает за ней. Прозорливость Агнес, страх смерти — ее готовность и смирение — ее хрупкость и сила.

Я писал «Шепоты и крики» с конца марта до начала июня на Форе практически в полном одиночестве. В это самое время разыгрывалась драма высвобождения Ингрид фон Русен из своего восемнадцатилетнего брака.[17]

В сентябре начались съемки. В ноябре, по окончании съемок, мы с Ингрид поженились.

/20 апреля/: Нельзя давать рассказам Ингрид о какой-нибудь новой фазе нашей драмы сбить меня с ног. Я обязан удержать в целости сценарий и свои мысли. Я должен, черт подери, принимать в расчет, что все время будет что-то происходить. И, тем не менее, надо продолжать работать. Дни долгие, огромные, светлые. Они материальны, как коровы, как какие-то гигантские животные.

АГНЕС умирающая

МАРИЯ самая красивая

КАРИН самая сильная

АННА прислуживающая

Не сентиментальничать со Смертью. Показать ее выпукло, разоблачить во всей неприглядности, позволить ей обрести явственный голос и могущество. Итак, теперь сам ШАГ. Агнес умирает уже в начале драмы. Тем не менее, она не мертва. Лежа в постели у себя в комнате, она зовет остальных, а по щекам ее струятся слезы. Обнимите меня, согрейте меня. Побудьте со мной. Не оставляйте меня. Одна только Анна отзывается на ее крик, одаривает ее своей нежностью, пытается согреть ее собственным телом. Сестры же стоят не шевелясь, спиной к сочащемуся в окна рассвету, в ужасе слушая жалобы покойницы.

Но вот там, за дверью, наступила тишина. Женщины смотрят друг на друга, их лица в тусклом свете едва различимы. Я сейчас заплачу. Нет, ты не должна плакать. Мария, вытянув руку, поворачивается к зеркалу, рука — словно чужая.

И Мария кричит: «Рука стала чужой, я ее больше не чувствую».

Карин — брошенная. Она чувствует себя глубоко оскорбленной, к тому же у нее что-то не в порядке между ногами, лоно и грудь точно скованы параличом.

Внезапная тоска.

Мария немного загадочна. Иногда я вроде бы ее вижу, но она то и дело ускользает.

Агнес всегда была одинока, поскольку все время болела. Но в ней — нет горечи, цинизма, точки — нет.

Здесь, в одиночестве, у меня появляется странное ощущение — словно бы во мне чересчур много человеческого вещества. Оно лезет через край, как зубная паста из поврежденного тюбика, не желая оставаться в телесной оболочке. Поразительное восприятие веса и массы. Быть может, это вспучивается, вылезает из телесной оболочки масса души.

/22 апреля/: Мне представляется, что фильм — или что это там еще — состоит вот из такого стихотворения: Человек умирает, застревая, как в кошмарном сне, на полдороге, и молит о нежности, пощаде, освобождении, черт знает о чем. Мысли и поступки двух других соотносятся с покойной — умершей, но не мертвой. А третья спасает ее, укачивая; успокаивая, провожает в последний путь.

Мне кажется, это — стихотворение, или выдумка, или назовите это как хотите. Оно обязывает к строгости, к тому, чтобы его слушали. Оно требует, чтобы я не облегчал себе жизни, но и не корчился от судорог.

/23 апреля/: Сегодня, во время прогулки, у этих женщин прорезался голос, и они недвусмысленно заявили, что хотят говорить. Желают, чтобы им предоставили возможность объясниться, утверждают, что добиться того, к чему мы стремимся, без слов нельзя.

Вижу сцену — сестры бережно выводят свою больную сестричку в парк полюбоваться осенью, навестить старые качели, на которых они вместе качались в детстве.

Вижу сцену — две сестры обедают, умиротворенно, с достоинством, одетые в черное. А молчаливая Анна им прислуживает.

Вижу сцену — сестры в отчаянии стискивают в ладонях лица друг друга, держатся за руки, но говорить не могут.

/26 апреля/: В сущности, мне следовало бы посвятить фильм Агне фон Крузенштерне. Думаю, самые поразительные и очевидные импульсы возникли у меня при перечитывании ее романов.

/28 апреля/: Немножко начинает раскрываться? Или по-прежнему стоит, отвернувшись, не желая говорить со мной? (Подумай, Бергман, о том, что тебе предстоит работать с четырьмя женщинами, сознающими, о чем идет речь! И сумевшими воплотить все!)

/30 апреля/: Может, все-таки попробовать написать одну-две строчки, несмотря на головную боль, полное спокойствие и легкое чувство тоски и разочарования? Но утренняя прогулка была полезной. «Прикосновение» теперь меня больше не волнует. Наводит жуткую скуку. Иногда у меня возникает соблазн сделать картину в виде одного цельного куска без пауз или «эпизодов» — если бы мне удалось этого добиться. Все ненужное — ошибочно. Единственное, что нужно, — вот это единое и незыблемое. Пролог с четырьмя женщинами в белом в красной комнате. Смерть Агнес с необходимой прорисовкой деталей. Агнес не мертва. Что происходит, когда Агнес не умирает, а просит о помощи. Женственность Анны. Две женщины перед дверью. Жалобы Агнес затихают. Изменившиеся конечности. Эпилог: по комнате движутся четыре женщины, сейчас они в черном. Покойная Агнес стоит посреди комнаты, закрывая лицо руками. (Да, это, во всяком случае, решено и подписано. Я не могу отринуть видение, столь долго и упорно меня преследовавшее. Оно не может ошибаться. Хотя мой разум, или как там этот скучный аппарат называется, говорит мне, чтобы я послал все к чертовой бабушке.) Так-то вот.

/12 мая/: Писать сценарии как длинное, нежное послание актерам и техперсоналу — по-моему, это здорово. Все время комментировать то, что видишь, то, что происходит. Откинуть словесную шелуху. Непрерывно поддерживать контакт с теми, кто будет делать фильм.

/23 мая/: Похоже, я схожу с ума. С конкретного мимолетного сна я съехал на какое-то скучное психологизированное описание без пауз и напряженности. Это недопустимо и в то же время в определенной степени объясняет мое отвращение и чувство тщетности.

/26 мая/: Визит доктора, грузного, бледного, любезного, холодного господина. Он лечит маленькую дочку Анны. Дочь Марии сладко спит в разукрашенной детской. Соблазнение. Доктор и Мария перед зеркалом, кстати, он все время называет ее Мари. Законный супруг грозится застрелиться. Ему все известно про ее измены и т. д. и т. п. К слову сказать, сегодня я вешу пять тонн и еще сотню-другую килограммов. К началу съемок осенью 1971 года мы нашли примечательное место — замок Таксинге недалеко от Мариефреда. Внутри все пришло в полнейшую негодность, но зато было достаточно просторно, чтобы разместить необходимые нам службы: столовую, склад, технические помещения, съемочные площадки и кабинеты административной группы. Жили мы в гостинице в Мариефреде. Отснятые куски прокручивали не в кинотеатре, а на специально для этой цели приспособленном и оборудованном монтажном столе.

Цвета были тщательно опробованы. Приступая к съемкам нашей цветной картины, мы со Свеном проверили все, что вообще поддавалось проверке, — не только грим, парики и костюмы, но и каждый предмет, обои, мебельную обивку и образчики ковров. Все было проконтролировано до мельчайших деталей. То, что предполагалось использовать в натурных съемках, проверялось на натуре. То же самое было проделано с гримом для экстерьеров. К началу работы не осталось ни единой детали, не побывавшей перед камерой.

Когда собираются вместе четыре актрисы, обладающие безграничным дарованием, могут возникнуть опасные эмоциональные коллизии. Но они вели себя прекрасно, проявляя лояльность и желание помогать. Вдобавок и талант в них бил через край. Поистине, у меня не было повода жаловаться. Я и не жаловался.

Шепоты и крики

Шёпоты и крики

1. Сюжет

Действие происходит в большом предположительно, родовом имении в присутствии трёх сестёр — Агнес, Карин и Марии. Агнес очень больна, преданная служанка Анна ухаживает за ней и морально её поддерживает. Многолетние напряжённые отношения между этими четырьмя женщинами лежат в основе сюжета.

Агнес больна раком, на протяжении всего фильма она вспоминает эпизоды детства. Мать, которую Агнес так любила всю свою жизнь, по сюжету фильма не очень-то ей благоволила. Скорее, у матери была большая расположенность к Марии, нежели к Карин и Агнес. Похоже, Агнес это всегда чувствовала.

Сёстры поочерёдно вспоминают своё беззаботное и удивительное для них детство, о том, как они играли, веселились, смеялись, шептались. В детстве всё по-другому. А сейчас они подсознательно ненавидят друг друга. Единственным преданным человеком в их семье остаётся служанка Анна, которая, помимо выполнения своих обязанностей, заботится об Агнес. Анна, сама потерявшая маленькую дочь, делает всё с любовью, просто и по-человечески, а не как обычная прислуга.

Каждая из сестёр по-своему несчастна. Карин — жёсткая, разочаровавшись в человеческой искренности и чувствах, она высказывает страх, недоверие к проявлениям нежности и отгораживается ото всех. Мария — улыбчивая и легкомысленная, она умело скрывает природное равнодушие ко всему и всем поверхностным, вежливым сочувствием и приветливостью. Чтобы спрятать внутренней пустоту Мария с энтузиазмом выполняет нравственные и этические обряды по отношению к сестрам. В отсутствие мужа она утешается с врачом, который лечит Агнес.

После долгих мук Агнес умирает, глаза ей закрывает служанка Анна. Мария в этот момент плачет, на лице Карин наблюдается нечто, похожее на сожаление, но вместе с тем — одновременно и на боль, и на радость.

Заключительная сцена фильма сопровождается прекрасной музыкой Баха и Шопена, звучащей поочерёдно. Когда сёстры в компании мужей сидят в гостиной поместья перед тем, как уехать, все четверо решают отпустить служанку Анну и предлагают ей взять на память какую-нибудь мелочь из вещей своей любимой госпожи, которую она предпочтет. Анна же категорически отказывается.

В конце картины Анна зажигает свечу. Достав дневник Агнес, взятый тайно на память, она читает… На экране воспроизводится эпизод из жизни сестёр — как они втроём со служанкой беззаботно гуляли в парке, качались на любимых качелях, смеялись и были счастливы. Несмотря на то, что Агнес уже была больна, она наслаждается теми мгновениями безоблачного счастья, которое позволило ей ощутить себя в близости к родным и любимым ей людям. Пожалуй, что это были последние минуты, когда она была по-настоящему счастлива. И её смерть лишь обнажила драматичность и болезненность взаимоотношений женщин этого дома, где она выросла.

«Так смолкают шёпоты и крики». И. Бергман

ШЕПОТЫ И КРИКИ (1972) | KinoYurCo

ОБЗОР «ШЕПОТЫ И КРИКИ» (1972)

ОПИСАНИЕ ПРЕМИИ
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ СЮЖЕТ
РЕЦЕНЗИИ ОТЗЫВЫ

Что происходит в семье, когда тяжелобольной человек умирает от рака? Как родственники способны помочь ему или как им самим надо помогать? А, может быть, помощь в данном случае взаимная?

Прикованная к постели и медленно умирающая Агнес уже не в силах примирить присматривающих за ней сестер, Карин и Марию. Да и сестры уже не слишком заботятся о ней, переложив все заботы о больной на плечи преданной служанки Анны… Лишь она может принести Агнес некоторое утешение. Один из самых знаменитых шедевров мастера, собравший свыше десятка международных наград; картина, которую чаще других рассматривают в качестве квинтэссенции бергмановского стиля.

Действие фильма разворачивается в конце 19 века, в Швеции. В роскошное семейное поместье возвращаются две сестры, Карин и Мария — ждать скорой кончины третьей сестры, Агнесс. Долгие годы она жила одна со своей преданной служанкой Анной. С приездом сестер ничего не меняется — когда-то в детстве сестры были очень близки, но за прошедшие годы теплота и близость где-то затерялись, и вместо заботы и искреннего участия Агнес оказывается посреди водоворота подавленных воспоминаний и эмоций, незабытых обид, тайн и эротических перверсий. В конце концов, рядом с несчастной женщиной оказывается только верная Анна.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ

Бергман снимал фильм на свои деньги, и поначалу ему не удалось найти кинокомпанию-дистрибьютор для проката фильма в Америке. На помощь пришел всем известный ремесленник Роджер Корман и его компания New World, снимающая и реализующая исключительно фильмы категории B. Так ширпотреб помог искусству.
Съемки проходили в давно заброшенном поместье Таксинге-Насби, и никто не помешал Бергману выкрасить в доме все стены в красный цвет. После съемок особняк сравняли с землей.
Слоган фильма — «A haunting and shattering film experience.»

ПРЕМИИ И НАГРАДЫ

ОСКАР, 1974
Победитель: Лучшая работа оператора (Свен Нюквист).
Номинации: Лучший фильм, Лучший режиссер (Ингмар Бергман), Лучший адаптированный сценарий по мотивам ранее не опубликованного материала или документальных фактов (Ингмар Бергман), Лучшие костюмы (Марик Вос-Лунд).
БРИТАНСКАЯ АКАДЕМИЯ, 1974
Номинации: Лучшая женская роль (Ингрид Тулин), Лучшая работа оператора (Свен Нюквист).
ЗОЛОТОЙ ГЛОБУС, 1973
Номинация: Лучший иностранный фильм (Швеция).
КАННСКИЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ, 1973
Победитель: Гран-при за лучшее техническое воплощение (Ингмар Бергман).
ДАВИД ДИ ДОНАТЕЛЛО, 1974
Победитель: Лучший режиссёр зарубежного фильма (Ингмар Бергман), Специальный приз (Харриет Андерсон, Ингрид Тулин, Кари Сюльван, Лив Ульман).
НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОВЕТ КИНОКРИТИКОВ США, 1973
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке (Швеция), Лучший режиссер (Ингмар Бергман).
НАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО КИНОКРИТИКОВ США, 1973
Победитель: Лучшая работа оператора (Свен Нюквист), Лучший сценарий (Ингмар Бергман).
ВСЕГО 20 НАГРАД И 7 НОМИНАЦИЙ.

СЮЖЕТ

Действие происходит в большом (предположительно, родовом) имении в присутствии трёх сестёр — Агнес, Карин и Марии. Агнес очень больна, и преданная служанка Анна ухаживает за ней и морально её поддерживает. Напряжённые многолетние отношения между этими четырьмя женщинами лежат в основе сюжета.
Агнес — больна туберкулезом, на протяжении всего фильма вспоминает моменты из детства, очень верующий человек. Мать, которую Агнес так любила на протяжении всей своей жизни, по сюжету фильма не очень-то любила. Скорее, у матери была большая любовь к Марии, нежели к Карин и Агнес. Похоже, Агнес это чувствовала с самого детства. Сложные отношения, конечно, когда в доме три сестрёнки, вместе с тем они вспоминают поочерёдно свое беззаботное и удивительное для них детство, о том как они играли, веселились, смеялись, шептались. В детстве всё по-другому. В настоящее время они подсознательно ненавидят друг друга. Единственным преданным человеком в их семье является служанка Анна, которая помимо своих обязанностей, ухаживает за больной Агнес. Она делает всё с любовью, просто и по-человечески, а не как прислуга, в то время, как остальные две её сестры, мучаются от происходящего в этом доме — каждая думает только о себе, никакой любви, страдание и ненависть сестёр друг к другу. Каждая из них по-своему несчастна. Карин — самая завистливая, немного жестокая, не может успокоиться, испытывает наслаждение от грубости, постоянно чем-то недовольна, ни в сексе, ни в жизни. Мария — более мягкий и весёлый человек, но по всей видимости, не удовлетворена своим существованием. В отсутствие мужа, когда тот пребывает в командировках, она утешается с врачом, который на протяжение всей болезни Агнес присматривает за ней. После долгих мук своей болезни — Агнес умирает с открытыми глазами, которые закрывает ей служанка Анна, Мария в этот момент плачет, а на лице Карин наблюдается нечто, похожее на сожаление, но вместе с тем — одновременно и на боль, и на радость утраты. Холодный расчёт и избавление от мук. Сцена, с пришедшим поутру священником, не продолжительная, но очень показательная, в отличие от американских цитат, произнесённых священником во время отходной молитвы. Заключительная сцена фильма сопровождается прекрасной музыкой Баха и Шопена поочерёдно — в тот момент, когда сестры со их мужьями сидят на дорожку. Уезжая из поместья, где прожили всю жизнь, они решают отпустить служанку Анну и предлагают ей взять на память всё, что она пожелает из вещей своей любимой госпожи Агнес. Анна категорически отказывается, несмотря на свою любовь к Агнес. Поблагодарив Анну, сестры со своими мужьями уезжают из поместья, но Мария, взяв у мужа некую сумму денег, даёт их Анне в знак своей признательности к ней за всё, что она сделала для их семьи. И в качестве эпилога в заключение картины, Анна зажигает свечу. Достав дневник Агнес, взятый тайно на память, она читает… голос за кадром в сопровождении музыки Шопена, эпизод молодости трёх сестёр — как они беззаботно гуляли в парке со своей служанкой Анной и бежали к своей любимой качели, на которую садились втроём. Качель раскачивала преданная и заботливая служанка Анна, которая теперь читает эти строки и, как ни странно, не плачет. Шикарный камерный фильм в лучших традициях Ингмара Бергмана. «Вот так замолкают шёпоты и крики». — И. Бергман

Начало ХХ века, родовое поместье, три сестры не первой молодости. Одна (Андерссон) в муках умирает от тяжелой болезни. Другая (Тулин) так несчастлива в браке, что занимается мастурбацией осколками бутылки. Третьей (Ульман) наплевать на все, кроме приличий, да и на те в глубине души тоже наплевать. Бергман дольше других великих европейских режиссеров мучился с цветом: он начал попытки снимать цветное кино в середине 60-х, и все время выходило не то. Тогда он возвращался к черно-белому, но оно — может, от чувства неполноценности — тоже стало мало удаваться. Зато выход, который он нашел, оказался по крайней мере оригинальным и сработал на сто процентов: он снял «Шепоты и крики» — фильм черно-красный. Красные портьеры, ковры, обои, одеяла, глаза. Черные платья, костюмы, волосы, коридоры, рвота. Оба цвета — торжественные. Один — цвет крови, другой — траура. Когда экран поделен на красное и черное, трудно не выпрямить спину, не сосредоточиться на зрелище, как на похоронах, на чем-то чрезвычайно важном. А когда его трагедия плотской муки логически разрешится кончиной героини, он плеснет в глаза зрителю минутной бело-зеленой картинкой идиллии трех еще молодых сестер на качелях: белой — от платьев, зеленой — от листвы деревьев. Эффект после полутора черно-красных часов — как жизнь после смерти. Такой, по мироощущению тогдашнего Бергмана, покажется после жизни смерть. (Алексей Васильев)

У постели умирающей Агнессы находятся две ее сестры — Карин и Мария. Верная служанка Анна, проработавшая в поместье много лет, — близкая подруга Агнессы, чего не сказать о сестрах. Среди цветовой гаммы аристократического поместья преобладает раздражающий красный цвет, им выкрашены стены, такого же цвета и драпировка мебели; из красного тумана светофильтров, выставленных постоянным оператором Ингмара Бергмана Свеном Нюквистом, выплывают тревожные, мучительные, но столь характерные для всех участников этой драмы события из прошлого. Бергман показывает несложившиеся жизни. Даже у пастора, пришедшего проводить Агнессу в последний путь, жизнь не сложилась. Но всё же, в центре внимания, квартет, состоящий из Марии, Карин, Анна и Агнессы, — именно их воспоминаниями чередуется действие. Каким бы ни было безмятежным их детство, уже хотя б в одной только атмосфере домашних театральных представлений носятся предвестники будущих кризисов и психологической неустойчивости: детское соперничество, замкнутость, ревность к матери. Дальше — больше. Неудачные, но обреченные на вечность браки, любовная интрига с семейным врачом, тяжелая болезнь, жадный и чопорный до отмороженности супруг Карин — дипломат по профессии. Беспощадная камера лезет прямо в лица наших героев, выискивая на припудренных лицах морщины, следы боли и горьких разочарований, рассматривая в глазах, истекающих крокодиловыми слезами, лживость, черствость, эгоистичность и, пожалуй, единственное достойное чувство — страх перед смертью. Но не смерть Агнесс пугает сестер. Они боятся своей смерти, которая подчеркнет их пустую, бессмысленную жизнь, которую слишком поздно менять, да и непонятно, как это сделать. Бергман снял безжалостный, медленный, до тошноты реалистичный фильм, пропитанный кровью и тленом, как органическим, так и душевным. Игра актрис — Лив Ульман, Ингрид Тулин, Харриет Андерссон, Кари Сильван — выше всяких похвал. Зрители «Пианистки» Виллема Ханнеке, снятой по роману Эльфриды Элинек, были шокированы сценой, в которой Изабель Юппер, сидя в ванной, режет себе девственную плеву. Просто они не видели «Шепотов и криков». Покажется удивительным, но в предпоследней сцене, представляющей собой кошмарную галлюцинацию Анны, в которой труп Агнесс воскресает и умоляет сестер «погреть ей руки», горло этого самого трупа издаёт кряхтящие звуки, столь хорошо знакомые современному зрителю по многочисленным сериям «Проклятия». Но не советую начинать знакомство с творчеством Бергмана с «Шепотов и криков», иначе можно впасть в меланхолию и затяжной сплин. Если вы — молодой киноман, и пока только собираетесь ознакомиться с грандиозным наследием Ингмара Бергмана, начните с «Фанни и Александра», «Земляничной поляны», в общем, с чего-нибудь более оптимистичного. (Владимир Гордеев)

Когда классика оставляет равнодушным, это вызывает некоторое чувство обиды и ощущение того, что скульптуры зря занимают место и их пора отнести в подвал. Они безупречно красивы, но… бесполезны. Именно поэтому мне зачастую близка далеко неидеальная работа какого-нибудь экспериментатора и шутника, потому что она постулирует жизнь, а не точно взвешенный этюд аристократически выполненной духовной гибели. Возможно, я еще не доросла до этой картины Бергмана или уже выросла из такого будничного некропонимания смерти, лишенного устремления в вечность, но факт в том, что череда крупных планов, разделенных эстетским красным, давалась нелегко. Но никто не говорил, что будет просто. Кинематограф — это такая штука, где слабакам делать нечего. Работа оператора? Прекрасно. Ритмика не нарушена, актеры блистательны, но при этом фильм настолько мне не близок, что я в недоумении относительно погонов и звездочек. Бергман мне более люб в какой-то донельзя простой и ставящей этим в тупик «Седьмой печати». «Шепоты и крики» заставляют пересмотреть удобную позицию цинизма, умения не видеть и не замечать, отрезать, не оглядываясь. Они впиваются в полу платья и волочатся сзади, стеная. Кино либо должно развлекать, либо должно заставлять размышлять. Но над чем размышлять в «Шепотах и криках»? Ведь все сказано, все точки расставлены, все позиции раскрыты, а карты — брошены на стол. Бергман говорит обо всем открыто, его символика прямолинейна. Ох уж эти многозначительные крупные планы. Зачем раздевается Анна? Чтобы оператор мог показать эту полную, могучую женщину, олицетворяющую материнство или какое-нибудь снятие с креста, с лежащим на коленях трупом под скорбные звуки виолончели. При просмотре фильма я испытала раздражение, которое должны были испытывать и сестры, видящие, как списанный и почти забытый уже труп восстает из небытия, взывая о милосердии. Несвоевременность и неуместность святости и боли Агнес между острой линией ненависти холодной и сильной Карин и беспокойной красавицы Марии — вот что у меня вызывало дискомфорт. Бессмысленность человеческой жизни — это так пошло, ведь пора бы возродить ее смысл, придать важность и полноту, над которой издевается каждый второй. Вот какой режиссер необходим реальности, а погружаться в неотвратимое умирание под аккомпанемент бездушия сестер и затхлого чувства необходимости их единения — это почти унизительно. Но не будем слишком жестоки и посчитаем, что Бергман пронял меня до глубины души, вызвав отрицание своим мастерством. Ведь особенно ему удалась Анна, такая приземленная и такая красивая, молчаливая, неброская, спокойная. Она столь хороша, что сразу становится понятно, каким должно быть настоящее милосердие, без криков и без шепотов, монументальное и хранящее тишину, приносящее тепло прикосновением руки. Женский ансамбль отыграл на сцене, откланялся и покинул пустой и огромный дом, оставив после себя только взгляд Анны. (Пояркова Жанна)

Как рождается шедевр? В своей книге «Картины» Ингмар Бергман вспоминает: «Первый кадр возвращался постоянно: красная комната и женщины в белых одеждах. Случается, в мозгу настойчиво, вновь и вновь, появляются какие-то видения, а я не знаю, чего они от меня хотят. Потом они пропадают и появляются вновь точно такие же, как и раньше. Четыре одетые в белое женщины в красной комнате. Они двигались, перешептывались, вели себя в крайней степени таинственно. Я как раз в то время был занят другим, но поскольку они являлись ко мне с таким упорством, понял, что они чего-то от меня хотят… Описываемая сцена преследовала меня целый год. Сперва я, естественно, не знал, как зовут этих женщин и почему они двигались в сером утреннем свете в комнате с красными обоями. Раз за разом я отбрасывал это видение, отказываясь положить его в основу фильма (или чего-то еще). Но видение упорствовало, и я нехотя его растолковал: три женщины ждут смерти четвертой. Они дежурят по очереди». Так впервые потянулся к бытию росток лучшей ленты шведского классика и одной из величайших картин в истории мирового кино. «Шепоты и крики» — фильм о смерти, о столкновении смерти и жизни, правды и лжи, о трех драмах и одной трагедии, произошедших в Швеции, в родовом поместье, в начале ХХ века, осенью. Богатый дом, убранный в тяжелых рембрандтовских тонах. Утро. Изможденная женщина просыпается, ее первое ощущение — боль, она приходит в себя и несколько секунд спустя вспоминает о том, что смертельно больна. Другой такой сцены в кино нет и никогда не будет — она неповторима. А дом еще спит. Нет, спит лишь младшая сестра умирающей, красавица. Другая сестра уже давно не спит — ждет. Не спит и служанка, по-сестрински, нет, по-матерински любящая больную. Она тоже ждет. Но по-другому. Дом перешептывается, замирает, потом взрывается криком, воем умирающей, потом — вновь шепоты, видения, лики сестер в детстве, потом движение: в дом приходит доктор, плотный, бородатый, живой человек — любовник сестры-красавицы. Позднее являются ретроспективные картины воспоминаний, психологические портреты героинь. Красотка изменяет мужу, он угрожает самоубийством, пытается осуществить его, жалкий, маленький, амбициозный человечек… Другая сестра ужинает со своим супругом вдвоем за огромным, богато сервированным столом. Пожилой несимпатичный господин, хозяин, заканчивает трапезу. Сейчас он потребует от жены выполнения супружеской обязанности. Уходя в спальню, как бы дает ей несколько минут на приготовление. Несчастная, замкнутая, сухая, сухопарая, как классная дама, женщина разбивает хрустальный бокал, раздвигает колени и мучительно-сладко, но без примеси мазохизма вонзает осколок себе в лоно. Протест. Выражение чувств. Философия подавляемой истерии. И вновь шепчущий дом в красном и белом. И вновь вой умирающей: помогите же мне, не оставляйте меня! И — смерть, на сороковой минуте картины. А далее — исполнение полагающихся обрядов под шепоты и перешептывания сонного дома, в центре которого лежит застывающая покойница. Лежит и протягивает руки к сестрам: придите ко мне, не оставляйте меня! И они идут к ней и взрываются криками ужаса и отвращения: мы живые! оставь нас! Лишь дебелая, как материнство, служанка, бестрепетно подходит к неуспокоившейся покойнице и, сбросив чуни, ложится рядом, обнажает грудь кормилицы, кладет голову страдалицы на колени и застывает подобно Богоматери, как на полотнах XVII века, изображающих Снятие с креста. И умершая успокаивается навсегда. А живые продолжают страдать и лгать. И причинять страдания. Собравшись в зале, четверо супругов обсуждают продажу имения, унаследованного умершей сестрой, и судьбу верной, но больше ненужной служанки. И одна в ответ на отказ женщины взять что-то из вещей покойной, сухо кивает: тогда прощай, а другая так просто проститься не может или не хочет и вкладывает в руку служанки купюру, как кладут в протянутую руку нищего камень вместо хлеба в лермонтовском стихотворении. По-видимому, ассоциация с поэзией возникла у меня не случайно. Бергман (в той же книге «Картины») сам ощущает такую связь: «Мне представляется, что фильм… состоит вот из такого стихотворения: Человек умирает, застревая, как в кошмарном сне, на полдороге, и молит о нежности, пощаде, освобождении… Мысли и поступки двух других соотносятся с покойной — умершей, но не мертвой. А третья спасает ее, укачивая; успокаивая, провожает в последний путь». Картина о смерти не может не быть в какой-то мере реквиемом, следовательно, поэзия неизбежно сочетается с музыкой, в данном случае с «Мазуркой» Ф. Шопена и «Сарабандой» И.С. Баха… Но где-то в самой глубине композиции, в интерьерах, цветовой гамме, в самом противопоставлении красных стен, женщин в белом и распахнутой прозрачности осеннего утра за окнами слышится (или только мерещится) поздний Моцарт. Бергман подтверждает это ощущение, правда, лишь косвенно: «Название вообще-то взято у одного музыкального критика, который, рецензируя квартет Моцарта, писал, что «он словно слышал шепоты и крики»». Но главное все-таки не музыка, главное — цвет и лики: «Все мои фильмы, — продолжает режиссер, — могли быть черно-белыми, кроме «Шепотов и криков». В сценарии написано, что я задумывал красный цвет как выражение сути души. Ребенком я представлял себе душу в виде дымчато-синего, похожего на тень дракона, некоего громадного парящего крылатого существа — наполовину птицы, наполовину рыбы. Но внутри дракон был сплошь красный». А лики — лица «четырех актрис, обладающих безграничным дарованием», лица Харриет Андерссон (умирающая Агнеса), Ингрид Тулин (несчастная в замужестве Карин), Лив Ульман (красавица Мария) и Кари Сильван (подобная Святой Деве служанка Анна). Лица становящиеся Ликами. Это самый трагичный, самый безысходный и самый прекрасный, подобный моцартову «Реквиему», фильм Бергмана. Это первый из двух пиков его творчества, когда музыка, поэзия и живопись создают неразрывный замкнутый круг, одновременно страшный и притягательный, простой и мудрый, искусственный и житейски убедительный. Вторым пиком будет «Осенняя соната». Произведением метафизического совершенства, покорившим даже самых яростных противников шведского мастера кино, охарактеризовал «Шепоты и крики» Клод Бейли в своей компакт-энциклопедии «Кино: фильмы, ставшие событиями» (СПб., 1998. С. 352). Охарактеризовал и даже не попытался его проанализировать, потому что сделать это невозможно, как нельзя поверить алгеброй гармонию, ведь высокое авторское кино, по определению самого же Бергмана, «это — лица, движения, голоса, жесты, тени и свет, настроения, мечты — ничего определенного, ничего ощутимого, но только мгновенное — иначе говоря, только видимость» (Там же). Ведь, добавим мы, шепоты и крики, жизнь и смерть, ложь и правда, страдание и сострадание — это и есть дело и удел, юдоль и предназначение художника, смертного создателя бессмертных творений. (В. Н. Распопин)

Я человек увлекающийся. И если я скажу вам, что ничего сильнее я в жизни не видела – не верьте. Под настроение и ситуацию я могу сказать то же самое с той же искренностью еще о доброй пятерке фильмов. Но сейчас, в данный период моей жизни, я говорю с полной уверенностью – ни один другой фильм не заставляет меня чувствовать так, как «Шепоты и крики». Есть вещи, которые осознаешь с годами. Некоторые понимают, что накопленные материальные ценности – тлен, и начинают читать книжки. Некоторые переучиваются с профессии, которой занимались много лет, на что-нибудь даже отдаленно не похожее. Некоторые прыгают с крыш. А некоторые приходят к тому, что жить все-таки стоило, несмотря ни на что. Как правило, это последнее понимание приходит тогда, когда уже нет выбора, когда впереди только вечность. Перед нами семейная драма. Три сестры, три абсолютно разных характера, три жизненных пути. Для связности рассказа начнем с середины. Средняя, Карин – нордическая дама, замужем за дипломатом, вращается в высших аристократических кругах общества. Она из тех, кто не просто знает, какой вилкой и каким ножом что есть, но и применяет свое владение этикетом и на приемах у посла, и за домашним столом. Причем для нее это ритуал. Для нее содержание вполне заменяемо формой. Когда мы впервые видим ее мужа, мы понимаем, что женщину стоит пожалеть. Сухопарый, с глазами снулой рыбины, чопорный и высокомерный педант, расчетливый и холодный карьерист. Мерзкий тип. Жена ему необходима по положению, «ноблесс оближ». Брак Карин – не счастливый союз двух, если не любящих, то хотя бы уважающих друг друга людей, а тяжкая повинность для обоих. Детей нет – и хорошо. Какие дети, когда на эту пару холодно даже смотреть. В очень жестокой, виртуозно поставленной и сыгранной сцене Бергман показывает отношение Карин к своему мужу – за обедом, тягостным для нее особенно, Карин разбила бокал и спрятала осколок. Мы пока не знаем, для чего. После, в ванной, этим осколком она режет себя – режет свои гениталии в непонятном сладострастном экстазе и облизывает губы. На первый взгляд тут тебе типично извращенческая мазохистская тенденция получения удовольствия от страданий – но нет. Это Бергман, друзья. То, что мы только что увидели – генеральная репетиция перед тем, что будет в супружеской спальне. Карин спокойно заходит в спальню, ложится на кровать. Входит ее супруг в халате, плотоядно ей улыбается, а она спокойно опускает руку под свою рубашку, зачерпывает оттуда крови, мажет себе губы и облизывает их так же, как мы уже видели в ванной. Это такая явная декларация ненависти и отвращения, что просто дрожь берет, и ты буквально своей шкурой чувствуешь, что это значит – жить и спать с постылым человеком. Такой характер – годами сдерживаемые страсти, сдерживаемые так долго, что они либо исчезли вообще, либо переродились в страшные патологические выплески страха и ненависти, похороненные мечты, загубленная молодость, – это Карин в неподражаемом исполнении Ингрид Тулин. Младшая, Мария – женщина-мотылек, красавица, мамина любимая дочка. Ее муж, безнадежно влюбленный в нее рогоносец, тюфяк и мямля, подозревающий об изменах жены, но закрывающий на них глаза из слабоволия. Он давно задвинут на периферию ее жизни, и о нем вспоминают только в двух случаях: когда нужны деньги и когда нужен жупел, которым можно козырнуть, чтобы отшить нежелательного поклонника или отказать просителю, сославшись на него (на мужа). У них дочка, которая служит живым буфером, предохраняющим эту пару от столкновений и конфликтов на почве ревности. Мария совсем не похожа на Карин. Это беззаботная, ухоженная, легкомысленная, пользующаяся успехом, привыкшая к этому и принимающая это как должное молодая стрекоза, которую материнство совсем не испортило, а замужество не отбило охоту к приключениям, не всегда ограничивающимся только флиртом. Вроде бы позитивный ненавязчивый персонажик. Но все не так просто и здесь. Нужно видеть, как играет Лив Ульман, какое у нее великолепное подвижное лицо. Переходы Марии от состояния обиженного или напуганного ребенка к состоянию холодной, циничной и развращенной женщины, знающей цену всему на свете и все на свете меряющей на деньги, для которой окружающие – не более чем материал для забав, изучения, наблюдения – это высший пилотаж актерского мастерства. В не менее характерной сцене, чем сцена с осколком, мы видим, как Мария реагирует на попытку своего мужа покончить с собой (попытку неудавшуюся) – в ее взгляде столько презрения и брезгливой жалости, что мы понимаем: ее слезы – это не слезы радостного облегчения, что все обошлось, а бессильные слезы раздражения оттого, что «даже это ты, придурок и неудачник, не смог довести до конца». Этот характер – трусливый, циничный, самовлюбленный, подменяющий истинную доброту слюнявой сентиментальность и жалостливостью, фальшивый и развращенный, – это Мария в роскошном исполнении Лив Ульман. Карин и Мария не любят друг друга. Мария, с детства выделявшаяся матерью, как самая красивая, самая похожая на нее и потому самая любимая, считает Карин фригидной неудачницей (ну, для Марии все женщины, менее красивые, чем она – неудачницы), а Карин считает Марию бездушной глупой куклой и эгоисткой (кем, собственно, Мария и является). Сестры не разговаривают, встречаются только на семейных мероприятиях и ни одна об этом не жалеет. Их привела сюда неприятная необходимость «выполнения родственного долга» (и, как мы постепенно понимаем, более приятная необходимость раздела дома и имущества). Их свела здесь смерть старшей сестры, Агнес. Агнес – тихая, где-то даже забитая молодая женщина на последней стадии рака. Мать ее не любила, сестры, тонко чувствовавшие момент, тоже не обращали на нее ни малейшего внимания, и Агнес росла замкнутой и нелюдимой, но это и к лучшему. Наверное, был огромный плюс в том, что в детстве ее оставили в покое и предоставили самой себе – она увлекалась рисованием, читала, думала, мечтала – словом, мирно и беззлобно проводила время, пока другие были заняты борьбой за существование. Она не вышла замуж. И я точно знаю, почему. Не потому что не было желающих составить ее счастье, а потому что того единственного она не встретила, а за кого попало, лишь бы выскочить – это не ее. Мама умерла, сестры повыходили замуж и разъехались. Агнес жила одна в большом семейном поместье со служанкой Анной. Незаметно подкралась смертельная болезнь, а вместе с ней быстрое увядание к 30-ти годам. Фильм начинается с последних суток жизни Агнес, со страшной, тяжелой, мучительной 10-минутной агонии. Когда приезжают сестры, мне на ум приходит ассоциация со стервятниками, слетающимися на мертвечину…. Сестры жутко боятся, им, здоровым, глубоко противна эта удушающая атмосфера болезни и умирания, они с неохотой входят в комнату Агнес. Единственный человек, принимающий эту болезнь и Агнес такими, какие они есть – с хрипами, кровохарканием, тазиками, сменами компрессов, – это Анна, служанка, четвертый женский образ в фильме. Из такого теста получаются лучшие медсестры и сиделки – уравновешенные, умелые, не страдающие от ложного стыда, излишней брезгливости и боязни крови. Довольно скоро в фильме Агнес умерла. До этого момента фильм шел по жестко-реалистичной дорожке. После смерти Агнес началась типично бергмановская притча. На семейном совете сестры и их мужья решают, что делать с домом, скарбом и Анной. Очередная прекрасная сцена – Анна под дверью подслушивает, а родственнички определяют сумму, каковой можно было бы отделаться от верной служанки, которая была для Агнес не просто служанкой, а помощником, подругой, родственной душой. Наконец сумма определена, Анна вызвана в комнату. Она смущена, представ перед таким блестящим обществом. Но непреклонна. Ей не нужны деньги. Она хочет дневник, который вела Агнес. Дневник?? – изумилось практичное семейство. Да пожалуйста, бери. В их глазах явно читается смесь облегчения от того, что Анна не потребовала в уплату за верную службу никаких материальных ценностей (дешево отделались, нам больше достанется) и недоуменной жалости (вот дура, нашла, что просить). А в комнате покойной, где еще находилось тело, начались странные вещи. Агнес зовет Карин, чтобы та согрела ее, успокоила, сделала ее последнее путешествие не таким одиноким, пустым и страшным. Карин – прагматик. Поначалу она напугана, но, узнав, чего хочет от нее сестра, страх уступает место злобе. Как?? Да она с ума сошла! Ей, здоровой, успешной женщине, жене преуспевающего дипломата, вот так вот, за здорово живешь, сойти в могилу с нелюбимой сестрой? Да ни за что! «Я ведь даже никогда не любила тебя!» — кричит она Агнес и выбегает из комнаты. Первое разочарование Агнес. Последний гвоздь в крышку гроба сочувствия, который вызывала Карин. Далее очередь Марии. «Агнес зовет Марию» — говорит Анна…. Мария не хочет заходить вообще, но ее чуть ли не силой заталкивает Карин. Пройди и ты через то, через что пришлось пройти мне. Мария в комнате. Агнес тянет к ней руки. Согрей меня, мне холодно и страшно, помоги мне, сестра. Поддавшись кратковременному порыву жалостливости, которая так отвратительна у трусов и эгоистов, Мария протягивает руки сестре и почти обнимает ее, но в последний момент инстинкт самосохранения здоровой самки завопил о себе, и, сбросив с себя Агнес, Мария в слезах выбегает из комнаты. Второе, еще более горькое разочарование Агнес (потому что Мария на протяжении всего фильма выглядит более человечной, чем Карин, но будьте уверены – это горькая иллюзия). Последний гвоздь в крышку гроба физического обаяния Марии, которое неизбежно действует на зрителя. Как вы думаете, кто следующий? Правильно, Анна. Ее не пришлось звать. Она прибежала сама. Она согреет Агнес, она составит ей компанию в ее последнем путешествии, она будет рядом – как она была рядом все эти годы. Кадр: Анна прижимает тело Агнес к груди – это как мадонна с младенцем. Тем временем во взаимоотношениях двух живых сестер произошло какое-то движение. Мария, все еще в шоке от пережитого ужаса, пытается сделать то, что обычно делают трусы, когда чувствуют, что поступили, гм-гм, не совсем красиво. Она пытается найти поддержку у Карин. Она хочет поговорить. Мы никогда не говорили. – А о чем нам говорить? – Ну мы же сестры, и вот теперь, когда Агнес умерла, разве тебе не страшно, разве ты не жалеешь о том, что мы с тобой так далеки друг от друга? Кто может устоять перед проклятым обаянием Марии? Карин пытается бороться с желанием любить сестру, но Мария так трогательна, так настойчива (Лив Ульманн, черт побери, опять лицо невинного ребенка!), что Карин, в конце концов, сломалась. Случайно прикоснувшись к сестре, Мария нашла слабинку – Карин не выносит, когда ее трогают. По-своему неглупая, Мария понимает, что это можно использовать в завоевании сестры – и добивается своего. Потрясающе искренняя сцена, когда две женщины сидят и взахлеб разговаривают, прикасаясь друг к другу, лаская друг друга – на фоне музыки (глубокая бархатная виолончель). Мы не слышим, о чем они говорят. Это что-то очень личное и к зрителям никакого отношения не имеющее. Это катарсис, которым разрешилось нараставшее напряжение, страх, недоверие, отвращение, и в котором так нуждались обе. Но…. Что происходит на следующее утро? Мария пришла в себя – она подпиталась энергией сестры, она завоевала очередного поклонника в ее лице, который, пусть недолго, но любил и восхищался ею (а больше ей и не нужно), – и она снова холодна, цинична и деланно-наивна. Карин понимает, что ее использовали. И понимает, что теперь уже точно, больше никогда никому она не поверит и никого не полюбит. И вместе с ней это понимаем и мы. Старшая сестра умерла, две оставшиеся сестры снова разъехались, чтобы больше уже никогда не встречаться, а Анне разрешили пожить в доме еще некоторое время. Проводив всех из дома и из своей жизни, Анна открывает дневник Агнес – то, что имело такую ценность для нее и было ненужной тетрадкой для сестер Агнес. Занятно, ни Мария, ни Карин даже не поинтересовались содержанием дневника, который так долго вела их старшая сестра. Анна наугад читает запись, которую Агнес сделала в один из дней, когда она еще не была прикована к постели, и могла выходить на короткие прогулки. Я не ручаюсь за точность цитаты, но вот близко к тексту: «Сегодня мне лучше. Приехали Карин и Мария, и мы все пошли в парк гулять. Мы вместе качались на наших старых качелях, я чувствовала близость людей, которых люблю больше всего на свете. Будь, что будет дальше – но это счастье. В те минуты я поняла, что такое совершенство. И я бесконечно благодарна жизни за то, что она дала мне так много». Понятно? Умирающая от рака Агнес, как ни парадоксально – единственный живой человек в семье. В этой записи весь характер Агнес – зная, что ее ждет, понимая, что конец неотвратим, она не стала тратить остатки жизненных сил на ненависть и злобу, на попытки отравить жизнь окружающим – она пришла к четкому осознанию того, что жить стоило хотя бы ради тех дней, которые, пусть их было немного и недолго, но составляли ее простое счастье человеческого общения с любимыми людьми и гармонии с миром. Как известно, Ингмар Бергман, будучи сыном пастора, в своих фильмах постоянно задавался вопросами бытия Бога (целиком и полностью этой теме посвящена его «Седьмая печать»). В «Шепотах и криках» мы видим трех носителей веры: пастор, отслуживший похоронную по Агнес, сама Агнес и Анна. Возможно, я ошибаюсь и многие со мной не согласятся, но мне кажется, что вера священника – всегда наименее ценна. Пастор в фильме отчитал молитву и взял на себя организационную часть похорон. Это профессионал, выполняющий долг, крестоносец. Он служит. Агнес – это, так сказать, просвещенная вера образованного человека, светлая, без изуверств и флагелляции, без швыряния камней. Были вопросы, сомнения, терзания – но все они благополучно разрешились в пользу силы духа. Интересно, что в своей дневниковой записи, которую читает Анна, Агнес благодарила не Бога, а «жизнь». И, наконец, Анна – это вера первозданная, интуитивная, без вопросов и сомнений, но и без излишней экзальтации. Мы знаем, что у Анны была дочка, которая умерла в раннем детстве. Мы видим сцену, в которой Анна ставит свечку за умершую девочку, молится за упокой ее души, а, помолившись – с аппетитом хрустит свежим крепким яблоком. Кесарю кесарево – Богу богово. Бергман не говорит нам, какой именно тип он считает правильным – он предоставляет выбор, дает общий набросок. «Я вижу вот эти три типа современного верующего – может быть, вы согласитесь с каким-то из моих, а может быть, выведете свой». В заключение хотелось бы поговорить о некоторых чисто кинематографических моментах. Во-первых, музыка. «Шепоты и крики», как и 40% бергмановских фильмов, которые я пока имела счастье видеть – фильм камерный. Все действие происходит в доме, только изредка выходя в парк поместья. Музыки в виде саундтрека нет. Виолончель в вышеупомянутой сцене общения сестер – единственные музыкальные звуки в фильме. Бергман вообще очень редко, но всегда к месту, включает музыку. Это делает восприятие его работ одновременно простым и сложным. Простым – потому что нет лишних звуков, которые забивают диалоги и отвлекают. Сложным – потому что нет направления, в котором, по замыслу автора, должна двигаться зрительская мысль, Бергман не ориентирует зрителя на реакции. Нет этой дуболомной схемы «саспенс – напряженная музычка / любовная сцена – романтически-сопливая музычка / хэппи-энд – победительная музычка» — то, что присутствует в 90% современной кинопродукции (из ныне снимающих и здравствующих я бы отметила, пожалуй, только Киру Георгиевну Муратову, подобным же образом использующую музыку в своих фильмах). И еще одна мысль – сдается мне, что Ларс фон Триер идею одной из догм своей «Догмы», гласящую «никакого саундтрека – играет только то, что играет в кадре здесь и сейчас, или не играет вообще ничего» позаимствовал именно у Бергмана. Второй момент фильма – цвет. По-моему, это первый цветной фильм Бергмана, долго воевавшего с непослушным материалом и принципиально снимавшего в черно-белом. Цвет имеет самое красноречивое значение в фильме. Сам Бергман говорил, что для него красный – это цвет болезни, тревоги и души. Не поэтому ли комната Агнес выдержана в красном? А платье Марии? А кровь Карин? Когда с героинями начинают разговаривать «шепоты и крики», когда они уходят в воспоминания – кадр расплывается в красное облако. Третий момент – актерская игра. Это совершенство. Все четыре главные героини, оба мужа и врач-любовник (Эрланд Йозефсон) играют гениально. Я, конечно, не открою Америку, сказав, что и Лив Ульман, и Ингрид Тулин и Хариетт Андерссон (Агнес) – великие актрисы, бергмановские актрисы. Но чтобы увидеть, что такое актерское дарование от Бога, как можно сыграть тончайшие переживания, оттенки человеческой психики и хрупкие движения души без грима, компьютера, подкрепляющего саундтрека и пр., надо посмотреть этот фильм и этих актеров в деле. Четвертое, традиционно о названии. «Шепоты и крики». Шепоты внутренних голосов и крики боли. Робкие шепоты добрых побуждений, покрываемые истошными визгами ненависти и злобы. Что есть крик души? Что есть ее шепот? Что громче? Что мы слушаем чаще?
И последнее, о чем непременно нужно сказать: все, что я написала выше, все три исписанных листа, все слова, подобранные мною – это примитив и схематичность, жалкая попытка передать словами магию кадра, актерской игры, магию кино. Это ничто по сравнению с киноязыком Бергмана. Фильм куда более многослойный и многозначный, чем то, что я рассказала. Диалогов у Бергмана всегда мало, его фильмы передают информацию на сугубо невербальном уровне, и потому описать словами идейный и эмоциональный посыл его работ – задача, для меня лично непосильная. Каждая сцена – шедевр, каждое мимическое движение – рассказ, и собственно слова, диалоги – лишь третичны, их не больше и не меньше, чем требуется. Все, что я понаписала – это то, что я лично вынесла из фильма после 4-ех просмотров в разные периоды своей жизни. И я совершенно не претендую на лавры единственно правильного толкователя. Обязательно посмотрите этот фильм. И обязательно не один раз. P.S. Я очень мало написала об Анне – далеко не второстепенном персонаже фильма, но честное слово, если писать все, что думаешь, понимаешь и чувствуешь, когда смотришь (и пересматриваешь!) «Шепоты и крики», не хватит никакого формата. P.P.S. И напоследок (теперь уже точно все!) еще одна «ценная» мысль – думается мне, что создатели фильма «Пианистка» свою знаменитую «сцену с бритвой» тоже слямзили у Бергмана. А может быть, это все же не прямое цитирование, а самостоятельная находка…. Утверждать не берусь. Но в любом случае – бледная копия. (Юлия М)

Криков и Шепот — Племена

Предисловие

В свете столетней ретроспективы фильмов Ингмара Бергмана на Film Forum, которая длилась месяц, я рад поделиться отрывком, написанным мной еще на студенчестве, о Cries and Whispers через призма феминистской литературной теории.

Тема «Женщины» в книге Ингмара Бергмана « Плач и шепот»

Феминистская литературная критика является неотъемлемой частью феминизма и может быть применена к любому аспекту искусства с участием женщин.

Феминистские литературные теории в основном направлены на понимание положения женщин и гендерного конфликта. Основные работы теоретиков литературы заключаются в оценке того, как гендерный фактор влияет на все фазы человеческого существования. В отличие от феминистского движения, феминистская литературная теория не только хочет изменить социальный слой, но и стремится изобрести новые замещающие модели чтения и письма и пытается определить причины, лежащие в основе положения женщин в современном мире (Eagleton.)

Современное искусство, исследующее миры прошлого, кажется гораздо более интересным, чем просто современные проблемы с участием женщин. Феминизм — политический термин, и именно поэтому он не особенно полезен при обращении к искусству, потому что искусство — это то, что стоит отдельно от политической пропаганды. Фильмы Ингмара Бергмана — одни из самых замечательных, которые когда-либо видели, в конце концов, это опыт, и они никоим образом не являются политическими.

Политика мало что значила для Ингмара Бергмана в его фильмах, поэтому он не интересовался феминизмом.Вместо этого его интересовали психика и дух женщин; женщины, брошенные Богом или попавшие в безжизненный брак; женщины, подавленные желания которых часто выливались в горькие признания. Почти во всех его фильмах есть момент, когда женщина все разгружает: озвучивается каждое сожаление или мелкое раздражение, признаются полуправда и ложь, а предательство и ненависть кладут на стол лицом вверх. Эти ритуальные очищения всегда трудно смотреть, но они освежают. Он позволил своим женщинам очистить свои души до того, как болезнь или скука поглотили их (Томпсон 1.)

Поскольку для Бергмана политика не имела большого значения, он обнаружил «самопросветление» в своем исследовании женственности; это то, что Франсуа Трюффо называл «женским принципом». Ингмар Бергман сказал, что женщины — это «мир, в котором я развился, возможно, не в лучшую сторону, но ни один мужчина не может действительно почувствовать, что знает себя, если ему удастся оторваться от него» (Томпсон 1.)

Этот буквальный акт письма Ролевые игры с женщинами стали яркими в 1972 году, когда появился один из шедевров Бергмана, Cries and Whispers .В критическом обзоре фильма, написанном Растином Томпсоном в 1997 году, он говорит, что Криков и Шепот — это фильм, который Бергман состоит из

эпизодов, которые начинались и заканчивались крупными планами женщин, смотрящих в камеру, безмолвными предисловиями к воспоминаниям, которые рассказывали история трех сестер и их служанки. Слуга ухаживает за больной раком старшей сестрой, обнажая ее тяжелую материнскую грудь и позволяя умирающей женщине прижаться к ней. Это сцена изумительной чувственности, дань уважения жизненной силе женского тела (Thompson 1.)

Хотя это очень красивое описание фильма, в нем мало частей, особенно когда речь идет о теме Бергмана о «женщине». Слуга Анна (которую сыграла Кари Сильван) заботилась об Агнес, которую играла Харриет Андерссон, из чистой женской любви, а не из долга или обязательств. Героиня Анны потеряла единственного ребенка, дочь, когда ей было всего три года, из-за пренебрежения бессердечным доктором, которого сыграл Эрланд Джозефсон. С тех пор, как она заботилась об Агнес из-за их общей связи, которая является уникальным женским страданием: Агнес никогда не была замужем и никогда не рождала детей.Она также умирает от рака матки. Ее проблемы с маткой более чем символичны для фильма. Хотя она страдает, истощена и бледна, ее живот опух, как будто она на поздних сроках беременности. Излишне говорить, что в фильме умирает Агнес. По словам Ингмара Бергмана, когда он писал в своей рабочей тетради для Криков и шепотов :

, я считаю, что фильм — или что бы там ни было — состоит из этого стихотворения: человек умирает, но, как в кошмаре, получает застрял на полпути и умоляет о нежности, милосердии, избавлении, что-то в этом роде.Есть еще два человека, и их действия, их мысли связаны с мертвыми, не-мертвыми, мертвыми. Третий спасает ее, осторожно покачивая, чтобы она могла обрести покой, пройдя свою часть пути. (Бергманорама: магические произведения Ингмара Бергмана.)

Эта сцена происходит после того, как персонаж Агнес буквально умерла биологически. По словам Ингрид Тулин в роли Карин, «она уже начала гнить. У нее на руках гнилые пятна ». Однако Агнес не может отпустить и оставаться мертвой, потому что она не хочет, чтобы ее оставили одну в окружении пустоты, «пока не закончится ужас.Карин — старшая сестра, которая отказывается оставаться с Агнес; она отказывается участвовать в ее смерти. Мария (ее играет Лив Ульманн) — младшая сестра: наивная, кокетливая и распутная из трех. Она приходит в ужас от приказа своей умершей сестры и убегает. Это когда Анна говорит, что позаботится об Агнес, поэтому, делая это, она обнажает только одну грудь и прижимает тело Агнес к себе на смертном одре. Она не могла родить живого ребенка, поэтому ей захотелось родить женщину, которую она любит, в вечность.Пройдя «половину пути», как называет это Бергман, Агнес может обрести покой и перестать существовать после своей смерти.

Фильм Крики и шепоты был первой работой Бергмана, которую нельзя было представить как черно-белую. Бергман сказал, что «в сценарии» он «думал о красном цвете как о внутренней части души». Он продолжает: «Когда я был ребенком, я видел душу как призрачного дракона, синего, как дым, парящего, как огромное крылатое существо, наполовину птица, наполовину рыба.Но внутри дракона все было красным ». Когда я задаюсь вопросом о цвете души и почему он красный, я сразу думаю о кровавой эстетике, которая должна быть кровавой. Кровь — это жизненная сила и самая яркая красная телесная жидкость, которую можно увидеть, именно тогда, когда происходит ее контакт с кислородом. Внутри всех нас мы красные, как воображаемый дракон Бергмана.

О женской душе можно также думать в терминах матки: Бергман даже сказал, что этот образ души, который он продолжал колдовать, был «влажной мембраной разных оттенков красного.«Мембрана заставляет меня думать об органе, особенно о покрытом органе, в котором обитает жизнь: иначе известном для этой цели как матка. Наблюдая за Cries and Whispers , можно почувствовать, что они действительно находятся в утробе матери из-за клаустрофобной красной атмосферы. Стены каждой комнаты в фильме окрашены в красный цвет; «Дизайн декораций представляет собой обветшавший особняк, напоминающий кокон, обнесенный стенами из красного бархата и красной парчи» (Меллен 5.) Драпировки, гобелены и вино — красные, а mise en scène пропитан этим стилистическим выбором.Так как эта пленка залита малиновым цветом; соответственно исчезают даже воспоминания. Как будто воспоминания о четырех женщинах кровоточат изнутри. Это может быть аналогично истечению менструальной крови из матки во время менструации женщины после того, как зачатие еще не произошло. Эта очистка от белков крови символизирует освобождение и признание женской души.

Когда Бергман сказал, что персонаж Агнес может умолять об избавлении после смерти, он, возможно, имел в виду «избавление» буквально в терминах женщин.Женские тела предназначены для участия в родах. Матка, которая для Агнес больна и стала причиной ее смерти, не участвовала в освобождении ребенка, поэтому ей остается искать другую форму очищения. Вместо этого она остается невинной, как ребенок, одетый в белое, когда ее держат за грудь почти как у Христа. В книге «Бог, смерть, искусство и любовь: философское видение Ингмара Бергмана» Роберт Лаудер исследует символ Pietà и его использование Бергманом, чтобы «передать любовь между Агнес и Анной.Анна снята «держащей Агнес, как Мария изображена держащей Иисуса в Pietà » (Lauder 75.)

Ингмар Бергман также однажды описал свое видение души в The New Yorker , как «влажный мембрана. » Киновед Джоан Меллен сказала, что в « Плачах и шепотах » этот цвет крови больше символизирует тело женщины. Образ ее биологии, подобный «влажной мембране», определяет ее, однако она изо всех сил пытается ускользнуть от его хватки »(Меллен 6.) Один из четырех этапов феминистской литературной теории — это «термин, придуманный Элейн Шоуолтер, который относится к развитию уникальной женской эстетики». Это термин «гинокритизм». Cries and Whispers , безусловно, использует уникальную женскую эстетику, особенно в его mise en scène с участием Ингрид Тулин в роли измученной старшей сестры Карин и осколка разбитого бокала.

Основная тема Симоны де Бовуар в ее работе «Второй пол» состоит в том, что «человек не рождается, а, скорее, становится женщиной.- Ну, может быть, образно говоря. С биологической точки зрения это явно не так. Карин Бергман «презирает ее сексуальность». Фактически, «ее мучает ее сексуальность, и она ненавидит быть женщиной» (Меллен 6.) Она оказалась в ловушке брака без любви, в котором она презирает своего мужа: он «отталкивает ее физически и умственно», — пишет Бергман. Она явно презирает половые сношения, потому что ненавидит своего мужа и свое тело, но при этом у нее пятеро детей (которых, что важно, мы никогда не видим, даже в воспоминаниях Карин) (Меллен 6.)

Это задает главную предпосылку mise en scène , в которой символ крови и женское тело прекрасно сочетаются друг с другом. Карин и ее безжизненный муж ужинают из какой-то рыбы и красного вина. Карин спрашивает, хочет ли ее муж кофе или он предпочел бы уйти на пенсию раньше; он не хочет кофе. Внезапно стакан, наполненный красным вином, разбивается, поражая Карин и портя чистую белую скатерть. Карин осторожно берет осколок стекла и, рассматривая его, говорит себе: «Это всего лишь ткань лжи, все это», прежде чем удалиться в будуар, чтобы раздеться.Она кладет осколок стекла на зеркальный поднос на туалетном столике и начинает снимать кольца. Анна стоит рядом, чтобы помочь Карин раздеться, а затем переодеться для постельного ритуала. Карин щелкает: «Не смотри на меня», а затем дает Анне пощечину. Она извиняется и просит прощения, но Анна только робко качает головой, говоря «нет».

После того, как украшение (в том числе серьги и длинная нить жемчуга) снято, волосы распускаются из ограничительного викторианского пучка.Карин выходит из своего черного платья с высоким воротником и множества нижнего белья, чтобы обнажить красивое, тонкое обнаженное тело, которое по-прежнему остается мясистым и очень женственным. Затем она надевает белую майку с длинными рукавами и халат, в котором она будет спать; Эта сцена раскрывает важность и ограниченность викторианской одежды, превращая раздевание в настоящий «ритуал». Затем Карин говорит Анне, что она может уйти. Тулин (как Карин) начинает трогать осколок стекла, который все еще лежит на ее туалетном столике и ждет, чтобы его использовали как своего рода оружие для мести.Затем она повторяет следующую фразу, которая «может означать разочарование всех персонажей Бергмана» (Меллен 9.) «Монументальная ткань лжи. Ткань лжи ».

Женщина, которая показала, что чувствует себя так, как будто она живет ложью, переносит осколок стекла на более удобный стул, где она может расслабиться. Теперь зритель замечает, насколько острый осколок; он имеет несколько острых концов и в некотором смысле похож на копье, может быть, даже фаллический. Карин поднимает платье, раздвигает ноги и вставляет осколок стекла во влагалище.Она стонет от боли, а затем с облегчением вздыхает. Кажется, она улыбается и демонстративно облизывает губы. Она встает со стула и уходит в спальню, которую делит с мужем; она лежит в постели и открывается мужу, приподнимая платье и раздвигая ноги, которые сильно окровавлены. Повсюду кровь: между ее ног, на руках и, в конечном итоге, на лице, когда она размазывает ее по рту, словно одержимая. Она не остановится ни перед чем, чтобы шокировать, потрясти и отомстить мужу, которого она ненавидит.Но это не все; она продолжает слизывать кровь со своего рта. Делая это, она одновременно выглядит удовлетворенной, взволнованной, замученной и сюрреалистичной. Думаю, достаточно сказать, что сцена напряженная, шокирующая, пугающая и, возможно, даже трудная.

Одна женщина-критик по имени Верина Глесснер написала для журнала Time Out , что во время «короткой сцены, где Тулин в старинном костюме раздевается своей горничной, говорит все, что можно сказать об одежде, маскировке, репрессиях. Крики — о телах, женских телах, переживающих крайнюю боль, изоляцию или пренебрежение ». Затем критик, кажется, занимает феминистскую позицию, используя термин, который, по мнению сильных женщин, имеет положительный оттенок, то есть слово «пизда». Глесснер заявляет, что «Карин (Тулин) изувечила свою влагалище осколком стекла и, растянувшись на супружеской постели, улыбается через кровь, которую она размазала по рту, своему мужу на праздновании брака, который« ткань лжи ». .’”

Эта сцена сама по себе тоже является праздником. Это празднование свободы воли, бунта, владения своим телом и способности переносить причиненную самому себе боль, которая, вероятно, гораздо менее болезненна, чем та, которую она не причиняла преднамеренно и которую она несет в своей душе. Термин «пизда», по словам писательницы-феминистки Джоанны Фруэ, относится как к влагалищу, так и к вульве. Подразумевается, что Карин вставляет осколок во влагалище, поскольку мы на самом деле этого не видим.Понятно, что она не «калечит» свою вульву; вместо этого то, что она делает, имеет дело с внутренним. Такого рода месть можно рассматривать как сексуальную, поскольку осколок фаллической формы вставлен ей во влагалище. Это мастурбация в очень садомазохистском и опасном смысле. Это еще и про-женщина, потому что она делает это по собственной воле, пытаясь что-то почувствовать без помощи мужчины. Она полностью контролирует свое тело и использует его, чтобы вызвать нечто поразительное, глубокое и пугающее.Она атакует свою ненависть к сексуальности, обращаясь к этому вопросу со своим мужем нетрадиционным способом. Ей не нужно разрешение делать со своим телом все, что она хочет, приятно это или нет.

Joanna Frueh также написала в своем Vagina Monologues -esque eque Vaginal Aesthetics красоту влагалища, его выделения, которые делают его «блестящим» и влажным, а также его вкус и цвет. Она сравнила это с розой (надеюсь, с красной розой). В конце концов, вагины имеют разные оттенки красного, имеют перепончатую оболочку и, очевидно, уникальны для женщин.Стивен Хит пишет в The Sexual Fix , который является неотъемлемой частью Feminist Literary Theory: Reader о «женственности», которая состоит из «потока, жидкости, губ и отверстий» (Heath 221.) Это упоминание губ, включая те, на лице женщины, а также две пары ниже ее талии, которые представляют собой больших половых губ и малых половых губ , весьма значительны в мизансцене Бергмана для криков и шепотов . Ингрид Тулин сосредотачивает свои страдания на своем влагалище, но также и на губах своего рта, которые она неоднократно облизывает в спокойной, но невротичной манере.

Также было сказано, что обсуждаемая сцена «несомненно является унижением» (Меллен 9.) Это суждение может звучать отрицательно, но, напротив, это именно то, что Ингмар Бергман стремился сделать со своими фильмами. Он обнаружил, что основной, первичный акт унижения очень показателен для персонажа, будь то мужчина или женщина. Симона де Бовуар однажды сказала, что, по ее мнению, «мужчина» определяется как человек, а женщина — строго «женщина», и что «всякий раз, когда она ведет себя как человек, она, как говорят, подражает мужчине.«Это может быть феминистская точка зрения, и она может быть верной во многих случаях, за исключением Ингмара Бергмана. Женские персонажи Бергмана были намного сильнее мужчин; его люди, по словам Трюффо, были «условностями». «В наши дни редко можно увидеть фильм с таким уважением к женщинам, который бы изображал их пол и их тела с такой честностью» (Томпсон 2.) Бергман создал фантастическую семью, в случае Cries and Whispers , сестер. . Это персонажи, способные «ненавидеть столь же глубоко, как и любовь» (Томпсон 2.)

Женщины также бесстрашны, когда речь идет о переносе боли и страданий; никто не вздрагивает, когда Карин говорит, что она часто думала о самоубийстве. Это просто факт. Способность таких красивых, уникальных женских персонажей переносить такие внутренние потрясения и страдания поразительна. В конце концов, Бергман «нашел путь к ясности через болезнь», и я думаю, что его герои тоже. (Томпсон 2.) Франсуа Трюффо также сказал, что женщины Бергмана «не рассматривались в его фильмах через мужскую призму, но наблюдались в духе полного соучастия».« Крики и шепоты» — поразительный, захватывающий и невероятно трогательный фильм. Это феминистский материал, потому что он касается исключительно представления о том, что женщины вовлечены в мир и несут ответственность за свои действия. Женщины также не зависят от мужчин в их жизни, чтобы помочь им с их проблемами; на самом деле мужчины кажутся совершенно неспособными ухаживать за женщиной.

Наконец, последняя сцена в фильме — это довольно красивый ретроспективный кадр. Анна читает отрывок из дневника Агнес, который был написан до ее болезни, когда она была полностью счастлива.Воспоминание создает сцену в фильме, в которой все четыре женщины в белом, несут зонтики и полностью довольны пребыванием в этом «девственном» мире без мужчин. Агнес говорит: «Со мной были люди, которых я больше всего люблю на свете. Я слышал, как они болтали вокруг меня; Я чувствовал присутствие их тел, тепло их рук. Я плотно закрыл глаза, пытаясь ухватиться за данный момент и думая: «Будь что будет, это счастье» (Меллен 11.) Плач и шепот — это, по мнению некоторых, одно из самых близких подобий мечты, когда-либо существовавшей. фильм; это особое использование невероятных актрис, которых берут на руки мастера, очарованные женщинами до самой своей смерти. Cries and Whispers — феминистское произведение, потому что оно раскрывает внутренний мир женщин, их силу и их первозданную красоту. Даже при смерти персонаж Харриет Андерссон по-прежнему красива, потому что она женщина, а значит, очаровательна. Все женщины очаровывали Ингмара Бергмана, и это делает его феминистом. Cries and Whispers особенно феминистский, потому что все он о женщинах: все настолько красивое, что связано с женщинами, должно быть феминистским, а Cries and Whispers — одно из самых красивых произведений кино, которым, надеюсь, может повезти. достаточно, чтобы испытать.

Аннотированная библиография

Этот текст представляет собой переведенную версию автобиографии Ингмара Бергмана со шведского на английский. Он подробно обсуждает свое искусство, а также говорит «языком искусства». Он писал о своих влияниях, в первую очередь о своей матери и бабушке, а также о своих женах, любовниках и детях. Он обсуждает свои фильмы, что очень важно для моей статьи.

Бергман, Ингмар. Автобиография: Волшебный фонарь. Миддлсекс, Англия: Viking angelaleePenguin Inc., 1988.

Этот текст «переполнен» откровенными интимными интервью с легендарным художником / режиссером. Он подробно обсуждает свои фильмы, включая свои художественные замыслы, а также аргументы в пользу выбора актеров / актрис.

Бьоркман Стиг, Маннс Торстен и Симас Йонас. Бергман о Бергмане: интервью с Ингмаром Бергманом. Нью-Йорк: Саймон и Шустер, 1973.

Этот текст в основном касается видения Бергмана как писателя, режиссера и художника. Это касается его намерений, а также того, что он хочет, чтобы аудитория получила от своих фильмов.(Конечно, теперь он умер.) В эту книгу входит пролог, написанный его возлюбленной и музой Лив Ульманн.

Эта статья — феминистская статья, в которой обсуждается эстетика женских половых органов с точки зрения средств массовой информации. Он также противопоставляет актуальность влагалища его «символизму» и художественному подходу.

Фрой, Иоанна. «Вагинальная эстетика». Гипатия, т. 18, № 4, Женщины, искусство и angelaleeAesthetics (осень-зима, 2003 г.) Indiana University Press.P. 137-158

Gado, Frank. Страсть Ингмара Бергмана. Дарем: издательство Duke University Press. 1986.

Лаудер, Роберт Э. Бог, смерть, искусство и любовь: философское видение Ингмара Ангелали Бергмана. Нью-Йорк: Paulist Press, 1989.

В этом тексте рассказывается о видении Ингмара и ритуалах, которые он использовал, чтобы создать свое искусство и направить свои фильмы.

Ливингстон, Пейсли. Ингмар Бергман и ритуалы искусства. Итака: Корнельский университет angelaleePress, 1982.

Эта статья в основном посвящена тому, как Ингмар Бергман использует женщин в своих фильмах. В нем подробно обсуждается использование им женщин в его фильме «Плач и шепот». Он подсказывает понятие феминизма, сексуальности, любви, брака и т. Д. Он очень подробно описывает весь фильм, что замечательно.

Меллен Джоан, Бергман и женщины: «Плачет и шепчет». Фильм Ежеквартально Vol. 27, No. angelalee1. Осень 1973 г. Страницы 2-11. Калифорнийский университет Press.

Это текст для литературной критики 461.Ниже я буду обсуждать процитированные статьи.

Рихтер, Дэвид Х. Критическая традиция: классические тексты и современные тенденции. New angelaleeYork: Куинс-колледж Городского университета Нью-Йорка, 2007. Колодный, angelaleeAnnette. Танцы через минное поле: некоторые наблюдения по теории, практике и политике феминистской литературной критики., 1980.

Рихтер, Дэвид Х. Критическая традиция: классические тексты и современные тенденции. New angelaleeYork: Куинс-колледж Городского университета Нью-Йорка, 2007.Седжвик, ангелали, Ив Кософски. Гендерные исследования и квир-теория., 1986.

Это текст, в котором обсуждаются технические аспекты Ингмара Бергмана: его режиссерский стиль. Это также обсуждает его рассуждения о цвете, определенных сценах, крупных планах и т. Д. В его фильмах. Он обсуждает символизм на экране.

Саймон, Джон. Ингмар Бергман Режиссер. Нью-Йорк: Харкорт Брейс Йованович,

Inc, 1972.

Это автобиография Лив Ульманн. Она сняла десять фильмов с Ингмаром Бергманом; она также сняла фильм, сценарий к которому он написал: «Faithless.Ульман был любовником и музой Бергмана. Она также является матерью одного из его детей, дочери по имени Линн. Она много пишет о фильмах, которые она сняла с Бергманом, и о том, как жизнь имитирует искусство и наоборот.

Ульманн, Лив. Меняется. Нью-Йорк: Альфред А. Кнопф, Inc., 1976.

Томпсон, Растин. «Женщины Бергмана». Moviemaker.com. Журнал Moviemaker. 30 angelaleeJune 1997. Интернет 19 ноября 2009.

В этом тексте обсуждаются идеалы и идеи, лежащие в основе фильмов Ингмара Бергмана.Также обсуждается его шведская чувствительность и влияние.

Янг, Вернон. Cinema Borealis: Ингмар Бергман и шведский этос. Нью-Йорк: angelaleeAvon Books, 1971.

ПЛАКИ И Шепот | Пьесы и пантомимы

Бергман, Ингмар

Жанр: Драма

В ролях 4 мужчины 5 женщин

Длина Полный

Набор Интерьер

Лицензия World ex.Швеция

ISBN

Отель расположен в старинном особняке в Центральной Швеции начала 1900-х годов. Персонажи — три сестры и горничная. Две сестры, Карин и Мария, приехали навестить свою больную сестру, которая умирает от рака в возрасте 37 лет. За ней ухаживает ее горничная Анна, с которой она уже много лет живет одна.

На входе уже рассвет, и в доме громко тикают часы, слышны шепоты.Все номера оформлены в красных тонах. Мария, одетая во все белое, заснула в кресле. В соседней комнате Агнес просыпается перед новым днем ​​боли.

История состоит из сцен постепенного упадка и смерти Агнес и ее последствий, чередующихся с воспоминаниями о грезах или воспоминаниях женщин. Каждое воспоминание обозначается переходом в красный цвет. В одном из них Мария обнаруживает, что ее муж пытался нанести себе удар; она мало пытается ему помочь. Этой сцене предшествует беседа Марии с лечащим врачом Агнес.Второе воспоминание — Карин за ужином с мужем. За трапезой, которая проходит в тишине, она возится с рюмкой и разбивает ее. В спальне она использует осколок стекла, чтобы искалечить себя, порезав влагалище. Когда ее муж входит в комнату, она мажет лицо своей кровью. Другие сцены показывают разочарованную любовь Агнес к своей матери и воспоминания Анны о своей мертвой дочери.

Смерть медленная и мучительная. Когда она в сознании и относительно комфортно, сестры помогают ей причесаться и читать ей.Когда она терзает боль, две сестры избегают ее, и только Анна утешает ее.

Агнес похоронена двумя старухами. Служитель молится у ее постели, чтобы она ходатайствовала перед Богом за живых, прося Его благодати и смысла жизни.

После смерти Карин пытается сосредоточиться на практических вопросах. Мария ищет ее, и на короткое время сестры обнимаются. Позже Карин пытается разжечь это чувство, но Мария извиняется, говоря, что ее ждет муж.

Ночью после смерти Агнес Анна слышит слабые звуки, доносящиеся из комнаты Агнес. Когда она входит, она обнаруживает, что мертвая женщина плачет. Она вызывает обеих сестер, которые отворачиваются в отвращении и страхе. Анна забирается на кровать и берет тело на руки, создавая позу пьета. Страхи Агнес успокаиваются, и она наконец отправляется отдыхать.

После похорон сестры готовы к отъезду. Они обсуждают, что делать с Анной, и говорят ей, что она может выбрать сувенир из вещей Агнес.Ей ничего не нужно, но Мария сует ей в руку деньги. Она делает реверанс.

Конец — это воспоминание, в котором Анна читает дневник Агнес. Отрывок визуализируется с говорящей Агнес. Все четыре женщины вместе гуляют по парку. Три сестры сидят в кресле-качалке, и Анна осторожно ими покачивает. В момент прозрения Агнес заявляет, насколько она благодарна, что жизнь дала ей так много.

Крики и шепоты Blu-ray — Харриет Андерссон

ПРИМЕЧАНИЕ. Эти

Blu-ray было записано снимков.
взяты непосредственно из

Blu-ray диск.

Критерий

Блю рей
из

Cries and Whispers является частью
их 100 лет кинотеатру Ингмара Бергмана 30

Blu-ray Бокс
(рассмотрено, как незавершенное,
ЗДЕСЬ ).

Это новый перевод, обозначенный исходным текстом перед фильмом:

Цвета резко меняются — оттенки кожи становятся холодными и нормализуются, контраст —
превосходный с более чистыми белыми и более насыщенными уровнями черного, трава и другие
цвета намного более реалистичны и т. д.больше похоже на схему, экспортированную
DVD 2011 года. Техническая передача немного более надежна, но это
Кажется, что улучшение напрямую связано с исходным 35-миллиметровым негативным источником.

Тот же звук — линейный моно PCM с
необязательный английский DUB с потерями и необязательные английские субтитры. Дополнительно
точно так же. Новый

Диск Blu-ray также
БЕСПЛАТНО заблокировано.

Это огромное обновление для поклонников Бергмана.Этот новый 1080P делает
2015 год

Представление Blu-ray выглядит некорректно.
Еще одна сильная поддержка для
100 лет кинотеатру Ингмара Бергмана 30

Blu-ray Boxset .

ПРИМЕЧАНИЕ:
Да, согласно утечке, теперь мы можем подтвердить, что
это
Блю рей

набор БЕСПЛАТНЫЙ!

***

ДОПОЛНЕНИЕ:
Критерий — БЕСПЛАТНЫЙ регион —

Blu-ray —
Февраль 2015 ‘:
Во-первых, Cries and Whispers — это один из самых
истощение впечатлений от фильма, и я изо всех сил стараюсь дать
Полное описание обзора ниже, только что просмотрев его.

Изображение существенно отличается от Criterion’s
2001 DVD. Большая часть фильма в формате 1080P намеренно
красное смещение. Кожные тона значительно согреваются. Зерно
текстура удивительно плотная и даже на
двухслойная передача с максимальным битрейтом. Для
по большей части

Блю рей
визуальные эффекты показывают гораздо больше информации в рамке на всех 4
края.

Несжатый монофонический звук через линейную дорожку PCM, в
оригинальный шведский со скоростью 1152 кбит / с. Звучит достоверно
плоский, с четким диалогом. Конечно, нет
официально составленная партитура для Cries and Whispers ,
но у нас есть Сюита № 5 Баха для виолончели соло до мажор.
Минор, 4-й метр ‘Сарабанда’ в исполнении Пьера Фурнье и
Мазурка Шопена ля минор, соч.17/4 играет Каби
Ларетей. Критерий также включает стандарт Dolby
Цифровой английский вариант DUB в моно. Есть необязательные
Английские субтитры по региону A-lock

Диск Blu-ray.

На их

Критерий Blu-ray включает 7-минутное введение
Ингмар Бергман из репортера Мари Найрерод
интервью с директором СВТ Свенск Телевидение в г.
летом 2003 года на острове Фаро, где он
жил с 1967 года.В этом отрывке 85-летний Бергман говорит
около Плача и шепота . Есть новый, январский
2012, 20-минутное интервью с актером Харриет Андерссон,
дирижирует киновед Питер Коуи, где она рассказывает
о ее работе в Cries and Whispers . Есть
также 34 минуты бесшумного цветного закулисного просмотра
кадры, снятые во время постановки, с комментариями
Коуи. В новом видео-очерке режиссера 2014 года:: kogonada
исследует фильм «Крики и шепоты » режиссера Ингмара Бергмана,
фильм в трех частях.Он длится 12,5 минут и
в меню добавок называется « Solace ». Мы
также получите то же 52-минутное интервью, что и на
их DVD 2001 года под названием Ingmar Bergman: Reflections
о жизни, смерти и любви с Эрландом Джозефсоном из
2000, где Бергман разговаривает со своим давним соратником.
Есть трейлер, плюс в упаковке есть вкладыш.
буклет для заметок с эссе киноведа Эммы
Уилсон.

***

НА DVD: При первом просмотре
это изображение выглядит превосходно, но, рассматривая его под микроскопом, мы
обратите внимание на несколько минимально заметных манипуляций. Контраст, обычно
Отличительной чертой критерия является несинхронизация оттенка с отклонением от
от белого к черному — это довольно драматично — обычно я бы не стал беспокоиться, но
Я чувствовал, что темнота исключает некоторые важные детали, а белые цвета
буквально светится.Цвет кажется ярким, и очень крупные планы Бергмана
детализация немного противоречивой зернистости и шума. Есть английский ДАБ
поставляется с оригинальным шведским аудио и дополнительными английскими субтитрами.
Я чувствовал, что 52-минутное интервью с Бергманом и Джозефсоном того стоило.
только цена диска. Этот DVD выглядит очень хорошо, но не так кинематографично.
как и следовало ожидать. Тем не менее, это HD-источник и анаморфизм в соотношении
1,68.Никто не сделает этого лучше, чем это сделал Criterion. Обязательно владеть
для поклонников Bergman и всех любителей кино.

из
из

Гэри В.
Tooze

«Плач и шепот» Ингмара Бергмана выносятся на Criterion Blu-ray (видео)

Артхаус 1970-х был потрясен союзом секса и смерти, а его венчающая фигура родом из Швеции.Спустя более 40 лет «Крики и шепоты», выпущенные на этой неделе на Blu-ray Criterion, кажутся самым мрачным и славным творением Ингмара Бергмана. Три сестры (Лив Ульман, Ингрид Тулин, Харриет Андерссон) хандрит об усадьбе, а одна (Андерссон) лежит на смертном одре, проходя по темным коридорам, размышляя об ужасной неизбежности смерти и о тонкой природе веры.

В 1972 году король фильмов категории «B» Роджер Корман заплатил 75 000 долларов за права на фильм в США, получив «Оскар» в пяти номинациях, включая «Лучший фильм».Эта камерная драма с арками, возможно, самый злобный фильм Бергмана, завоевала малиновые образы давнего соавтора Бергмана Свена Нюквиста. «Плач и шепот» имели впечатляющие кассовые сборы. Он предлагал ключевой ингредиент привлекательности зарубежных фильмов: шокирующую сцену аномального сексуального насилия, которую нужно было просто увидеть, а потом и не увидеть.

Вот Роджер Эберт:

«Бергман никогда не снимал такого болезненного фильма. Увидеть это — значит прикоснуться к крайностям человеческого чувства. Это настолько личное, настолько проникающее в уединение, что нам почти хочется отвести взгляд.«Персона» (1966) указывает на это, особенно с использованием крупных планов, чтобы показать тайну личности; ни один другой режиссер не сделал большего с человеческим лицом. Как если бы «Крики и шепоты» 1972 года положили конец его попыткам залечить рану своих страданий; его более поздние фильмы возвращаются к большему реализму, более разумным воспоминаниям о его жизни и неудачах (поскольку ни один режиссер не является более автобиографичным) ».

Винсент Кэнби:

«Ничто из того, что Бергман делал раньше, не подготовит вас к« Крикам и шепотам », кроме как в сравнительно поверхностном смысле.Как и все его недавние работы, он всегда осознает то, что я не решаюсь называть его кинематографичностью. Последовательности начинаются и заканчиваются портретами рассматриваемого персонажа крупным планом. Цветовая программа фильма призвана привлечь к себе внимание — красные интерьеры, любовь к белым костюмам, которая настолько настойчива, что появление серого платья кажется ужасным предзнаменованием, периодичность растворяется в пустом красном экране. ”

“Cries and Whispers” также транслируется на Hulu. Также посмотрите последний фильм Лив Ульман в роли режиссера «Мисс Джули», леденящую кровь экранизацию пьесы Стриндберга с Джессикой Честейн в главной роли.

ПОДРОБНЕЕ: Пять великих коллабораций между Ингмаром Бергманом и Лив Ульман

Подпишитесь: Будьте в курсе последних последних новостей кино и телевидения! Подпишитесь на нашу рассылку новостей по электронной почте здесь.

New ‘Cries and Whispers’ Бергмана

Расположенный в тихом осеннем парке красивый шведский особняк 18 века, каждая комната которого оформлена в красных тонах. Стены, коврики, драпировки, даже одеяла в спальнях.В зависимости от освещения красный цвет может выглядеть темным, как засохшая кровь, или ярко-алым, как новая азалия. Время на рубеже веков, в конце долгой ночи. Агнес (Харриет Андерссон) просыпается, нервно мотает головой из стороны в сторону на подушке, затем встает с постели и идет к своему столу. В своем дневнике она пишет: «Раннее утро понедельника, и мне больно».

Так начинается великолепный, трогательный и очень таинственный новый фильм человека Ингмара Берга «Крики и шепоты» с такой резкой направленностью, что кажется, что он имеет ясность чего-то, увиденного сквозь лихорадку.Все чувства были усилены до сверхъестественной степени. Страхи, пожелания и подозрения, о которых не говорится, время от времени шумят по дому, как ветер. Мы даже можем слышать только что умершие разговоры, отдаленно и несколько укоризненно, невзирая на скорость, с которой наступает физический распад.

Агнес, около 30 лет, не замужем, и ей нечего показать, кроме довольно обычных акварелей. цветов, медленно и с большой болью умирает от рака.

Ее сопровождают ее старшая сестра Карин (Ингрид Тулин), нарисованная, рассерженная женщина, замужем за дипломатом, которого она ненавидит; ее младшая сестра Мария (Лив Ульманн), необыкновенная красавица, также вышла замуж, но не ограничена во внебрачных связях, которые помогают скоротать время; и Анна (Карл Силуэй), крестьянка с круглым невыразительным лицом, которая, вероятно, моложе Агнес, но действует для нее как лесная мать.

Когда Агнес просыпается ночью от боли, это Анна залезает в кровать, обнимает ее и ласкает, пока она снова не засыпает.

Ничто из того, что Бергман делал раньше, не подготовит вас к «Крикам и шепотам», кроме как в сравнительно поверхностном смысле. Как и все его недавние работы, он всегда осознает то, что я не решаюсь называть его кинематографичностью. Последовательности начинаются и заканчиваются портретами рассматриваемого персонажа крупным планом. Цветовая программа фильма призвана привлечь к себе внимание: красный цвет внутри, любовь к белым костюмам, столь настойчивая, что появление серого платья кажется ужасным предзнаменованием, периодичность растворяется в пустом красном цвете. экран.

Все это просто методы, с помощью которых Бергман драматизирует состояния ума, которые редко предпринимались, а тем более достигаются за пределами письменной художественной литературы. Боюсь, он многое сделает из того факта, что «Крики и шепоты» перемещаются, как и «Персона», в реальность и фантазию и выходят из них, не имея легкого определения ни того, ни другого, хотя теперь должно быть очевидно, что все, что мы видим в Человек Берг «реален» в той мере, в какой мы его видим и что он имеет значение для персонажей и для нас.

Действие фильма — «Три сестры» Бергмана, действие которого происходит не в каких-либо узнаваемых провинциях, а в трех пересекающихся пустошах души.По случаю смерти Агнес три сестры снова ненадолго собираются вместе, и каждая ложь уже достигла своего пика. Каждый жаждет такого общения, которое у них могло быть или не быть в детстве, хотя они помнят, что у них было такое общение. Каждый понимает, что теперь это невозможно.

Мария (мисс Ульманн, которая здесь одна из величайших красавиц мира) более или менее соблазняет охваченную чувством вины Карин поверить в то, что они двое могут вернуть себе близость своей юности; затем на следующий день она забывает данные обещания.После ее смерти Агнес умоляет Карин помочь ей, пока — я полагаю, можно сказать — она ​​не перейдет на другую сторону. «Я жива, — кричит Карин, — и я не хочу иметь ничего общего с твоей смертью!»

Поскольку Бергман — мужчина, который любит женщин, не отождествляя себя с ними, его фильм полон чудес и домыслов, которые испытывает турист в чужой стране, которую он хорошо знает, но никогда не будет его собственной.

Только Бергман, я думаю, мог уйти от сцены, в которой Карин поднимает кусок разбитого бокала и режет себе гениталии, чтобы насмехаться над мужем своей кровью.И только Бергман мог ощутить смесь юмора и грусти, наполняющую сцену, в которой бывший любовник Марии, местный врач, теперь уже достигший средних лет, держит Марию перед зеркалом и наносит на карту крошечные линии, обозначающие их пользу. Путешествие Марии в лень и праздность.

Фильм «Плач и шепот», который вчера открылся в Кинотеатре I, нелегко описать или пережить. Он стоит особняком и уменьшает почти все остальное, что вы, вероятно, увидите в этом сезоне, до размера небольшой золы.

Плачет и шепчет: ИССЛЕДОВАНИЕ БЕРГМАНА В АЛОМ — Обзор Холлис Альперт

от Холлис Альперт

В последнем фильме Ингмара Бергмана « криков и шепотов» преобладают красные тона, и с самого начала его производства он не раздумывая объяснил, почему это так. Он сказал, что ему приснился сон, и во сне он увидел группу женщин, одетых в белое, которые шептались вместе в комнате, полностью залитой красным.
Бергман, конечно, не чужд театральности, и такие публичные заявления, которые он часто делает, кажутся рассчитанными на то, чтобы подогреть аппетит публики к его фильмам.Прежде чем приступить к производству Криков и Шепотов, он собрал свою команду кинопроизводителей для специального брифинга для прессы, где он и его звезды неформально сидели на низкой сцене. Камеры щелкали и жужжали, и главный режиссер показал себя способным на остроумие и возражать. Однако он не раскрывает тайны своих работ, оставляя их открытыми для бесконечных толкований и неверных толкований. Фактически, некоторые критики, такие как Сьюзан Зонтаг и Джон Саймон, используют его фильмы для собственных длинных сценариев, которые, если бы когда-либо были сняты в фильмах, вероятно, утомили бы зрителей до исчезновения.
Вероятно, первое правило его фильмов (и это относится к Cries and Whisper s) состоит в том, что они не предназначены для того, чтобы быть предельно ясными в фактическом и рациональном смысле. Сюжет всегда есть, да; но не всегда есть традиционное решение. Иногда так называемая мечта и так называемая реальность сливаются, но это происходит потому, что Бергман предпочитает опускать знакомые кинематографические знаки препинания и грамматику, такие как растворение и исчезновение. Или он может изобрести свою собственную пунктуацию, как он это делает в Cries and Whispers. Здесь отдельные или связанные сцены просто разделены пустыми рамками красного цвета. Действие фильма разворачивается почти как в сказке; и, если это помогает понять это, воспринимайте это как кинематографическое изображение осознанного сна Бергманом, которое он разгадал на основе ключей спящего сна.
История или драма — это тот вид, который впервые был рассказан словами и, возможно, мог быть показан на сцене. Но рассказывая это словами, просто описывает фильм; когда увидишь, это станет потрясающим опытом.История буквально требует пленки для полного эффекта, и это основной тест, который проходит Cries and Whispers , прежде чем его можно будет причислить к одному из величайших.
Cries and Whispers начинается с торговой марки Bergman: часов. Это позолоченные часы в стиле рококо, и камера с любовью изучает их детали, в то время как они мягко тикают, звенят и звенят, как будто время и его тайны имеют решающее значение в этой истории. Затем нас проводят по комнатам, всегда меблированным, обитым и оклеенным обоями в алых тонах, и мы встречаем в этот момент обитателей загородной усадьбы.Хозяйка — Агнес (Харриет Андерссон), умирающая женщина тридцати семи лет, и ее сопровождает Анна, тихая и верная служанка. Две замужние сестры Агнес, Карин и Мария (Ингрид Тулин и Лив Ульманн), приехали к ней в последние дни ее жизни. Именно природу этих четырех женщин, назовем их душами, Бергман исследует во время последнего испытания Агнес; Я не знаю такого интимного и чувствительного исследования женской психики, которое до сих пор проводилось в кино.
Это было бы почти невозможно без качества исполнения, полученного от трех актрис, давно знакомых по фильмам Бергмана, и одной новой (Кари Сильван), которые демонстрируют уровни чувств и эмоций, которые заставляют вас чувствовать, что в их личную жизнь вторглись.Агнес Харриет Андерссон будет считаться одним из величайших спектаклей. Она безжалостная дева, смотреть на последнее испытание которой утомительно. Воспоминания переносят ее в прошлое, в котором ее прекрасная мать (снова Лив Ульманн) позволяет ей лишь мимолетные моменты близости, контакта. На снимке ненадолго появляется мисс Ульманн и маленькая дочь Бергмана Лин.
Ее старшая сестра Карин замужем за стареющим дипломатом. У нее пятеро детей, и она наполнена ненавистью к себе, отвращением и ненавистью к своему мужу и гневом против того, что дала ей жизнь.Младшая сестра Мария также замужем, имеет пятилетнюю дочь и унаследовала красоту матери и, предположительно, ее эгоцентризм. В осенней обстановке на открытом воздухе и в темно-красных интерьерах они последний раз в жизни вступают в близкий контакт друг с другом и сталкиваются с ужасами смерти. Период, как можно догадаться, — это рубеж веков; усадьба тоже умирает, и шепот и крики, которые снова пробуждают ее к жизни, исчезнут вместе с исчезновением Агнес.
В этом нет ничего очень странного или поразительного (хотя все это прекрасно сфотографировано и детализировано), но теперь мы подходим к действительно бергманскому материалу.Видения Бергмана в предыдущих фильмах сводились к фантастическому, волшебному, мистическому, а иногда и ужасающему. Эти элементы также присутствуют в Cries and Whispers в виде прерывистых эпизодов, которые мы можем принять за воображение, но представлены как буквальные. У Марии, например, когда-то был незаконный роман с доктором, который сейчас обслуживает Агнес. Вспоминая предыдущую встречу с ним, мы узнаем, что она вызвала подозрения у мужа. Переходит к крику о помощи из кабинета мужа — этот дом или ее собственный? Она находит его с кинжалом, самоубийственно вонзившимся ему в живот.
В другом эпизоде ​​мы находим Карин за ужином со своим мужем-дипломатом. Во время еды она переворачивает и разбивает тонкий бокал для вина. Затем, после обеда, когда она готовится в своей спальне к ненавистной работе перед сном с мужем, мы обнаруживаем, что она принесла с собой острый фрагмент разбитого стекла. Она использует его, чтобы ранить и испортить свои половые органы.
Но самое странное связано с Анной, служанкой. Между ней и Агнес уже был намек на сексуальные, а также материнские чувства.Но теперь Агнес лежит мертвая, и Анна слышит, как мертвая женщина плачет и зовет Карин. Две сестры, оцепеневшие, по очереди навещают ее: Карин раскрывает свое отвращение, Мария — свой страх. Наконец, именно Анна прижимает голову мертвой женщины к обнаженной груди. Если эти сцены происходят в воображении или снах женщин, намерение Бергмана достаточно ясно: это еще один слой сдержанности и защиты, убранный как дальнейшее раскрытие его женских душ.
Бергман дает нам момент покоя и красоты перед тем, как экран погаснет.Мы снова встречаемся с Агнес в саду дома. Она счастлива, потому что приехали ее сестры. Сестры идут среди высоких деревьев, их листья желтеют и спускаются на землю. Каждый одет в белое и носит белый зонтик. С ними Анна, ее плечи покрыты белой шалью. Это грустный сон, кажется, нам рассказывает режиссер, но в нем бывали и счастливые моменты. На экране последний заголовок: «И так стихают шепот и крики».
А как насчет использования этих красных тонов повсюду? В чьих-то руках это могло показаться претенциозным тщеславием.Но не здесь: декор, цвет и костюм слились воедино в стильное визуальное представление. Здесь нет ненужных битов, но создается эффект богатства. Звук используется экономно; единственная музыка — это глубокие тона одиночной виолончели. Именно Бергман-мастер делает полную оркестровку, и это делается так, как может только мастер.

Мир, 5 декабря 1972 г.

CNP представляет текущие выступления Cries and Whispers

Событие 19 — 21 февраля 2021 г.

Центр новых представлений CalArts (CNP) фактически представляет две незавершенные демонстрации своей последней постановки, театральной адаптации фильма Ингмара Бергмана 1972 года Плачи и шепоты , в пятницу, фев.19 и суббота, 20 февраля. В воскресенье, 21 февраля, состоится панельная дискуссия с творческой группой.

Cries and Whispers направлен Женевьевой Фаулер (Theater MFA 21) и включает музыкальную композицию исполнителя-композитора, преподавателя DMA Чонхён Чжу. Производство CNP представляет собой переработку новаторской шведской драмы Бергмана, в которой исследуются темы страданий, веры и женской психики. Из CNP:

В радикальном переосмыслении основополагающего фильма режиссер Женевьева Фаулер создает пороговое пространство памяти, в котором родословная, истории и личная линза расширяются, информируют и освобождают могущественных женщин мира Бергмана.Благодаря оригинальной композиции известного исполнителя haegeum и композитора Чон Хён Джу, это международное сотрудничество переносит зрителя в сказочную среду благодаря глубокому прослушиванию, коллажу и индивидуальному опыту исполнителей.

В состав творческой группы постановки входят многочисленные жители Калифорнии, в том числе:

• Ликунь Цзин (Театр МИД 21): Актер (Карин)
• Адам Пельтье (Театр МИД 21): Актер (Мужчина)
• Натали Фергюсон (Театр МИД 21): Художник-постановщик / видеооператор
• Ювэй Ху (Театр МИД 23 ): Художник по костюмам
• Кристиан В.Мехия (Театр MFA 21): Художник по свету
• Эллиот Йокум (Театр MFA 21): Звукорежиссер / звукооператор
• Кэтлин Фокс (Art MFA 21): Видеодизайнер / видеооператор
• Джорди Мари Риппон (Театр MFA 22): Режиссер-постановщик
• Алкис Николаидес (музыкальный MFA 18): гитарист
• Hyun-min Lee (фильм / видео BFA 07): видеооператор

Cries and Whispers стал возможен благодаря финансированию Совета по делам искусств Кореи и представлен по специальной договоренности с Dramatists Play Service, Inc.